Ландскнехт. Часть четвертая. Что такое повезло, и как с этим бороться
Шрифт:
Глава вторая.
Строй солдат сиял медными кирасами, словно выставка самоваров. Усатые шотландские кирасиры в пожарных шлемах с перьями, плиссированных килтах и красных сапогах до колен, на огромных каблуках. Барон Верген, которого я до того видел только на картинке в газете, такой же черно-бежевый как и там, зычно крикнул, подняв руку:
– Смиии-иии-рна! На каррр-а-уууу-л!
Кирасиры синхронно выметнули из ножен огромные фаллоимитаторы с начищенными до блеска чашками гард, и вскинули их на плечо. Шеренги замерли в тишине.
– Награждается.... Перед строем... Механик-водитель бронетранспортера штабного взвода... ефрейтор Кирьябабаев Рамсул
– Урррра!!!
– разносится в тишине над плацем. Выносят огромный медаль размером со столовую тарелку - золото, сапфиры, в центре медальона барельеф - Самсон, завязывающий тройным узлом писающую змею. Орден вешают на шею стоящему навытяжку Кырбабаю, который так и стоит, как его убило - с прилипшим на губах окурком, в черном от кровищи бушлате и разорванном валенке. Рамик виновато улыбается, машет рукой и уходит куда-то в туман. А Верген все не унимается:
Орррррденом Святого... Либидоборца Анатолия... Предпоследней степени... награждается... За проявленную смекалку, и за то, что проявил себя последним мудаком... рядовой штрафной роты Йохан, мать его, с севера!
– Уррраааа!!!!
– снова разносится над плацем, а ко мне несут орден - размером примерно с крышку люка, тоже весь в серебре и золоте, но в медальоне уже конная статуя святого Георгия, поражающего свои копьем трех девственниц сразу по очереди. Я хочу было возразить Барону - мол, я давно уж не рядовой и вообще его приказом и уволен, но Верген, вдруг выросши ростом и приобретя черты моего первого сержанта, орет:
– А мине похер, чуешь, ни? Тому шо ти - мудак! Зрозумив? Усе, ща тоби пызда!
– и, вырвав у ближайшего кирасира его орудие имитации воспроизводства, широченно замахивается, намереваясь треснуть мне этим хером в лоб.
– Ай, бляяяяя!!!!!
– только я и успел заорать.
И, наконец, проснулся.
...Все же, видно, прогулка по ночному городу и встреча с лихими людьми хорошо подействовала - адреналин как-то нейтрализовал алкоголь, и последствий попойки почти не было. Что странно для того состояния, в каком я вчера был в разгар веселья. Понапрягал память, но так и не вспомнил, что было в промежутках воспоминаний. Потому после символического завтрака - таки решил 'жити по-новому' - сделал зарядку, и хотел вовсе к водным процедурам приступить, да, пока с колодца воду набирал, с непривычки ушиб локоть о не колотые дровы, сложенные под навесом, аккурат нервом, как положено. Помянув ту сволочь, что посрать пошла, раз меня вспомнила, со злости продолжил зарядку, уже со спортивным снарядом 'топор-колун', с хэканьем и уханьем расхреначивая без излишних усилий какие-то старые брусья и доски - тут дрова с моря в основном. Но хоть колется и легко, а все ж приятно. Да и полезно. Но - тут эта вылезла. Встала на крылечке, оперлась на столб, и так смотрит. Ну, бабы так умеют смотреть, когда мужик работает. Эдак не то оценивающе не то с гордостью. Это они умеют. Природой поди заложено. Ну, а я... не, ну наверное, тоже - природой. Когда практически любая баба, пусть и трижды чужая, так вот смотрит - ну любой нормальный мужик в обычной ситуации и грудь колесом выгнет, и мышцой игранет, а уж дрова колоть... Даром что я в солдатских портках только, босой да по пояс голый - только ж лучше... В общем, я даже не заметил, как весь запас переколол и молодецки сложил в поленницу. После чего, с урчанием и завыванием уэлльсовского марсианина облился колодезной водой, растер ее ладонями по телу и стал сохнуть - не холодно даже пока. Ну, все это, естественно, старательно не замечая её. Мол, это я так, для себя..
– Йохан, а можно задать тебе вопрос?
– Да легко!
– настроение-то у меня хорошее, чому бы ни?
– Ты не любишь женщин?
– Ну...
– я сосчитал до десяти и рявкнул - Почему собака не кормлена?!
– А он опять пришел сытый, снова, наверное, кролика поймал - и как назло эта мохнатая скотина
переворачивается на другой бок, показывая весьма набитое пузо.– Наплевать на него! Порядок должен быть!
– ору на неё я, а она даже не дернулась, только смотрит как-то эдак вот... Ну, плюнул я, и пошел было в дом, думая про себя, что барон Верген, конечно, сволочь, но что-то такое он знает...
А эта зараза в ответ лыбится, и так что-то мне вдруг захотелось ее наказать... В общем, я уже начал было двигаться к крылечку, прикидывая, как ее поудобнее сграбастать, да в спальню уволочь... Нет, ну что ж такое-то!
Стук в ворота, собакен тут же вспоминает, что он сторож и начинает с ревом и подвыванием орать на всю округу, тут же добиваясь отзыва соседских собак. Сам, при этом, даже не встал на лапы - так лежа и брешет, кося на меня глазом - мол, ты дома, ты с врагами и разбирайся, а я свою службу исполнил. Правильный пес, весь в хозяина.
– Доброго и вам здоровьичка, почтенный Сэм - приветствую я в ответ участкового. Вот же принесло ни свет ни заря в пол-одиннадцатого утра - Жив, как видите, и даже уже практически бодр...
– Да уж, не ожидал - ответствует мне полицейский - Уж не думал-то, после вчерашнего, да еще, узнал, ночью Вас видели, так и забеспокоился - места у нас тут иногда бывают... неприветливые...
– Так да, знаете ли... Угораздило как раз вчера нарваться на каких-то, шалопаев - вона, трофей - киваю ему на воткнутый с ночи в столб навеса тесак. Краем глаза вижу -эта чего-то в лице аж переменилась, видать до того не заметила ножик, а сейчас перепугалась что ли?
– Дрянной, конечно, живопыр, но авось на что сгодится...
– А ну-ка - живо подкатывается к навесу полицай - Ага... Эге... Ну, точно, все сходится... Вика-Толстяка нож. Как мне и говорили...
– А?
– на всякий случай уточняю, прикидывая варианты подлянок по привычке - а чего еще от мента ждать-то? Впрочем, авось отмажусь, тут с такими делами попроще - Я ж говорю, обронил один из этих... Я и прибрал.
– Обронил, после того, как ему кто-то в пузо пулю всадил - так мне известно стало - спокойно щурясь, мент излагает - Я-то, признаться, на Вас и не подумал, хотя ведь - говорили же Вы про револьвер...
– Я? Говорил?
– аж даже от непонятки я даже забыл, что только-что хотел у мента уточнить - Когда же это? Я, вроде как...
– Так как же - уже совсем хитро щурится ментяра - Ну, Вы, стало быть, как покинули почтеннейшее заведение 'Якорь и бочка', так и изволили на улице присесть и задремать...
– Кгхм...
– только и получается выдать, а сзади слышу фырканье - понятно, это Мора пытается не заржать...
– А как кто-то из почтенной публики, выйдя, Вас увидел, то и постарались обратно завести, чтобы не простыли Вы, да не обобрал кто...
– Это... весьма благородно!
– пытаюсь я как-то выкрутиться - Благородно, и достойно похвал, и я...
– Ага. А потом Вы вежливо отказались сидеть в трактире, заявив, что в помещении душно, а вам веселия хочется...
– Надеюсь, я...
– Нет, что Вы... в сравнении с иными ветеранами господина Барона...
– Кгхм...
– Ага. Ну, подумаешь, предлагали дочке уважаемого трактирщика Пола, толстой Юме совершить прогулку к вам в гости...
– я тут отчетливо слышу, как хмыкает за спиной эта, а мент продолжает - Нет, нет, весьма и весьма пристойно, ей уж по ремеслу своему, в трактире-то отцу помогая регулярно приходится выслушивать различные предложения... и скажу честно, по моим данным - не все и отклонять... Но Вам она отказала, больно уж Вы необычно предлагали...
– И что же?
– от волнения я чуть прокашливаюсь, и Мора по жесту идет к колодцу, налить мне воды, при этом прикрывая лицо рукой - ржет же, зараза!
– Да Вы ж ее приглашали пострелять в ночи из картечницы... уверяли, что у Вас с войны привезена... как Вы сказали 'на всякий случай', еще сказали какую-то северную поговорку, про то что запас в кармане не мешается и еще что-то... все очень смеялись, да... А у Вас, мастер Йохан, и впрямь есть картечница?
– Да ну что Вы, мастер Сэм, ну откуда у меня, старого и больного картечница! Вона - и сами посмотрите - на сарай ему указываю - Нету вовсе никакой картечницы!