Латники зачумлённого города

С противоположной стороны за первой же дверью обнаружилась прачечная, а за второй створкой – душевая, уже не для смывания всякой дряни с костюмов, а просто для личной гигиены. Оба помещения покрыты скучным серым кафелем, холодные и сырые. Еще одна дверь с двумя нолями вела в общественные уборные. Далее мы попали в большой зал, вдоль двух стен которого рядами тянулись двухъярусные пыльные нары, при ширине около двух метров больше напоминающие топчаны. В этой комнате я насчитал двадцать лежанок, по пять в ряд вдоль стен с широким центральным проходом между ними. В конце помещения еще один широкий проём, за ним новый зал и еще двадцать мест для сна.

Затем снова дверь, небольшой коридорчик, из которого мы попали в другой, поперечный. Направо – отрезок в четыре шага и комната со скважиной. Налево – длинный коридор с новой чередой плотно закрытых тяжелых створок. Именно здесь были склады с запчастями, оборудованием, свёрнутыми матрасами, жесткими казёнными подушками и пыльным солдатским бельём. Несколько дальних помещений пустовали, в одном из них уже мерно жевали сено козы с овцами. Затем мы попали на кухню с большими электроплитами, потом в медпункт, а последняя дверь вела к пульту управления. Впрочем, нет. Дальше в торце коридора я увидел еще одну тяжелую створку, без ручек и других отпирающих механизмов. Просто стальное полотно с небольшой матовой пластинкой около правого края. Попасть за неё не представлялось возможным, да и любопытство во мне не проснулось.

Мы вернулись в первый зал, где столпились практически все, кто спасся. Большинство сидели на пока ещё голых деревянных лежанках, буквально плечом к плечу, безвольные, потерявшие всякую надежду. Некоторые из женщин и детей рыдали в голос, кто-то тихо плакал, слышны были приглушённые судорожные всхлипы. Только несколько подростков с интересом разглядывали бомбоубежище, да дети помладше затеяли беготню по коридорам, не понимая всего ужаса случившегося. Для них это было просто приключение. И вдруг в углу первого зала заиграл дутар, причём тот, кто держал его в руках, мастерски владел музыкальным инструментом. Всего лишь несколько струн издавали тягучий мелодичный мотив, в котором угадывались то "Подмосковные вечера", то что-то национальное.

Мелодии, тесно сплетаясь, сменяли друг друга, и все они были добрые, успокаивающие. Люди потянулись в помещение, набиваясь рядами, лишь бы быть ближе к музыке. Стих плач, примолкли дети. Потом одну из довольно известных мелодий подхватила гитара. Я взглянул в ту сторону. Непривычно серьёзный, Рамиль перебирал струны. Взгляд его застыл, устремлённый на группку детей, родителей которых не оказалось с ними рядом, когда случилась катастрофа, и лишь благодаря соседям ребятня оказалась в убежище. Ролевик смотрел на их заплаканные глаза, а по его щеке скатывалась слеза. Видя всё это, я и сам почувствовал тугой комок в горле.

Через час бывший директор предприятия (который, кажется, счел себя начальником и здесь) педантично составил поимённые списки спасшихся, с которыми я, узнав об этом, сразу ознакомился. Когда захлопнулась гермодверь, в убежище успели укрыться семьдесят три человека. Вроде бы немного, исходя из огромной площади подземных помещений, но для жизни было приспособлено всего два зала, где стояли двухэтажные деревянные нары, рассчитанные на сорок человек. Конечно, разместить удалось всех, тем более, что семейные могли спать по два-три человека, ширины лежанок хватало, но было душновато. Причем по большей части от того, что спальные места огородили, навесив брезентовые пологи, благо, что этот материал обнаружился в избытке на складе. Мы были ошеломлены запасливостью местного завхоза: много запасных частей для всех систем и коммуникаций, сменные платы и блоки для аппаратуры жизнеобеспечения. Всё это лежало еще с советских времен, забытое за запертой стальной дверью. Как оказалось, завхозом здесь ещё с начала перестройки в СССР бессменно был всё тот же Рустам-ака.

– А как же, – объяснял он мне после осмотра запасов, – доверили, значит нужно беречь. Даже получалось пополнять. Однако, только до независимости. А вот консервов нет. Собачки скушали.

Оказывается, были когда-то на складе и запасы продовольствия, в основном тушенка, опять же завозимая при Советском Союзе. Но когда колосс рухнул и распался на отдельные республики, поставки в бомбоубежища делать стало некому, продовольствие уже не обновлялось. А на территории предприятия жило много собак. Вот заботливый сторож-завхоз и начал подкармливать четвероногих помощников потихоньку списываемой "порченой" тушенкой, когда стало ясно, что она скоро придет в негодность, будучи просроченной. Жалеть о давно канувших в собачьи желудки запасах было глупо, но сейчас над нами нависала угроза голода. Мы перенесли на склад продукты, что оказались в клади у всех, кто попал в убежище, и тщательно спланировали дневные нормы и порции. Несколько человек из-за скудности пайков начали возмущаться, но их урезонили тем, что когда они съедят свое, делиться с ними никто не станет. Однако, что будет дальше? Этот вопрос я и решил поднять:

– Прошу внимания. – Я вскарабкался на ближайшие нары и хлопал в ладоши, пока все лица не повернулись ко мне, и в зале не наступила тишина. – Не умею ораторствовать перед большим количеством людей, но деваться некуда. Тут многие были недовольны дневными нормами продуктов. Но если мы съедим всё за неделю, каждый своё, что нам останется, кроме как умереть от голода или превратиться в каннибалов? Даже если зарежем коз и овец, надолго мяса не хватит. У меня есть предложение. Можно посадить картошку, которой и так слишком мало, чтобы насытить всех. Использовать семена овощей. Возможно, у кого-то появятся ещё идеи, думать и искать решения должны сообща.

Меня поддержали почти все, кроме недовольно поджавшего губы директора, которого звали Рахматулла Олимович, и ещё нескольких человек, возмущавшихся ранее из-за пайков. На собрании приняли решение создать оранжерею. Тут же приступили к осуществлению задуманного. Взяв некоторое количество сена, и смешав с навозом, которого оказалось в избытке в первый же день, мы получили некий субстрат. Заложили его в найденные на складе ящики и мешки, и посадили весь оказавшийся среди продуктов проросший картофель.

В сумках, собранных женой, оказался ноутбук, за что я был ей безмерно благодарен. Среди файлов нашлась информация о выращивании растений при искусственном свете, в частности – преимущество светодиодного освещения, необходимость красного и синего спектра, и, периодически – ультрафиолета. Мы сразу установили над посадками люминесцентные лампы, которые были во всех помещениях убежища. Ультрафиолетовые оказались в достаточном количестве на складе, для замены перегоревших в камере санитарной обработки. А двое умельцев сели паять красно-синие светильники, используя диоды с некоторых плат, что вызвало крайнее негодование нашего дорогого завхоза.

Помимо прочего вместе с продуктами мне повезло кинуть в сумку мешочек с семенами амаранта, которые я выращивал в прошлом, увлекшись мечтами стать фермером. К слову, отсюда и наличие огромного количества информации по сельскому хозяйству в ноутбуке. Кто бы мог подумать, что мои мечты сбудутся таким странным образом. Так вот, эти семена сорта Гигант мы посеяли в нашей «оранжерее», сделав подобие почвы из навоза и песка, который был найден в больших мешках возле пожарного щита на одном из складов. Амарант должен был стать кормом для загнанных добросердечными парнями козы с козлёнком, молодого козла и четырех овец с барашком, а также дать нам новые семена, пригодные в пищу как людям, так и десятку цыплят, оказавшихся у одной из пассажирок автобуса. Для полива приспособили воду из скважины, поначалу она шла с песком, и нужно было дать поработать насосу несколько суток, чтобы можно было пить. Все работали по шестнадцать часов в сутки, стараясь сделать всё для выживания. И всё-таки запасов было мало, только на месяц. Нужно было идти на поверхность.

Первая трудность, с которой мы столкнулись, планируя выход наверх, заключалась в полном незнании действия системы санитарной обработки. А ведь тем, кто выйдет наружу, предстояло вернуться назад (если ничего не случится, о чем думать совершенно не хотелось). Второе – у нас не было оружия, кроме кухонных ножей. Впрочем, этот вопрос быстро был решен благодаря двум работникам нашей мастерской, которым в день, когда на Ташкент обрушились бомбы, до дома было слишком далеко. Они ограничились звонком родным, которые, к счастью, жили возле Чкаловской станции метро, в Шумиловском городке. Далее, как выяснилось, эти двое охламонов от нечего делать взялись перетаскивать доспехи, мечи, алебарды и прочую экипировку с инструментами в бомбоубежище. Всё это они сложили в одном из углов складских помещений и благополучно забыли до того дня, когда возник вопрос о вооружении. Теперь же нужно было только заточить клинки и топоры. Среди готовых изделий нашлась пара луков и арбалет, что обеспечило нас и стрелковым оружием, хотя стрел и болтов было очень мало.