Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце

– Константин Юрьевич, агентство «Радость» не виновато в случившемся инциденте. Со своей стороны мы ответственно выполнили работу, - рапортует она, пытаясь прикрыть свой зад. Но, судя по темнеющему Воскресенскому, лишь глубже копает себе могилу. – С Верой Сладковой и ее командой мы сотрудничали впервые. Они не числятся у нас в штате. И эта «диверсия» - их рук дело, - подводит неожиданный итог. – Вот доказательство, нашла в мусорке на заднем дворе. Она пыталась скрыть улику, - бросает потрепанную коробку на стол.

Мы с Константином одновременно опускаем взгляды, смотрим на яркий логотип, порванный посередине и скомканный на помятом прозрачном окошке, и потом – друг на друга.

– Ваше? – указывает рукой, не прикасаясь к коробке, словно там бомба или яд. В ответ я лишь рвано киваю. – И бренд… тоже? – прищуривается, испепеляет тьмой мою коробку.

«Сладкая жизнь», и без того пострадавшая, сейчас словно тускнеет и выгорает под его взглядом, но это лишь плод моего воображения и результат страха. А боюсь я дико, потому что не могу все потерять по глупости! Еще и поставить под удар Матвея и ребят.

Угораздило же меня связаться с самым беспринципным юристом в городе – и так бездарно подставиться на его празднике. Напряженно покосившись на Инну и поймав ее победное выражение лица, я возвращаюсь к хозяину дома.

– Да, но…

Он пресекает меня жестом ладони и отрицательно качает головой. Молча наблюдаю, как на дне его зрачков мелькают непонимание, задумчивость и смутное узнавание. Эмоции смешиваются в огненный коктейль, готовый выплеснуться и обжечь каждого, кто по глупости окажется рядом. А ближе всех, как назло, к нему стою я. Но не двигаюсь с места.

– Мы заключили договор со «Сладкой жизнью» на один вечер. Все условия, указанные вами, были переданы их главному кондитеру, - тараторит Инна, намекая на меня. – В том числе, и по поводу аллергии. Так что у моих аниматоров не было сомнений, когда они вскрыли коробку с логотипом и выложили сладости детям.

Шах и мат. Не ранена, а убита.

Инна понимает, что победила в войне, которую сама же мне объявила, поэтому смотрит на меня свысока и расправляет плечи. Она права – все факты указывают на меня. И мне нечего ей противопоставить, кроме…

– Да, коробка и десерт от меня, - признаюсь негромко, но уверенно. – Однако я готовила эти макаруны для другого человека. Поступил интернет-заказ без особых предпочтений. Я понятия не имела, что клиентка окажется в числе ваших гостей, - с каждым словом мой голос становится тверже и громче. – Я бы никогда не причинила вреда детям…

– Вера, пожалуйста, - ровным, лишенным эмоций, тоном прерывает меня Воскресенский.
– Вам еще будет предоставлено слово.

– Мы не на суде, Константин Юрьевич, - хмуро бубню, заранее понимая, что приговор мне уже вынесен. Он читается в его черных омутах.

– Я бы на вашем месте не был так уверен, - чуть приподняв один уголок губ и выгнув бровь, бросает с сарказмом.
– Итак, Инна, - мгновенно мрачнеет, переключаясь на администратора. – Разве не вы отвечаете за действия членов своей команды?

– Я, конечно, но откуда мне было знать, что она специально решит испортить праздник, - лжет, чтобы прикрыть себя. Открещивается от меня так, будто нас с ребятами ей подкинули. – Вы проверьте ее, мало ли, кто из ваших недоброжелателей подослал, - заговорщически шепчет, хотя я стою рядом и все прекрасно слышу.

Когда знаешь всю ситуацию, то поведение Инны кажется диким и глупым. Но Воскресенский получает информацию дозировано, а на происшествие смотрит однобоко. И если учесть, что дело касается его горячо любимых дочек, то пострадают все. Он катком проедет и по мне, и по парням, и по Инне с ее аниматорами. Никого не пощадит. Странно, что администратор с многолетним опытом не смогла прочитать этого темного человека. Упорно свидетельствует, в том числе, и против себя.

– Я правильно понимаю, что в штате одного из лучших агентств города оказались совершенно левые сотрудники? – морозным тоном уточняет Воскресенский, и я обнимаю себя за плечи, замерзая.

– Кондитер ушел на больничный накануне праздника, и мы были вынуждены… - мямлит Инна, наконец-то, почуяв беду, и сжимается от грозного голоса заказчика.

– Были вынуждены привести ко мне в дом непроверенных людей? – продолжает допрос, краем глаза присматривая за малышками, с которыми сейчас возится Ева.

Тем временем аниматоры собрали все вещи и тихонько переносят их к двери. Расходятся и оставшиеся гости, аккуратно прощаясь с хозяином дома. Помещение пустеет, погружается в гробовую тишину – и все больше становится похожим на зал суда под конец заседания. Когда приговор озвучен и обжалованию не подлежит.

– Эм-м-м. Нет, - голосок Инны звучит как мышиный писк.

– Ну, как нет? Откуда-то же Вера и ее «Сладкая жизнь» свалились на мою голову? – очередной внимательный взгляд летит на диван, где, прижавшись друг к другу, как воробушки, присыпают двойняшки.

Вижу, как Воскресенский разрывается между своими детьми, которых он боится опять упустить из виду, и нами – обвиняемыми на скамье подсудимых, которые заслуживают самого жесткого наказания. Человек в нем борется с циником до последней капли крови.

– Ясно, - после паузы чеканит Константин. – Поступим так, - делает пару шагов вперед. Инна испуганно отшатывается, оставляя нас друг напротив друга. – Завтра в агентство «Радость» будет направлена проверка, - окончательный вердикт все равно настигает ее, сражая наповал, как бы она не пыталась спрятаться за моей спиной.

– Как же так, Константин Юр-рьевич, - сглатывает судорожно.

– Ничего личного, Инна. Если у вас все чисто, то переживать вам не о чем. В противном случае – не обессудьте, - разводит руками, словно сам ничего не решает.

Не смущаясь и не боясь, я внимательно смотрю ему в глаза, пытаясь понять, он действительно поступит по совести или не побрезгует самыми грязными методами, лишь бы закрыть «Радость» и уничтожить имидж агентства?

Холодный, мрачный взгляд, расстреляв Инну ледяными иглами, скользит на меня. И в его темных глубинах пробиваются слабые огоньки, как одинокие костры на бескрайнем Северном Полюсе.

– А к вам, Вера, у меня отдельный разговор, - произносит размеренно и не сводит с меня заинтересованных глаз. – Наедине, - добавляет, ввергая меня в ступор. Не знаю, чего ожидать от него. – Только дайте мне время переодеть дочек и отправить их в детскую, - все-таки не выдерживает и ставит малышек выше своего желания отомстить.