Латники зачумлённого города
Шрифт:
Я еще больше заторопился мимо застывшего автомобильного потока, направляясь в центр промзоны. К знакомому зданию мы добрались через пятнадцать минут после того, как покинули квартиру, хотя для меня они растянулись на час, если не больше. Следом тянулись цепочкой женщины с детьми, нескольких пожилых мужчин и пара поспешно ковыляющих старушек. Нас встретил один из мастеров в ОЗК, который кинулся помогать Алесе отвязывать и заносить внутрь здания переноски с кошками и прочие вещи. Я же замер, опешив от увиденного: в глубине фойе, возле лестницы вниз, я отчетливо увидел удаляющуюся заднюю часть козы с раскачивающимся выменем. А из подвала слышалось блеяние овец. Повернув голову, я увидел, как парни подтаскивают к крыльцу упирающегося козла.
– Эй,
– Всё путём, Север. Ну, жалко же животинок, каждый день их видели перед воротами пасущимися, привыкли уже. Мы загрузили кучу мешков травы и пару кип сена, что во дворе сушилось. Ну и хозяин овец тоже подогнал тележку с тюками прессованными. Целую комнату в дальнем конце убежища забили. На первое время хватит, а там видно будет, в крайнем случае, придется заколоть.
– Ладно, раз вы всё уже решили, хорош болтать. Бегом вниз, вон, кажется, последние подтягиваются.
И в самом деле, несколько ребят из клуба привели родных и знакомых, многие из которых были растеряны и не скрывали слёз, поскольку часть близких оказались вне дома: на работе или уехали за покупками. Но тут уж ничего поделать было нельзя. В панике подбежали несколько человек из автомобилей, бросив их на проезжей части, а следом – пассажиры заглохшего автобуса, вместе с водителем. Бледные лица, вытаращенные глаза, руки лихорадочно прижимают детей, сумки с вещами, домашних питомцев. Группы были не слишком большими, в подвал вела широкая лестница, поэтому давка не образовалась, но крики и плач на лестнице раздавались постоянно.
Сторож проводил глазами последних рыдающих женщин, одна из которых билась в истерике, выкрикивая мужское имя. Затем прошёл в проход между цехами к воротам, ведущим на соседнее предприятие, где также располагалось какое-то захиревшее производство, и свистнул. Прибежали шесть или семь собак, которых он увёл вниз. Животные и сами торопились укрыться, явно чувствуя смертельную опасность. Следом за собаками подоспел старик, охранявший территорию соседей. С посеревшим лицом и трясущимися, постоянно что-то шепчущими губами, он подслеповато щурился на экран старенького мобильного телефона и все набирал один и тот же номер.
Я сорвал противогаз с взопревшего лица, с наслаждением вдохнул пока ещё чистый воздух, глянул на север, и выбежал к воротам на улицу, глянуть, нет ли поблизости ещё кого-нибудь, для кого убежище станет единственным спасением. Когда я выскочил на тротуар, мимо пронёсся старенький Жигули, в котором сидел судорожно вцепившийся в руль мужчина. Судя по широко раскрытому рту, он задыхался. Визг тормозов, легковушка, сбавляя скорость, врезалась в фургон, замыкающий образовавшуюся на дороге пробку. Из распахнувшейся дверцы водитель вывалился на проезжую часть, несколько метров прополз на четвереньках, потом неуверенно встал, одной рукой опираясь на растущее у дороги деревце, а другой держась за горло. Плечи его сотрясались от кашля.
Я неуверенно махнул ему, зовя за собой, но он снова закашлялся и грустно покачал головой, указывая на приближающуюся пелену и на себя. Когда буквально выворачивающий его приступ прошёл, мужчина обессилено уткнулся лбом в ствол тополя и просипел: "Прости, родная… не приеду", после чего, обдирая кожу, сполз на землю. Я постоял ещё немного, но человек не шевелился, и я двинулся к зданию, тяжело переставляя ноги. Ясно, что водитель попал в облако, возможно, проехал по самому краю, но ему этого хватило. А дома его будут ждать, до последнего, веря, что он вот-вот появится на пороге, надежда и опора семьи. Но он не придёт, последним его пристанищем станет этот газон под пыльной кроной невысокого чахлого дерева.
В здание втягивались мои знакомые, которых я направил сюда ранее. У самого крыльца остановился низко осевший под тяжестью разнокалиберных сумок и вьюков скутер пенсионера дядя Гоши из соседней двухэтажки. Я очень уважал этого мастеровитого пожилого мужчину, который энергично
пожал мне руку, тревожно посмотрел на приближающееся марево и начал деловито перетаскивать груз в фойе. Следом бежали с детьми Рамиль и Лена, супружеская пара из нашего дома. Изо всех сил спешила перепуганная продавщица Марина, увешанная пакетами с минералкой и какими-то продуктами из магазина. Последним дохромал вечно пьяненький знакомый сапожник, дядя Боря, несущий в одной руке нехитрый скарб из мастерской, а другой прижимающий к себе французского бульдожку. Я спустился вместе с ними, заперев уличные двери в вестибюль. Внизу уже горел свет, осталось только закрыть дверь, явно герметичную. Навстречу выбежал недавно пришедший в клуб Никита, хорошо разбирающийся в технике.– Север, тут даже пульт управления есть. И генераторная. Жаль, атомную электростанцию не нашел, но вентиляцию я запустил, там такие фильтрующие установки – закачаешься. И склад будь здоров, запасные фильтры, запчасти в масле, сменные электронные платы в коробках. А ещё…
Пол снова дрогнул, на этот раз сильнее, и верхние лестничные пролеты нестерпимо ярко осветились. Я навалился на створку двери и захлопнул её, отрезав нас от внешнего мира. То, что там взорвалось, было намного хуже химического оружия. Началась ядерная война. Всё время действуя совершенно бездумно, на рефлексах, адреналине и желании выжить, только в тот момент я осознал, что все мои чаяния и мечты можно забыть, что потеряна связь с близкими (в голову упорно лезли мысли о том, что они могли погибнуть). Пол ещё раз сотрясся, уже с удвоенной силой, со стен и потолка посыпалась штукатурка, взвыли десятки людей, жалобно заскулили собаки.
Ноги вдруг словно превратились в желе, и я сполз по стальной поверхности двери, усевшись на пол. В метре от меня жался к стене и пищал перепуганный крошечный котёнок, юркнувший в тамбур под ногами спешащих людей. Дрожащая рука стянула противогаз и отбросила его куда-то в сторону. Рядом села Алеся и прижалась ко мне. Стало так спокойно, сидеть, уткнувшись носом в её потную шатенистую макушку и позволяя мыслям течь лениво и неторопливо. Мне было ради кого жить и бороться. А родители… Я обязательно найду их на Чкаловской, а значит, надо сделать всё, чтобы добраться туда.
Глава 2. Выход в неизвестность
Вдоволь порефлексировав, я нашел в себе некоторую толику сил, чтобы подняться с пола и оглядеться. Мы с Алесей, которая тоже встала и теперь, пыхтя, стягивала с себя опостылевший жаркий ОЗК, находились в выложенном кафельной плиткой помещении, которое можно было бы назвать душевой, если бы не стойка с висящими защитными костюмами. По моему разумению, это была камера санитарной обработки, поскольку в следующие комнаты вела ещё одна герметичная дверь, хотя и более лёгкая, чем в тамбуре. Помимо обычных душевых леек тут присутствовали форсунки, о назначении которых можно было только догадываться. Распрыскивание дезинфицирующих веществ? Паровоздушной смеси? Как впоследствии выяснилось, предположения оказались верны.
Рядом застыл перепуганный Никита, который на автомате пробормотал:
– Ещё у нас есть скважина.
«Отличная новость, – подумалось мне, – Значит от жажды мы не умрём, и можно не жалеть о тех двух литрах, что остались в чайнике». Я тряхнул нашего техника за плечо и предложил показать мне источник воды. Знакомство с хозяйством должно было для начала отвлечь всех от смятения, царящего в головах, от ужаса, который отражался в лихорадочном румянце и расширившихся зрачках каждого второго из спасшихся, от отчаяния, которому молча предавались остальные. Сразу за санитарной камерой тянулся довольно длинный коридор, в обеих обшарпанных стенах которого были двери с непонятными надписями-аббревиатурами. Никита гордо тряхнул связкой ключей, и начал распахивать перед нами тяжелые створки. По правую руку была дизельная, где стоял генератор электрического тока, следующая дверь вела на склад ГСМ, потом мы попали в фильтровентиляционную камеру.