Лазарит

Мартин не мог за нее вступиться, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание, но сердце его сжалось. Почтенная Сарра старалась изо всех сил, но ее сноровки и навыков не хватало для прислужницы, а слуги Гвидо без конца болтали, что еврейка хитрит и не желает уходить из своего дома, потому что где-то здесь у нее припрятаны сокровища.

В этом они не ошибались, и Мартину весьма не нравились эти разговоры. Он знал: госпожа Сарра уже неоднократно пожалела, что не согласилась уплыть из Акры на корабле, пока такая возможность еще существовала. Но Леа и беспомощный младенец, но смутная надежда, что Мартин все устроит, и она сможет остаться в своем доме… И вот теперь ей приходилось трудиться не покладая рук, старой служанке Циле уже не хватало сил, и хотя роженицу до поры оставили в покое, зато дети Сарры были на побегушках, то и дело получали пинки и затрещины за нерадивость, а верный Муса был отправлен на конюшню, где чистил лошадей и выгребал навоз из стойл.

Словом, не так уж удачно все складывалось, как представлялось поначалу. Поэтому при встречах с Мартином и Сарра, и ее домочадцы в один голос умоляли его как можно скорее увезти их отсюда. Но именно теперь это было труднее всего сделать. В городе содержалось множество пленных сарацин — бывших воинов акрского гарнизона, и после того, как были пресечены несколько попыток побега, даже мышь не могла покинуть Акру без специального на то разрешения. В кварталах, населенных мусульманами, то и дело проводились обыски и облавы с целью выявления сторонников пленных эмиров, а также лазутчиков, которые могли бы подготовить их побег.

И вдобавок Мартину приходилось прятать в потайном помещении болтливого лекаря. От Иегуды бен Авриэля следовало бы избавиться, пока его кто-нибудь не обнаружил в доме, битком набитом оруженосцами, пажами и приближенными короля Гвидо. Эйрик советовал попросту придушить старого еврея, но Мартин испытывал благодарность к Иегуде, который помог ему освободиться от страхов, связанных с проказой, и не решался на такой шаг.

Тем не менее эта благодарность в любой момент могла погубить самого Мартина. И тогда госпоже Сарре с ее семейством вовсе не на кого будет надеяться.

Когда солнце склонилось к закату, жара спала. Жители Акры начали выходить из домов, а Мартин передал свой пост у ворот другому воину и отправился в порт. В любом случае покинуть город морским путем было бы гораздо безопаснее длительного путешествия через всю страну, разоренную войной.

Он приходил в гавань и раньше, но всякий раз убеждался, что обстановка не благоприятствует бегству еврейского семейства. Здесь повсюду сновали орденские братья — госпитальеры и храмовники вперемежку, шли проверки и дознания, все суда тщательно осматривались таможенной стражей, в особенности те, что покидали порт. А шкиперы, с которыми Мартину удалось потолковать, не желали рисковать и ни за какие деньги не соглашались взять на борт людей, не имеющих подорожной, подписанной одним из предводителей крестоносцев.

Этим вечером Мартин стал свидетелем сцены, как с одной из фелук стражники сводили на берег каких-то бедолаг мусульман; те пытались что-то объяснить, но воины, не желая ничего слушать, колотили их древками копий и гнали в сторону караульного помещения.

Обычная картина для завоеванного города. Но в то же время в порту постепенно налаживалась мирная жизнь. Резня, подобная той, что разразилась в Иерусалиме после завоевания Священного города крестоносцами, в Акре не повторилась. Местных жителей не тронули, так как армия нуждалась в плотниках и пекарях, банщиках и сапожниках. Снова слышались крики зазывал у лавок, сновали закутанные в покрывала женщины с плоскими корзинами на головах, мчались с поручениями пажи в пестрых туниках с гербами своих господ, водоносы на ломаном франкском наречии предлагали утолить жажду, ревели ослы и верблюды, блеяли овцы, которых носильщики-хамбалы волокли на берег по сходням одного из судов. В воздухе витали запахи смолы, водорослей, специй; наряду с арабской и тюркской, повсюду звучала певучая итальянская речь.

Освобождение Акры принесло едва ли не самую большую радость итальянскому купечеству. Уже было решено, где расположатся их торговые кварталы — пизанские, венецианские, генуэзские — каждый с особыми правами и привилегиями, и вовсю заключались сделки. Итальянцы поставляли крестоносному воинству металл и кожи, древесину и вина, а вывозили из Палестины пряности и благовония, чеканные изделия арабских мастеров и восточные ткани.

Мартин устроился в тени штабеля бочек, рассеянно грызя фисташки, купленные у лоточника. Выглядел он как многие из крестоносцев: на поясе меч в ножнах, сзади за пояс заткнут свернутый длинный бич из сыромятной кожи, толстая кожаная куртка с нашитыми на нее стальными пластинами, на голове — полусферический шлем-чечак с наносьем и стеганым капюшоном-подшлемником, частично скрывавшим скулы и подбородок воина.

Узнать его в этом облачении было непросто — точно так же экипировались сотни других воинов Христа, наводнивших город, и лишь герб Лузиньянов на груди Мартина свидетельствовал, что перед вами — человек короля Гвидо. Тем не менее он старался держаться скрытно и ни в коем случае не привлекать к себе внимания.

На то были веские причины. Вот и сейчас ему пришлось низко опустить голову, словно изучая носки собственных сапог, — к одному из причалов направлялась небольшая группа рыцарей-лазаритов. Проклятье! До сих пор ему удавалось не сталкиваться с ними в переполненной воинами Акре, хотя, изыскивая способ выбраться отсюда, он постоянно бродил по улочкам, прилегающим к крепостным стенам, да и в порту бывал неоднократно.

Лазариты прошли совсем близко, но их лица, скрытые горшкообразными топхельмами, были обращены к морю. Мартин проследил за их взглядами: между двумя башнями, венчавшими оконечность портового мола, в гавань входил большой корабль. На его кормовом флагштоке полоскался на ветру ало-синий стяг Антиохийского княжества. Палубные матросы убирали и сворачивали паруса, часть весел уже была поднята на борт. Когда корабль приблизился к причалам, Мартин заметил на верхней палубе несколько рыцарей с зелеными крестами на коттах. Новые братья ордена Святого Лазаря! Это их явились встретить прокаженные рыцари — в отряд Благой Смерти прибыло пополнение.

Мартин оставался в своем укрытии, пока лазариты вместе с вновь прибывшими не удалились. Выждав некоторое время, он тоже собрался идти — сегодня в порту не было ни одной, даже самой утлой лоханки, с капитаном которой можно было бы потолковать о рейсе в один из портов Ромейской империи и пассажирах особого рода.

Мартин поднялся, поправил пояс с мечом, но внезапно вновь устремил пристальный взгляд на судно из Антиохии. С него по сходням пассажир-сарацин в темной чалме осторожно сводил на причал серую в яблоках кобылу, и оба — лошадь и человек — были ему знакомы.

Сабир! Наконец-то! Вот кто ему был нужен здесь. С таким помощником дело у них пойдет на лад. Потому что, как бы расторопен и исполнителен ни был Эйрик, но Сабир гораздо умнее и предприимчивее.

Мартин видел, как к Сабиру подошли стражники и принялись расспрашивать, затем позвали одного из орденских братьев, но в конце концов отвязались и пропустили. Вот и доказательство того, что ныне попасть в Акру куда проще, чем покинуть ее.

Мартин зашагал наперерез Сабиру. Тот его мгновенно заметил, но сделал вид, что не узнает, и продолжал идти, озираясь, как человек, впервые оказавшийся в незнакомом месте. Мартин догнал его и на ходу ощупал оголовье булавы с оскаленной мордой пантеры, торчавшей за поясом сарацина.

— Опасная штука, должно быть?

Он помнил: Сабир купил это оружие еще в Дорилее и был весьма доволен своим приобретением.

Сабир взглянул на рыцаря исподлобья.

— Она просто создана для того, чтобы отбиваться от разбойников на глухих дорогах. Мир, сотворенный Аллахом, несовершенен, и бедному путнику порой приходится защищать себя.

Со стороны могло показаться, что он недоволен вниманием назойливого крестоносца, однако веселый блеск в его узких темных глазах выдавал, что он рад встрече.