Lai`a Gol
Шрифт:
Лея почувствовала, как его пальцы, ставшие вдруг необыкновенно холодными, нежно поглаживают кожу её лица. Наверное, ничего не получится, разочарованно подумала она, и вдруг ощутила его присутствие в своих мыслях. Это было совсем лёгкое, осторожное сканирование, в котором не было ничего интимного или личного — просто поверхностный телепатический контакт. Словно лёгкий морской ветер…
— Мне остановиться? — спросил Сорел, чувствуя, что она хочет что-то сказать.
— Нет, — она засмеялась. — Это так… необычно.
— Необычно? Что ж, хорошо, что только это, — он вздохнул и положил на её лицо вторую руку, усиливая контакт.
Внезапно всё изменилось. Сознание Сорела натолкнулось на встречный блок. Девушка схватила его за запястья рук, но тут же отпустила,
В этом действительно нет ничего страшного.
Она положила руки на лицо Сорела, располагая пальцы так, как её учили на уроках телепатической связи. Несмотря на то, что она никогда не принимала участия в практических занятиях, память на теоретическую часть оказалась удивительно точной. Лицо Сорела потемнело, зрачки расширились, отчего его серые глаза стали практически чёрными, и он провалился в водоворот чужих мыслей и чувств. Блок исчез. Больше их ничто не разделяло.
В ту же секунду ему стало понятным всё, что ставило в тупик на протяжении долгих четырёх лет. В том числе и то, почему ему так хотелось быть рядом с ней, хотя она не была взрослой даже по меркам своей собственной расы. Он увидел ослепительный росчерк белого огня, расколовший пополам синее небо и всю её жизнь, жаркую пустыню, убийственный свет Эридана и свой ужас от того, что с ними происходило. Нет, не свой… её ужас. И необъяснимое знание того, что всё закончится благополучно — знание пришедшее из ниоткуда, из той призрачной сферы, что перенесла их в этот мир — мир-которого-нет. Забыв о своём обещании, он невольно потянулся вперёд, чтобы увидеть тот, другой мир, в котором все они были только смутным предвидением грядущей эры поколений. Мир, который существовал до Вулкана, мир по ту сторону. Внезапно что-то невидимое, какой-то барьер, не имеющий к Лее никакого отношения, встал на его пути яростной стеной отчуждения и чужой боли. Он вскрикнул и отдёрнул руки от её лица.
— Не смотри, — тихо сказала Лея, возвращая его руки обратно. — Просто не смотри — и всё. Живому нечего делать в мире мёртвых, поверь мне.
— Я никому не скажу, — прошептал он, открывая перед ней своё сознание. — Никогда. Что бы ни произошло.
Его сознание было… одиноким. Последние тёплые воспоминания оставались где-то далеко за чертой его взрослой жизни, а повзрослеть Сорелу пришлось очень рано. Телепатическая связь с матерью давала ему чувство уюта и защищённости от внешнего мира, который постоянно вторгался в его жизнь в лице Саллиена и его матери. Саллиен часто закрывал своё сознание от маленького сына — вероятно, боялся, что тот почувствует его разочарование и тоску несбывшейся надежды, а Т'Ра даже и не пыталась наладить с ним контакт подобного рода. Смерть маленькой подруги, катастрофа, унёсшая жизни родителей и второй невесты, разрыв с Т'Киа… всё это, в конечном счёте, породило в нём интуитивное стремление избегать каких бы то ни было привязанностей. Это не составило особого труда, однако мир вокруг него подолжал жить и развиваться по своим законам, и было невозможно оставаться прежним, пребывая в его границах. Дастин Ривз заменил ему отца, Сарэк и Аманда — собственный клан, а потом он встретил её…
Оставалось что-то ещё. Что-то, закрытое даже от тех, кому он доверял, словно самому себе. Что-то, связанное с его отцом…
Нет!!!
Сорел убрал руки с её лица.
— Не надо, — мягко сказал он. — От таких знаний я бы и сам с радостью избавился, и уж тем более не хочу взваливать этот груз на тебя. У тебя свои секреты, у меня — свои, и не будем больше об этом.
— Как скажешь, — безмятежно ответила Лея. — Хотя я и не думаю, что твоя тайна так ужасна, как ты это сам себе выдумал, можешь хранить её и дальше, если тебе от этого легче.
Сорел убрал её руки со своего лица и прислушался к своим ощущениям. Что-то изменилось.
Мне тоже так кажется, эхом донёсся до него
её ответ, и Сорел пришёл в ужас, осознав, наконец, что произошло.— Не хотелось бы тебя пугать, но, по-моему, мы установили Узы, — медленно произнёс он, глядя ей в глаза. — Что будем делать?
— А разве надо что-то делать? — удивилась она.
— Я никогда в жизни не умел устанавливать Узы сам, — он покачал головой. — Всегда помогал священник. Поверить не могу…
— Тебе хочется, что бы всё было по-прежнему?
— Нет, — ответил он и закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. — Так гораздо лучше. Спокойнее… Но эту связь всё равно придётся убрать — я не имел права привязывать тебя к себе, как бы мне того ни хотелось.
— Не делай этого, — она начала расстёгивать пуговицы на его кителе. — Во всяком случае, не сегодня.
— Что ты делаешь?! — он удержал её руки в своих.
— Пытаюсь быть последовательной в своих действиях, — она приложила ладонь к его горящему лицу. — Тебе это нужно, Сорел.
— Ничего страшного, я переживу, — нахмурился он. — Вовсе необязательно под влиянием эмоций делать то, о чём придётся сожалеть всю оставшуюся жизнь.
— Лично я ни о чём сожалеть не собираюсь. Конечно, мы оба можем сделать вид, что ничего необычного не произошло, пожелать друг другу спокойной ночи и разойтись по разным комнатам, но боюсь, в таком случае, отсюда придётся предварительно убрать все бьющиеся предметы.
— Мне и раньше приходилось брать под контроль эмоции подобного рода, так что я справлюсь. И вообще, хорошие маленькие девочки так не поступают.
— Сорел, боюсь, что ни одно из перечисленных тобой определений не имеет ко мне никакого отношения, причём уже очень давно.
— Ты этого не сделаешь!
— Ещё как сделаю, — ответила она, покончив с застёжками на его кителе. — Потому что это будет логично.
— Но, Лея, — сказал он уже не так уверенно как прежде. — Тебе же всего шестнадцать лет…
— Ты не хуже меня знаешь, что это не так, — она пожала плечами и занялась пуговицами на его рубашке. — Боже мой, того, кто придумал все эти петли, надо повесить на рее, — её руки скользнули по его груди, лишая последних способностей думать логично… вообще о чём-либо думать, если честно. — Сорел, я люблю тебя. Всё остальное не имеет для меня никакого значения. Конечно, если я тебе совершенно безразлична…
Она сняла с себя майку и отбросила её в сторону.
Совершенно безразлична? Он искренне попытался внушить себе, что это действительно так, что, учитывая все обстоятельства, было, по меньшей мере, затруднительно, и сдался. Он всё-таки не только вулканец, но и мужчина. Впервые в жизни девушка пришла к нему не только потому, что он находился в том самом замечательном состоянии, вывести из которого — священный долг и прямая обязанность любой уважающей себя необещанной вулканки; и не для того, чтобы просто развлечься, как это было свойственно большинству земных девушек, с которыми ему доводилось встречаться на «Худе». На этот раз он был действительно нужен — не на час, не на день, а на всю оставшуюся жизнь. Остатки логики истерически намекали ему на то, что всё происходящее следует прекратить, потому что оно противоречит законам его родины; но более древняя природа эгоистического существа Дореформационного Периода диктовала совсем другое. И сил на споры с ней оставалось всё меньше и меньше.
— Я люблю тебя, — сказал он по-английски, потому что в родном языке просто не было слов, отражающих его состояние.
— Я знаю, — откликнулась она перед тем, как поцеловать его.
Сорел ответил ей со всем отчаянием обречённости, так как знал, что играет против правил. Привычный мир вокруг него рушился, разлетаясь на миллионы сверкающих осколков; и эти осколки падали в бездну, наполненную адовым огнём. И он сам падал вместе с ними.
Сорел проснулся на рассвете от того, что Лея повернулась в его объятиях, устраиваясь поудобнее. Он с нежностью вгляделся в черты её лица, постепенно примиряясь с фактом произошедшего. Так получилось, что этой ночью они послали вулканскую мораль в те далёкие места, о которых известно лишь некоторым земным нациям, и теперь ему предстояло расплатиться за это.