Лавка ужасов

Михаила Круга, к творчеству которого я отношусь без особого интереса. Если уж говорить о шансоне, то мне гораздо больше по душе песни малоизвестного барда Александра Михайлика. Но их в этой компании знаю только я.

Да и не о музыке я сейчас думаю. О тысячах, десятках тысяч российских семей, где сложилась ситуация, подобная той, что выгнала из дома этого голодного мальчишку.

Неужели мимолетное счастье пьяного забытья этим людям дороже человеческого счастья собственных детей? Неужели и мы со временем станем такими же? Я как-то по-другому взглянул на банки и бутылки в наших руках…

–  Можно я с вами постою?
– это снова он. Сбежавший из дома парнишка.

–  Конечно. Что, песни нравятся?

–  Ага. Я вообще рок люблю.

–  Ну, то, что Серега сейчас поет, - это не рок. Это…

–  Я знаю. Это Михаил Круг. Но песня хорошая. И обычно вы ведь рок играете.

–  Так ты что, не в первый раз нас видишь?

–  В третий. Я здесь каждый раз бываю. Мы с семьей раньше в этом районе жили.

–  Каждый раз, как из дома убежишь?

–  Да.

–  Тебя родители ищут, ты знаешь об этом? Уже милицию подключили.

–  Я вернусь домой. Только пусть они сначала из запоя выйдут.

Он одет неброско, но не сказать, чтобы очень бедно. Видно, его предки еще не настолько опустились, чтобы экономить на всем подряд ради пары-тройки лишних бутылок. Они, возможно, и не задирают ребенка. Скорее всего, он убегает как раз от недостатка внимания.

–  Зовут-то тебя как?

–  Женя.

Серж допевает песню до конца. Олег сердечно благодарит, пожимает всем руки (кроме Волчи - ей он, проявив себя галантным кавалером, руку целует) и удаляется.

Серега торжественно передает гитару мне.

–  Ну, Вампир, теперь твоя очередь. Спой что-нибудь запредельное.

Он не просто так сказал это слово. Я стараюсь избегать стандартного репертуара неформальных компаний и если уж пою, то такие песни, которые мало кто раньше слышал. Самым известным из исполнителей, к творчеству которых я обращаюсь, является Сергей Калугин1 - слышали про такого? А песня, которая прозвучит сейчас, создана группой, у которой еще и названия-то нет - ребята собрались совсем недавно. Я занимаю место рядом с картонной коробкой для денег и начинаю петь:

Разве не чувствуешь? Рядом с тобой Прячется в сумерках кто-то другой. Кто-то опасный, голодный и злой Денно и нощно следит за тобой. Там, где в засаде колышется тень, Там, где чудовища рыщут вдоль стен, Там, где всегда не хватает воды, Он оставляет на пепле следы. Кто-то, но не ты. Кто-то, но не ты. Кто-то, но не ты - там, внутри. Кто-то, но не ты. Зеркало, зеркало, дай мне ответ: Есть этот некто, иль все-таки нет? Как я погряз в этой страшной борьбе? И почему обращаюсь к тебе? Красная молния вспыхнет в глазах. Руки все вспомнят. Ударить! Связать! Магия боли… Свирепый этюд… Все, чтобы только унять этот зуд! Нож и удавка! И пуля в башке! И расчлененное тело в мешке! Время пришло покориться Судьбе! Он ведь не рядом - он прямо в тебе!

Последний куплет непременно должен исполняться визжащим вокалом, именуемым также «скримингом». Представляю, какое «милое» зрелище я являю собой для прохожих.

Ведь вся сатанистская амуниция и сейчас при мне. Но ничего, пусть терпят. Бог ведь терпел…

Кто-то, но не ты. Кто-то, но не ты. Кто-то, но не ты - там, внутри. Кто-то, но не ты1.

Разумеется, за эту песню никто не бросил в короб ни гроша. Вот если бы я сбацал «Звезду по имени Солнце» - ее в Питере орут дурными голосами на всех углах - деньги посыпались бы как из рога изобилия.

–  А эта песня тебе понравилась?
– спрашиваю я у Жени, отдав гитару Волче.

–  Да. Только я не понял, о чем она.

–  Ну и хорошо, что не понял, - усмехнувшись, говорю я.
– Рано тебе еще об этом думать.

Долог день до вечера, если делать нечего. На часах - двадцать два, на улице стемнело и заметно похолодало. Конец февраля - не самое злое время, но это ведь Питер, не забывайте.

На точке нас осталось только четверо. Я, Серж, маленький Женя и неожиданно вернувшийся Олег. Качок вернулся не один, а с бутылкой водки, которой мы втроем и согрелись. Я заметил, что мальчик при этом смотрел на нас весьма неодобрительно.

«Да, пьянство - это своего рода русское национальное проклятие, - думаю я.
– Как для пьющих, губящих свою жизнь, так и для непьющих - ведь невозможно нормально существовать, будучи трезвенником среди «высокого собрания» пьяных рож. Остается только нажраться самому - просто чтоб быть на одной волне с окружающими».

Скоро уже разойдемся. Но что же делать с мальчишкой? Он, возможно, и нашел бы себе какой-нибудь ночлег, но вот, увлекся нашими песнями. Не оставлять же его на улице. Кто возьмет на себя благородную миссию защитника детей? Серега, думаю, не будет против, он и живет ведь буквально в двух шагах. Но вот жена его… Она вряд ли это поймет. А Олег… Олега я слишком мало знаю.

–  Женя, тебе есть, где переночевать?
– спрашиваю я у пацана.

–  Нет. Я к тетке хотел поехать, но… адрес забыл, - смущенно отвечает он.

–  Ко мне поедешь?

Он сомневается, но отвечает согласием.

В вагоне метро кроме нас почти никого. Мы молча трясемся на сидении в ожидании нужной станции.

Питерский метрополитен похож на гигантский организм, живущий собственной жизнью отдельно от города. Здесь особая метафизика, подземные коридоры пропитаны некоей странной энергией, способной заставить человека мыслить и действовать иначе, нежели всегда.

Я не сказал бы, что это - положительная энергия.

Только в питерских поездах можно услышать сквозь стук колес хриплый визгливый голос, изрыгающий ужасные, чудовищные проклятия. Если бы прочие пассажиры слышали их, - на ходу повыскакивали бы из поезда, разбив стекла.

Только в питерском метро можно обернуться, почувствовав, как чья-то рука ловко расстегивает твой рюкзак. Обернуться - и обнаружить зал позади себя абсолютно пустым, а рюкзак - застегнутым.

И только здесь можно встретить человека, разговаривающего сквозь футболку с собственным животом. Сумасшедших везде хватает - скажете вы. Да, но я-то слышал эти беседы, и знаю - то были полноценные диалоги с участием двух говорящих сторон.