Лазурный берег, или Поющие в терновнике 3

Наконец, после длительной паузы, Джастина, поднявшись из-за стола, произнесла:

– Уже поздно… Давайте, я отведу вас наверх, в вашу комнату…

В ту ночь Лион Хартгейм, долго, слишком долго не мог заснуть.

Не могла заснуть и Джастина…

Вот уже целый час она лежала в кровати, широко открыв глаза, и смотрела, как из-за тяжелой портьеры медленно выползает мутная, но, тем не менее, очень яркая, какого-то неестественного цвета полная луна – такие люминисцентно-желтые луны бывают только здесь, в Англии…

Джастина повернулась на бок, почувствовав прикосновение руки мужа. Она увидела, что Лион не спит. Он ласково, но с потаенной грустью смотрел ей в лицо, положив свою горячую ладонь на ее спину. Спустя несколько минут он порывистым движением прижал ее к себе, и они некоторое время молча лежали и смотрели друг на друга, думая, наверное, об одном и том же… Наконец Лион спросил:

– Ну, что скажешь?

– Ты об Уолтере и Молли?

Лион, присев на кровати, подложил под спину подушку и потянулся к ночнику.

– Можно включить?

– Включи, – ответила Джастина, – я все равно не засну…

– Я тоже…

Лион щелкнул выключателем – спальню залил ровный зеленоватый свет торшера.

Джастина, приподнявшись на локте, посмотрела на часы, лежавшие на тумбочке.

– Боже, уже половина второго, – произнесла она, – а мне завтра утром на репетицию…

С завтрашнего дня в театральной студии возобновлялись занятия…

– …и меня опять будет мучить мигрень, – закончила она.

Лион вздохнул.

– Мигрень – не самое страшное, что может мучить человека, – произнес он. – В жизни есть вещи и пострашнее головной боли…

Кутаясь в одеяло, Джастина поднялась и задернула портьеру.

– Не могу больше смотреть на эту луну, – произнесла она таким тоном, будто бы в чем-то оправдывалась, – знаешь, я человек не суеверный, но всегда, когда смотрю на луну, испытываю какое-то непонятное чувство… Будто на меня что-то давит…

Лион промолчал – конечно же, он хотел поговорить с ней совсем о другом…

Наверняка, и Джастина хотела говорить с ним о том же, но не знала, с чего начать… Повернув светильник так, чтобы свет не бил в глаза, Лион спросил:

– Что ты думаешь обо всем этом?

– О детях?

– Да.

Джастина вздохнула.

– Знаешь что, я все время спрашиваю себя – смогу ли я полюбить их так же, как… – она осеклась, не решаясь сказать, как именно.

Тем не менее Лион понял, что она имеет в виду.

– Как Барбару и Элен?

Опустив голову Джастина призналась шепотом:

– Да, Лион…

Пристально посмотрев на жену, он спросил:

– У тебя что – какие-то сомнения на этот счет?

– Нет, я не об этом…

– Тогда – о чем же?

Немного помолчав, Джастина промолвила:

– Сегодня я наблюдала за ними за столом… И знаешь что – мне почему-то стало немного не по себе… Они какие-то дикие, они всего боятся… Особенно мальчик, Уолтер, – добавила она, вспомнив, как тот одернул Молли, когда девочке захотелось еще пирога.

– Я думаю, что это временно, полагаю, это скоро пройдет…

– Правда?

Стараясь вложить в свои интонации как можно больше спокойной уверенности, Лион сказал:

– Конечно! Ведь они впервые попали в наш дом… Для них все ново, все так непривычно. Не каждый взрослый может выдержать такую резкую перемену в жизни – чего же требовать от детей? Немного подумав, Джастина согласилась.

– Знаешь, наверное, ты прав… Только…

– Что – только?

Она вновь замолчала, и, сосредоточенно посмотрев на лежавшие перед ней часы, перевернулась на другой бок.

Лион, выдержав небольшую паузу, несмело спросил:

– Что – только?

– Понимаешь, – сказала Джастина, тщательно подбирая каждое слово, – понимаешь, ведь это, по сути, уже взрослые, сложившиеся люди…

– Да, – согласился с ней муж, – четырнадцать лет – это не четыре года…

– И у них – особенно у Уолтера, наверняка есть свои понятия о том, что такое отец, каким он должен быть… Какие-нибудь детские воспоминания… А ведь они, как ты наверняка знаешь – самые сильные…

– Конечно. И к чему ты об этом говоришь мне?

Джастина продолжала:

– У мальчика, во всяком случае, уже сложилось свое понимание жизни…

– Не сомневаюсь, – ответил Лион, вспомнив свой разговор с мистером Яблонски.

– Нам трудно будет сделать так, чтобы они воспринимали нас не просто как людей, в доме которых они очутились в силу определенных, неподвластных им обстоятельств, а как отца и мать…

– Но ведь мы будем все для этого делать – не правда ли?

– Конечно!

Джастина, вновь обернувшись к мужу, тяжело вздохнула.

– Во всяком случае, – добавила она, – во всяком случае, мне кажется, что я смогу полюбить их так же сильно, как и наших бедных маленьких девочек…

Неожиданно Лион улыбнулся. Джастина, посмотрев на него с недоумением, поинтересовалась:

– Что такое?

– А знаешь что, – произнес Лион окрепшим голосом, – знаешь что… Я ведь уже их люблю…

Джастина, подвинувшись поближе к мужу, неожиданно для самой себя призналась:

– Мне иногда кажется, что я не смогу полюбить этих детей… Во всяком случае так, как я любила Барбару и Элен… Не знаю, – при упоминании об умерших дочерях лицо Джастины погрустнело, – не знаю, может быть потом… Не знаю, – вновь повторила она, но уже скорее не Лиону, а самой себе.

Лион нахмурился.

– Но ведь надо стремиться к этому…

Она встрепенулась и вопросительно взглянула на мужа.

– К тому, чтобы полюбить их теперь, а не когда-нибудь потом… Мы ведь твердо решили, что нам необходимы эти дети… – Лион тяжело вздохнул. – Знаешь, не далее, чем сегодня днем, до твоего прихода, я еще раз просматривал записи покойного Ральфа…