Лавровы
Шрифт:
1926 год.
Переработано в 1948 году.
О романе М. Слонимского
Михаил Леонидович Слонимский принадлежит к старшему поколению советских прозаиков. За сорок с лишним лет плодотворной литературной работы писателем создано большое количество произведений. Среди них — широко известные, много раз переиздававшиеся романы и повести: «Лавровы», «Фома Клешнев». «Повесть о Левинэ», «Андрей Коробицын», «Стрела», «Инженеры», «Друзья», «Ровесники века» и другие.
М. Слонимский вступил в литературу в 1921 году. Его первые рассказы, объединенные в сборнике «Шестой стрелковый» (1922), основывались на еще свежих
Первые произведения М. Слонимского свидетельствовали и о тонкой наблюдательности, и о богатстве жизненных впечатлений, и о его таланте. Но молодой автор оказался подавлен своим материалом.
В рассказах «Варшава» (1921), «Шестой стрелковый» (1922), «Чертово колесо» (1922) и других война изображается им как бессмысленный, дикий процесс уничтожения, в котором люди принимают участие, не понимая ни причин войны, ни ее целей. Война калечит людей духовно, опустошает их, и автор не приемлет все то, что описывает, но выхода из этой действительности не показывает.
В 1934 году, возвращаясь к опыту своих первых шагов в литературе, М. Слонимский писал: «Я был свидетелем страшного развала царской армии как части общей старой системы... Но я брал подсказанный мне жизнью мотив гибели, ничего ему не противопоставляя. Получалось неправильное обобщение: гибнет, мол, все и вся... Я не ставил точки над «и»: вот это, мол, гибнет, а это побеждает, рождается вновь... Мотив гибели превратился в мотив всеобщей гибели и вел к изображению сумбура, доходящего до фантастики, к некоторой алогичности в действиях персонажей».
Роман «Лавровы», законченный в 1925 году и в 1926-м опубликованный в журнале «Звезда», был первым крупным произведением М. Слонимского, произведением, в котором писатель, по его словам, впервые «овладел собой и своим материалом».
Три года отделяют сборник «Шестой стрелковый» от романа «Лавровы». За этот период М. Слонимский написал всего два-три рассказа. Он работал тогда в Донбассе и не был еще писателем-профессионалом. Но эти годы, годы начавшегося великого созидательного труда советского народа, годы становления и утверждения социалистического реализма в советской литературе, выхода в свет таких произведений, как «Чапаев» Д. Фурманова, «Железный поток» А. Серафимовича, «Цемент» Ф. Гладкова, были годами очень серьезных размышлений и поисков молодого писателя.
«Лавровы» явились качественно новым этапом в идейном и творческом развитии М. Слонимского. Роман построен на том же материале, что и рассказы, входившие в первую книгу. Но подход автора к материалу, позиция автора теперь иная. Он видит и дает в этом произведении перспективу революционного развития жизни, четко отделяет свою позицию от позиции героев, в том числе и близкого автору Бориса Лаврова. М. Слонимский освобождается и от влияний формалистического порядка. От вычурной формы «Шестого стрелкового» приходит к простой фразе, к скупому, лаконичному языку.
Роман Слонимского занял свое, особое место в советской литературе двадцатых годов.
Интеллигенция и революция — эта проблема была одной из важных проблем в жизни молодого Советского государства и одной из актуальных тем литературы этого периода. Ей были посвящены многие произведения самых разных писателей: «Города и годы» К. Федина (1924), «В тупике» В. Вересаева (1924), «Зависть» Ю. Олеши (1927), «Севастополь» А. Малышкина (1929—1930). Эта тема звучала и в вышедших в двадцатые годы первых двух книгах
трилогии А. Толстого «Хождение по мукам», в «Цементе» Ф. Гладкова (1925).Роман «Лавровы» был в числе первых книг, посвященных этой теме,
К. Федин в романе «Города и годы», ставя вопрос о путях интеллигенции в революции, делает одним из центральных героев интеллигента, уже сформированного старой, буржуазной культурой. Андрей Старцов сочувствует революции, он даже преклоняется перед красотой и величием революционной борьбы, но старый груз интеллигентско-обывательских взглядов, безволие, полная неспособность к какому-либо противодействию, буржуазный лжегуманизм мешают ему слиться с революционным народом, приводят к прямому предательству. Осуждая своего героя, К. Федин в какой-то степени и жалеет его, поскольку не видит для него перспективы: «Стекло не сваривается с железом, и мы не в силах изменить что-нибудь в судьбе Андрея».
Заходит в тупик, остается «сама по себе» Катя Сартанова, героиня романа В. Вересаева. Она тоже сочувствует революции, но считает, что революция ущемляет, нивелирует личности.
Герой повести А. Малышкина Шелехов после долгих и мучительных метаний приходит в революцию, но этот приход автор окрашивает мотивами жертвенности, самоотречения.
Ю. Олеша, развенчивая индивидуалистическое, анархическое бунтарство, «заговор чувств» Кавалерова, типичного мелкобуржуазного интеллигента, ничего не оставляет ему и Ивану Бабичеву, кроме зависти к «прекрасному поднимающемуся миру».
Центральный герой «Лавровых» — рядовой интеллигент. В начале романа — это юноша, почти мальчик, с еще не сложившимся мировоззрением, да и характером. И автор показывает, как постепенно формируется личность, как под влиянием жизненных обстоятельств, больших общественных, политических, революционных сдвигов Борис Лавров, в начале пассивный, далекий от политической борьбы, приходит к большевику Фоме Клешневу. М. Слонимский в своем романе отразил одну из существенных сторон советской действительности тех лет — массовый приход в революцию лучшей, трудовой части интеллигенции.
В 1915 году Борис уходит добровольцем в армию прежде всего потому, что хочет вырваться из душной семейной обстановки, где тон всему задает его мать Клара Андреевна — самодовольная, эгоистичная и ограниченная женщина, в свое время «спасшая» мужа, инженера Лаврова, от участия в революционной работе. Многое в поведении матери вызывает у Бориса чувство стыда за нее. Чужд ему и старший брат Юрий, любимец Клары Андреевны. К безвольному и безгласному в семье и на работе отцу Борис испытывает только жалость. Борис знает пока одно — «существовать так, как его родные, он больше не может». Социальные вопросы его еще не волнуют: «Что касалось общего положения дел, то его вполне удовлетворяли официальные объяснения». Но фронт — «потрясающая механика разгрома» — заставляет Бориса задуматься над новыми для него проблемами; он видит в армии «нечто совсем непохожее на то, что писалось в газетах».
Приехав после ранения и болезни в отпуск, Борис часто посещает семью Жилкиных, квартиру которых постоянно «наполняли легальные, полулегальные и совсем нелегальные люди». Но не политические разговоры, которые там ведутся людьми разных убеждений и партий, интересуют молодого человека, — его восхищение вызывают волевые, убежденные люди. Большевик Фома Клешнев привлекает его пока только силой характера, так непохожего на характеры близких Борису людей. «...Он хочет быть вот таким человеком, как Фома Клешнев, человеком, который твердо убежден в чем-то и нигде, ни при каких обстоятельствах не уступит этого убеждения». Силой характера привлекает Бориса и англичанин, спевший за обедом у Жилкиных национальный гимн и тем бросивший вызов всем присутствующим.