Лакомый кусочек

Он целует меня, чтобы убрать этот взгляд с моего лица, и я растворяюсь в нем, на мгновение забывая, что мы связаны, пока не раздается стук в дверь. Дин бросает на меня взгляд, который говорит, что ему жаль, но все, о чем я могу думать, это о том, что, по крайней мере, рядом есть одеяло, которое он смог схватить.

— Входи, — говорит Дин, и в его голосе нет и намека на поддразнивание.

Входит мужчина, которого я раньше не видела, но по его костюму могу сказать, что он, должно быть, тоже был на свадьбе. Он выглядит шокированным, а я, по сути, не ханжа, но это смущает. Я потеряла девственность всего несколько мгновений назад.

— Что за…? — он замолкает, потому что не знает, что сказать, но я замечаю, что он отводит от меня взгляд. Слава Богу.

— Окей, давайте просто покончим с неловкостью, — говорит Дин. Я знаю, что он пытается отнестись к ситуации легкомысленно, но его тон по-прежнему скованный. Я чувствую это по напряженным линиям его тела. — Никки, это мой кузен Хэнк. — Он кивает в сторону своего брата. — Хэнк, это моя девочка, Никки.

— О, даже не думай об этом. Я определенно не твоя девочка. — Я свирепо смотрю на него. Прямо сейчас я понятия не имею, кто мы, но сейчас не время и не место делать заявления. И все же я не могу заставить бабочек порхать у меня в животе.

— Послушай, братец, я ценю твой звонок, но это не для меня, — говорит Хэнк, поднимая руки и отступая на шаг назад. О, мой Бог. Он думает, что Дин зовет его на секс втроем! С чего бы его кузену вообще так думать, если Дин — девственник? О, Боже, он что, врал мне?

— Серьезно, Хэнк? Думаешь, я позвал тебя на тройничок? — кричит Дин. В его глазах вспыхивает гнев, прежде чем он снова берет себя в руки. Он не лгал мне.

— Объясни мне, что, черт возьми, происходит, — просит Хэнк, стараясь смотреть куда угодно, только не на нас двоих.

— Итак, когда учился в колледже, я проиграл пари… — начинает Дин.

— Быстрее, — требует Хэнк, которому, очевидно, так же неловко, как и нам.

— Мой пирсинг застрял где-то внутри нее, и я не могу вытащить. — Хэнк переводит взгляд на Дина, и я натягиваю одеяло на лицо, потому что не знаю, чего мне сейчас хочется — смеяться или плакать.

— Подожди. Кажется, я неправильно расслышал, — говорит Хэнк сквозь сдавленный смех.

— Почему земля не может разверзнуться и поглотить меня? — бормочу я под одеялом.

— Послушай, я не могу вызвать 911 на свадьбу и испортить день Ричу и Алише. Ты должен помочь нам добраться до больницы.

Реальность начинает проясняться, и Дин прав. Нам придется поехать в больницу.

— Дин, какого хрена? — теперь Хэнк тоже выглядит раздраженным, и я его не виню.

— Хэнк, если бы у меня был другой вариант, я бы им воспользовался. Но я уверен, что пирсинг застрял у нее где-то внутри.

— Это моя ВМС, — отвечаю я, прячась под одеялом. Мне поставили ее около года назад, и я понятия не имела, что такое может случиться. Не помню, читала ли я об этом в брошюре.

— Подожди, ты на контроле? Ага, со мной это не сработает, нахалка.

Я стягиваю одеяло с головы. Кажется, он больше всего разозлился из-за моей ВМС.

— Перестань называть меня так. — Я бросаю на него свой лучший взгляд, от которого большинство людей разбегаются в разные стороны. Только не Дин. Этот взгляд не имеет над ним власти, и он не отступает. Черт возьми, мне это в нем тоже нравится.

— Все, что я услышал, это то, что ты не против убрать эту штуку. — У меня чуть глаза на лоб не полезли. Не могу поверить, что он это сказал.

— Если бы ты просто перестал быть твердым, все прошло бы, и ты смог бы выйти, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

— И как, черт возьми, ты думаешь, это произойдет? Я внутри этой теплой, мягкой киски, которую только что лишил вишенки, а потом ты кончила вокруг меня!

— Дин! — кричим мы с Хэнком одновременно.

— Что? — он гордо пожимает плечами. — Я стану мягким только тогда, когда кончу в тебя, а я не могу пошевелиться.

Я сжимаюсь вокруг его члена, моему телу нравится эта идея. Когда Хэнк говорит, я вспоминаю, что мы не одни. Никогда не пойму, как я забыла, черт возьми. Дин обладает какой-то странной властью над моим телом.

— Ладно. — Хэнк потирает переносицу. — Мне нужно либо выйти, либо забрать вас отсюда и отвезти в больницу.

— Выйди! — кричит Дин.

— В больницу! — кричу я в тот же момент.

Мне нужно на мгновение отвлечься от Дина и всех остальных. Я не могу заниматься сексом, пока кто-то ждет, чтобы убедиться, что все прошло хорошо. Хэнк достает телефон и звонит.

— Ладно, похоже, мы займемся вариантом номер два. Дин, тебе придется взять ее на руки и отнести к машине. Я понятия не имею, к чему это приведет, но, если будет больно, давайте остановимся и позвоним профессионалам. Хорошо?

— Договорились, — быстро соглашаюсь я, и Дин кивает. Хэнк поворачивается, пока мы пытаемся подняться, и я не могу сдержать тихих стонов, которые вырываются из меня.

— Прекрати, — шепотом кричу я на Дина.

— Я очень стараюсь, нахалка. — Он сдерживает собственные стоны, когда удовольствие пронзает меня. — Все не так плохо. Просто дай мне закончить, и мы сможем вернуться ко мне. — В его словах слышится поддразнивание, но я не знаю, шутит ли он, чтобы рассмешить меня, или говорит серьезно. Возможно, она варианта вместе.

— Дин, — предупреждает Хэнк, прежде чем я соглашаюсь с этой идеей. Он хочет покончить с этим так же быстро, как и я.

Дин произносит несколько ругательств, пока, наконец, не удается укрыть нас обоих одеялом. Ему не так повезло, и одеяло — лучшее, что можно придумать.

— Держи одеяло покрепче, Никки, — говорит Хэнк, открывая для нас дверь кладовки. — Я не хочу видеть задницу Дина.

Когда мы, наконец, никем не замеченные садимся в машину, оказывается, что это еще далеко не конец. До больницы почти час пути, и хотя Дин пытается относиться к происходящему легкомысленно, с каждой минутой я все больше и больше напрягаюсь. Думаю о том, как все пошло не так, и что это совсем не то, что я себе представляла. Я думала, что все будет идеально, как только я найду того единственного, но наш первый раз вместе — это катастрофа. Неужели так все и будет для нас?

Когда мы добираемся до больницы, врач дает Дину немного «Валиума», чтобы он расслабился. В конце концов требуется три укола, чтобы его член, наконец, обмяк, и я не знаю, радоваться ли мне из-за того, что я его так завела, или смущаться из-за того, что нам пришлось оставаться в том же положении, пока они продолжали давать ему все больше и больше «Валиума».

В конце концов он становится таким расслабленным, что кажется почти пьяным. И начинает рассказывать всем, что собирается жениться на мне, и что я его единственная настоящая любовь. Это выглядело бы мило, если бы я все еще не была так смущена.