Льды уходят в океан

— Я ничего плохого Петру Константиновичу не сделал, — сдавленно проговорил Домбрич. — Если мы встречались с Полиной Захаровной, то это совсем не значит, что мы обманывали ее мужа. Поверьте мне, Захар Федотович, я могу вам поклясться, что мы с Полянкой были только друзьями.

— Еще не хватало, чтоб обманули!.. Вставай! — приказал старик. И сам поднялся. — Волк ты, а душа твоя — заячья. Сколь горя ты Пьётре принес, знашь? Человек чуть веру в человека не потерял — кака это боль, знашь? Ни хрена ты не знашь! О своем только думашь, о себе толька! Лишь бы тебе хорошо было... Так вот, вникай в мои слова, музыкант: ежли я тебя тута ишо раз замечу — на себя пеняй. Понял ты меня?

— Понял, Захар Федотович, — побелевшими губами сказал Домбрич. — Я все понял.

— Забудь про Полянку с сей секунды, — продолжал старик. — Будто и не знал ее. Не забудешь — на дне моряокеана найду тебя... Понял, спрашиваю?

— Все понял, — повторил Домбрич.

— Значит, не совсем ишо дурак, — сказал старик. — А теперь — гони. Без оглядки до самого дому гони. Ну?

Домбричу хотелось бежать, но он заставил себя не унизиться еще до этого. Повернувшись, медленно уходил все дальше и дальше, не в силах избавиться от мысли, что безумный старик вот-вот выстрелит ему в спину...

ГЛАВА XIII

1

Через месяц после той встречи с Бесединым Дашенька почувствовала, что забеременела. Это так ее напугало и встревожило, что долгое время она не находила себе места от мрачных мыслей. Что она теперь станет делать? Как будет смотреть людям в глаза, когда узнают о ее позоре? Ведь все станут над ней смеяться, думала она, показывать на нее пальцем и зло подшучивать... Как она все это вынесет?

Надо было что-то предпринять, надо было все обдумать, но свалившееся на нее несчастье настолько потрясло Дашеньку, что она уже не могла заставить себя спокойно поразмыслить над своей бедой и только металась, не находя покоя.

А ее недуг будто и ждал случая, чтобы показать свою силу и доконать человека, так долго ему сопротивляющегося. Все чаще приходили к Дашеньке мучительные головные боли, все чаще она в отчаянии опускала руки, даже не пытаясь бороться со своим недугом. Наоборот, тедерь она с надеждой ждала, когда на нее нахлынет то «затмение», в котором она хоть на время сможет забыться и избавиться от горьких дум...

Однажды, чувствуя непреодолимую потребность с кемто поделиться своим горем, Дашенька решила пойти к Беседину и обо всем ему рассказать. Да, именно к Беседину! Он лучше других должен понять ее состояние, потому что кто же, как не он, должен разделить с ней ее беду, кто, как не он, обязан помочь ей?!

У нее даже возникла надежда, что Илья Семеныч постарается сделать так, чтобы она больше не мучилась, чтобы кончились те страдания, которые не дают по-человечески жить.

Сейчас ее не смущало то обстоятельство, что Илья Семеныч в последнее время умышленно избегал ее, не желая встречаться. Она и сама старалась не попадаться ему на глаза, каждый раз цепенея от мысли, что вдруг лицом к лицу столкнется с ним. Но то, что было раньше, думала Дашенька, не в счет. Тогда Илья Семеныч был сам по себе, а она сама по себе. Теперь же все по-другому: у них будет ребенок. Его и ее ребенок...

Дашенька пошла к нему поздним вечером и долго бродила возле дома, поглядывая на полоску света пробивающуюся сквозь щель между темными шторками окна. Ей надо было войти сразу же, не раздумывая, пока у нее не иссякла решимость, но она замешкалась, стушевалась, а потом от ее решимости не осталось и следа. А вдруг он не откроет дверь? А вдруг, увидав ее, скажет: «Ты зачем пришла! Я тебя звал? Ну-ка, давай обратно!» Что она тогда будет делать? Попросит, чтобы он выслушал ее? Или, закрыв лицо руками, стремглав убежит, не сказав ему ни слова?

Если бы у нее не начала болеть голова, она, наверное, ушла бы, отложив разговор на неопределенное время. Но страх, что приступ болезни может помешать ей все сказать Беседину, подстегнул Дашеньку, и она, в какомто отчаянии сцепив пальцы, взбежала по ступенькам на второй этаж.

Постучала.

Тихонько, боясь нарушить тишину темного коридора. Прислушалась.

Кажется, Илья Семеныч чертыхнулся. Или ей это послышалось?

— Кто?

Она хотела ответить, но не смогла. Будто внезапно онемела. Подняла руку, быстро смахнула капельки пота со лба.

— Кто, спрашиваю?

Ключ поворачивался так медленно, точно Илья Семеныч задался целью посильнее помучить позднего посетителя. Наконец дверь распахнулась, и Дашеньку обдало светом. Она увидела, как Беседин от неожиданности попятился в глубь комнаты. Растерялся, что ли? Или испугался?

— Это я, Илья Семеныч, — запоздало представилась Дашенька. — Можно к вам?

Илья ответил не сразу. И те секунды, когда он смотрел ка Дашеньку и молчал, показались ей необыкновенно длинными. Сто лет прошло, пока он проговорил:

— Ты? Ну, что ж, входи. Правду сказать, не ожидал.

Он не только не ожидал увидеть ее,, ему даже трудно было представить, что Дашенька может прийти к нему после того, что тогда случилось. Илья хорошо помнил и брошенный на него взгляд, полный не то укоризны, не то презрения, и ее слова: «Не надо ни о чем просить, Илья Семеныч, я все понимаю. Я буду молчать, и вы ничего не бойтесь...»

В этих словах тоже была не только горечь — Илья это понимал.

Нельзя сказать, чтобы Беседин ни в чем не раскаивался. Еще в тот вечер, когда Дашенька ушла, его охватили самые противоречивые чувства. Ему и жаль было девушку, которую он обидел, и досада мучила, что не смог подавить в себе желания близости с Дашенькой, и страх, что все это может открыться и он станет предметом не только насмешек, но и осуждения.

Трудно сказать, какое из этих чувств в нем преобладало. Пожалуй, в первые минуты он больше всего думал о нанесенной Дашеньке обиде. «Я не зверь ведь какой-нибудь, — думал Илья, — чтобы вот так поступить с человеком. Она же мучиться теперь будет, переживать, плакать небось день и ночь станет... Может, и вправду взять ее к себе, пусть пока не женой, это еще успеется, а так какнибудь, мало ли живут под одной крышей без всяких там оформлений... А чем Дашенька хуже других? По крайней мере, с ней спокойно будет, не то что с Мариной: сегодня улыбается, а завтра, как кошка, глаза может выдрать...»

Но стоило ему подумать, что скажут об этом другие, и мысли его принимали совсем другой оборот. Разве мало кто знает, как он увивался за Мариной Саниной и как она дала ему от ворот поворот? Выходит, что он, Илья Беседин, который когда-то гремел на все Заполярье, теперь дошел до ручки, дошел до того, что ничего другого ему и не осталось, как связать свою судьбу с рассыльной Дашенькой, на которую люди смотрят как на обиженного судьбой человека? Так выходит? Да узнай об этом тот же Климов, наверняка скажет: «Ну и кандидата в депутаты мщ подобрали! Пересмотреть!»