Лаборатория

– И что, - спрашивает Шуберт, - чем дело кончилось?

– А дело, - говорит Штраус, - кончилось штрафом. Мимо, на мою беду, проходил полицейский, и видя такое смятение и несимметричность на лице господина противной наружности, определил его пострадавшей стороной в нашем конфликте. И выписал мне штраф. Ваша, говорит, как фамилия будет? Я ему отвечаю, Штраус. Господин Штраус, говорит он, выписываю вам штрафус! И смеется, будто скаламбурил. А этот господин противной наружности тоже вдруг засмеялся и говорит, мол, что на роду было мне написано штраф за ус оплатить. Но я смеяться с ними не стал, а пошел сразу к тебе, новостью поделиться.

– А у меня, - говорит Шуберт, - вот какая новость. Пошел я давеча к портному пальто зимнее кроить, а он мне и заявляет: вам, говорит, господин Шуберт, пальто при вашей фамилии ни к чему. Вам, говорит, настоятельно рекомендую приобрести хорошую шубу! И хохочет, экий остряк нашелся!

Тут вдруг раздался громкий стук в дверь дома композитора Шуберта на Кеттенбрюккенгассе. Даже не просто стук, а мощные удары: бах! Бах! Бах!

Композиторы, конечно, сразу поняли, что в гости к ним пришел их знакомый композитор Шопен, потому как композитор Бах к тому времени уже лет семьдесят как помер.

Открывают они, значит, дверь, и видят перед собою Шопена, одетого по последней моде всех английских денди и держащего в руках мощную трость, которой он, значит, в дверь-то и колошматил. И рассказывает им Шопен, что буквально на днях вернулся он из путешествия по Англии. Многое он, конечно, повидал в Англии, и многое произвело на него впечатление, но более всего ему понравилась национальная английская забава, известная как шоппинг. До того, говорит, в Лондоне много всяческих shops, что жители столицы английской целый week-end могут провести, переходя из одного shop в другой shop, потому и название придумали этой забаве - шоппинг. И он сам тоже решил шоппингом заняться и вполне в этом деле преуспел, купил себе прекрасных вещей знаменитого английского сукна да впридачу дубовую трость.

Тут Штраус с Шубертом переглянулись, и Шуберт говорит Шопену:

– А что, друг Шопен, кто надоумил тебя заняться этим шоппингом?

– Ты знаешь, - отвечает тот, - не кто иной, как гостиничный портье. Когда я вселялся в номер своей гостиницы на улице Пэлл-Мэлл, недалеко от Букингемского дворца, портье задал мне несколько обычных вопросов. Спросил мою фамилию, надолго ли я приехал, буду ли я заказывать завтрак в номер и всякое такое, а потом говорит мне, мол, мистер Шо'пин, ай рекомменд ю ту гоу шоппинг. И даже не улыбнулся, зараза.

Любовь - всего лишь химия

"Любовь - всего лишь химия" - написал Евгений и задумался. Первая строчка будущего стихотворения пришла к нему быстро, можно даже сказать, спонтанно. Сегодня, когда он ехал в метро с учебы, на одной из станций в вагон вошла девушка и встала рядом с ним. Запах ее духов не то, чтобы вскружил Евгению голову, но, хм... приятный, в общем, был запах.

Конечно же, на следующей остановке девушка вышла, а Евгений поехал дальше, но запах он запомнил так хорошо, что даже принес этот запомненный запах домой. Нельзя сказать, что девушка пахла так сильно, что ее запах пропитал одежду Евгения, нет. Видимо, просто у него была хорошая обонятельная память. Бывает же зрительная и слуховая, так почему бы не быть обонятельной. Увидел человек что-то, что произвело на него впечатление, закрыл глаза - а перед глазами оно, это самое что-то. Так же и здесь, только глаза можно не закрывать.

Поскольку Евгений не был профессиональным дегустатором запаха, он не мог описать его словами. Он не знал, что было смешано в этом запахе - розовое масло, миндаль или, может быть, лаванда. Просто запах был приятный. "Занятно", - подумал Евгений.
– "Как будто влюбился я в этот запах. Девушку даже не разглядел толком, а в запах влюбился. Химия вскружила голову человеку. Что там за духи такие? А может, это ее личные феромоны виноваты. Известно же, что женщины весной источают феромоны для привлечения самцов своего вида".

Тут, собственно, ему в голову и пришла строчка, которую он записал в тетради по линейной алгебре, открыв ее с обратной стороны. Тетрадь была толстая, и Евгений записывал в ней лекции уже второй семестр подряд. Учебный год подходил к концу и тетрадь тоже заканчивалась. Все эти матрицы и линейные отображения не вызывали в душе у Евгения никакого отклика, поскольку пользы от них он не видел, но старался учиться хорошо просто потому, что так привык.

Теперь нужно было закончить стих, а для этого нужна была рифма к слову "химия". После пары минут раздумий пришло слово "линия", а потом "синяя" и даже неожиданно "пни меня". Евгений полагал, что сможет написать стишок про запах хотя бы на четыре строчки и принялся грызть ручку, смотреть в потолок и черкать в тетради.

Любовь - всего лишь химия,

Твой запах помню я,

Давай скорее пни меня,

Дурь выбей из меня!

Ну что же, получилось весело и местами даже оригинально. Но душа Евгения требовала романтики. Лирической романтики. Поэтому было решено взять другую рифму.

Любовь - всего лишь химия,

Я помню запах твой,

В метро на красной линии

Я сел в вагон с тобой.

Получилось одновременно лирично и реалистично. Лирический реализм. Главное, не произносить "лирический реализм" вслух, а то можно сломать язык. Оставалось попробовать со словом "синяя". Промучившись минут пятнадцать, Евгений понял, что лучше предыдущего уже не получится:

Любовь - всего лишь химия,

Твой запах помню я,

Глаза, как небо, синие,

И больше ничего.

Пасхальная история

Гитарист Сережа возвращался с репетиции. Он был высок, костляв, носил длинные волосы, косуху и гитару в потертом чехле. Было поздно и темно, под ногами брызгали лужи и иногда чавкала грязь. Сережа шел короткой дорогой через дворы в общагу. Все гопники в это время обычно уже спали, а если кто не спал, то шлялся по центральной улице и в грязные дворы не совался. Так что путь был хотя и грязным, но безопасным. Главное было - смотреть под ноги, что Сережа и делал.

Завернув за угол дома, он вышел на относительно сухую тропинку, проходящую между кустами сирени. Он не обращал особого внимания на пьяное чертыханье, раздававшееся оттуда, но вдруг кусты затрещали, и перед ним на тропинку вышел, пошатываясь, мужик.

– Слышь, закурить не найдется?
– спросил мужик пьяным голосом.

– Нет, - сказал Сережа и попытался обогнуть мужика.

Мужик схватил его за рукав.

– Да погоди, ты куда?
– начал было мужик.

– Домой, - сказал Сережа, освободил руку и пошел дальше.

– Сережа!
– крикнул мужик ему вслед.
– Ты чо такой дерзкий! У тебя так ни хрена тэппинг не получится! И вообще, научись сначала арпеджио играть!

– Чо?
– сказал Сережа, от удивления остановившись.

– Чо слышал!
– сказал мужик.

– Мужик, ты кто такой вообще?
– спросил Сережа.

– Вот так ну-ты!
– сказал мужик.
– Чо, своих не узнаешь?

– Николай Иваныч?
– неуверенно спросил Сережа.

– А, признал-таки, гитарист хренов! Не зря я, выходит с тобой, дурнем, целых полгода занимался. Так ты, подлец, арпеджио и не освоил. Когда ж ты за ум-то возьмешься? Ведь невозможно же слушать, как ты лабаешь. Ты мне вот что скажи, ты почему сегодня на первой песне соло залажал? И ладно бы, просто залажал, а то так залажал, так залажал, ну просто невозможно!