Лазутчики

— Получается, что правительство захапало золотишко? — осведомился Джи Ди.

— Те, кто сдал монеты и слитки, получили квитанции, по которым на их банковские счета зачислялись деньги, — сказал Винни. — С тех пор американцы могут владеть золотыми монетами только в составе коллекций. На них можно смотреть. Их можно держать в руках. Их можно продавать и покупать в антикварных магазинах. Но бензин в бак на заправочной станции за эту монету не зальют.

— Конечно, в наше время на двадцать долларов бак бензином не наполнишь, — вставил Бэленджер. «Нужно поддерживать эту болтовню», — думал он.

— Так как же насчет гангстера? — Тод постукивал пальцами по обрезку трубы, заткнутому за пояс.

— Кармин Даната был известным гангстерским авторитетом в Ревущие двадцатые годы, — сказал Бэленджер. — Все знали о его привычке награждать своих «шестерок» золотыми монетами. Когда разразилась Депрессия, он с самого начала был уверен, что правительство, конфискуя золотые монеты и слитки, всех нагреет. Поэтому он так и не сдал свое золото, а, совсем напротив, начал его копить. В конце концов он завел столько тайников, что даже не мог все запомнить. Тогда-то, в тридцать пятом году, он и устроил тайник в своих апартаментах.

— Ты хочешь сказать, что золотые монеты все еще валяются в загашнике? — Глаза Мэка ярко сверкнули.

— Даната погиб в сороковом году, во время перестрелки с другой бандой в Бруклине, — ответил Бэленджер. — Номер сдавался только ему. Он оплатил его на год вперед. А после его смерти владелец отеля...

— Карлайл. Мы слышали ваш базар о нем. Придурок, имеющий кучу бабок и не знающий, куда их девать.

— Он никогда больше не сдавал этот номер, — продолжал Бэленджер. — С сорокового по шестьдесят восьмой, когда отель закрылся и Карлайл остался здесь один, комнаты так и стояли свободными. У Карлайла был один очень заметный пунктик: он постоянно шпионил за постояльцами отеля, как бы проживая таким образом вместе с ними дополнительные жизни. Профессор подозревает, что Карлайл сохранил номер в том же состоянии, в каком он был при жизни Данаты. Мы считаем, что само существование этого тайника доставляло ему огромное удовольствие, что Карлайл время от времени наведывался в этот тайник и любовался монетами, к которым больше никто не имел доступа. Они и впрямь очень красивые — взлетающий орел на одной стороне, а на другой — статуя Свободы с факелом.

— А не мог этот козел контрабандой вывезти их за кордон и продать за наличные? — спросил Мэк.

— Он страдал агорафобией. И боялся выходить из отеля. Другая страна была для него недостижима, как другая планета. Так почему же обратить монеты в наличные деньги, которые ему вовсе не были нужны — ведь он и так был очень богат, — было бы ему приятнее, чем обладать запасом золота, какого с тридцатых годов не было ни у одного американца?

Этой ночью мы осмотрели несколько номеров и обнаружили, что Карлайл стремился сохранить их в том самом виде, в каком они пребывали, когда их покинули последние постояльцы. Возможно, он принялся за это уже в сороковом году, когда погиб Даната.

— А сколько сейчас стоит золото?

— Более четырехсот долларов за унцию.

— Значит, мы можем переплавить эти монеты и...

— На этом вы много потеряете. «Двойной орел», который весит меньше унции, стоит у коллекционеров почти семьсот долларов.

— Господи...

— Но это еще не все, — продолжал Бэленджер. — Последняя партия «двойных орлов» была отчеканена в тридцать третьем году, непосредственно перед тем, как американское правительство отменило золотой стандарт. И еще до выпуска в обращение они были запрещены и их уничтожили. Большую часть. Но несколько монет были украдены. Недавно одна из украденных монет попала в руки правительства и выставлена на аукцион «Сотби». И там она ушла за без малого семь миллионов долларов.

— Семь?..

— Миллионов долларов. Мы считаем, что у Данаты таких монет могло быть пять.

В свете горящих фонарей глаза Тода ярко сверкнули. Он махнул рукой:

— Эй, пошли. Мне очень не терпится запустить руку в этот тайник.

Глава 32

— Помогите мне поднять профессора, — обратился Бэленджер к Винни.

Винни метнул в него яростный взгляд. Было понятно, что он не может простить своему новому знакомому обман. Тем не менее опасность и давняя привязанность к профессору заставили его повиноваться. Сразу же стало ясно, что связанные запястья до чрезвычайности ограничивают их возможности. Методом проб и ошибок они выяснили, что могут поднять профессора, только просунув сложенные руки ему под мышки. Поскольку у Конклина руки тоже были связаны, он ничем не мог им помочь. С великими усилиями они все же подняли его.

Конклин стонал, но все же сумел устоять на здоровой ноге.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Бэленджер.

— Я все еще жив. — Профессор тяжело вздохнул. — Да уж, при таких обстоятельствах на что мне жаловаться?

— Скажите, это правда? — потребовал Винни. — Что вы с этим парнем собирались присвоить золотые монеты?

— Я далеко не идеальный человек, — сказал Конклин. — Это вам следовало бы уже понять о своих преподавателях. Но когда я слушал ваши объяснения насчет Акта о золотом запасе от тысяча девятьсот тридцать четвертого года... О Сент-Годен-се... Винни, ты запомнил даже Сент-Годенса.

— И как вы собирались поделить деньги? Между вами двоими?

Пожилой профессор выглядел пристыженным.

— И ты согласился бы участвовать в этом? Ведь мы все время провозглашали, что ничего не берем, а только фотографируем. А ведь в этом случае мы не просто нарушили бы это правило. Мы намеревались совершить серьезное преступление. Что ты предпочел бы: опасность просидеть в тюрьме значительную часть жизни или же поставить в известность власти?

— Но вы же были готовы на риск попасть в тюрьму.

— В настоящее время мне почти нечего терять.

Мэк и Джи Ди торопливо запихивали снаряжение в рюкзаки, набивая их так, что все содержимое пяти рюкзаков уместилось в три. На месте они оставили только бутылки с мочой.

Мэк засунул водяной пистолет за пояс.

— Эх, давно не играл в игрушки.

Он взял один из рюкзаков, Джи Ди второй, Тод третий. Очки ночного видения болтались у всех троих на шеях.

— Теперь слушайте, как мы поступим, — сказал Тод. Одной рукой он подстраивал лямки рюкзака, а в другой держал пистолет Бэленджера. — Я пойду первым, спиной вперед, и буду все время держать вас на мушке. Мэк и Джи Ди пойдут позади, но не станут наступать вам на пятки. Так что, если вам приспичит накинуться на них и попытаться столкнуть с лестницы, у вас все равно ничего не выйдет. Если вы что-нибудь затеете, Мэк и Джи Ди лягут на лестницу, а я буду стрелять. Мне плевать, что там кто-то из вас может знать о тайнике: я вас всех замочу. Так что хорошенько пошевелите мозгами, прежде чем сердить меня.

Тод покинул балкон, миновал холл, вышел на пожарную лестницу и начал задом наперед подниматься по ней. Бэленджер и Винни шли следом, неловко держа связанными руками профессора и изо всех сил помогая ему. Потом шли Рик и Кора, а последними — Мэк и Джи Ди. Шаги восьми человек гулко разносились по лестничной клетке.

— Теперь, когда вы узнали, что я не репортер, — сказал Бэленджер Винни, — я хочу задать один вопрос.

— Какой?

— Вы говорили о композиторе, который написал «На берегах Уобаша» и «Моя девчонка Сэл». Вы тогда упомянули, что он был братом Теодора Драйзера, да еще так, будто все должны знать это имя. Прах побери, кем был этот Теодор Драйзер?

— Он написал «Сестру Керри».

— Чью сестру?

«Говори, говори, — убеждал себя Бэленджер. — Пытайся любым путем завязать с ними какие-нибудь контакты».

— Это один из первых американских реалистических романов. — Винни, похоже, понимал замысел Бэленджера. — Действие происходит в трущобах Чикаго. Там рассказывается история женщины, которая вынуждена спать со всеми подряд, чтобы выжить.

— По мне, так в настоящей жизни иначе не бывает, — сказал Мэк снизу из темноты.

Винни поддержал разговор: