Лебедь(СИ

– А куда же они потом делись?
– спросил Лешка.

– За границу. Как революция тут случилась, так все богатые сбежали. В Париж. С собой граф сына увез. А этот от польки, он остался вроде, - рассказывала нам Анна Павловна, - мы тогда детьми были. Второй-то сын Настин ровесник вроде. Так мать говорила. Они рожали даже в один месяц. Эта Марыся, так ее звали, что-ли? И мама. А я позже родилась.

– А расскажите нам легенду про сокровища графа, - попросил Лешка.

– Да ее каждый знает, - сказал Пашка, хрустя бубликом.

– Но мы-то не знаем, - сказал я.

– Люди все это понапридумывали, - стала рассказывать Анна Павловна.

– Слухи ходили, что граф свои несметные сокровища спрятал где-то в доме, чтобы вернуться, когда смута кончится. Он ведь продуманный был. Хитрющий. Взял только часть, чтобы во Франции устроиться с сыном. Но, видать, боялся, мало ли что. Написал завещание и отдал его младшенькому. А тот жил у своей тетки пани Иоанны. Да такое завещание непростое - в стихах, а, может, он просто позабавился.

– А где же мать этого второго сына-то была?
– спросил я.

– Слухи ходили, что граф ее убил из-за своей ревности. Уж больно красивая она была. Мать говорила, такая белокурая, вся в кружевах. Настоящая панночка. Вот он и влюбился. А ей, поди, лет семнадцать-то было. Так он от своей жены отделался, а с этой стал жить. Да, люди много, что говорили тогда.

Тут опять в разговор включилась Анастасия Павловна. Своим скрипучим голосом она сказала:

– Там, под имением, у него был ход подземный на завод и на ту сторону Выстрицы, это река наша. Может, там и зарыл он эти сокровища, не знаю. Только охотников много было их найти. Все в округе перекопали. Но ничего не нашли.

Больше ничего ценного мы так и не узнали. В конце разговора уставшая уже Анна Павловна подала нам хорошую идею:

– Вы бы к Дусе сходили, почтальонше нашей. У нее мать еще живая. Она вроде тоже что-то знает. Их семья в имении жила. Отец приказчиком был у графа, пока тот его не выгнал.

– А можно сейчас?

– Да она завтра придет к нам утром, мы уж попросим. А вы бы сходили покупались. Что сидеть-то дома?

И мы пошли купаться.

Имение

Честно говоря, я бы сразу побежал в имение, но ребята явно хотели купаться. И мы пошли к реке. Выстрица была небольшой, но очень красивой рекой. Берег ее порос рогозой и камышом, но местами был песок. На том более высоком берегу виднелся какой-то поселок.

– Это что за селение?
– спросил я у Пашки.

– Это же хутор Малые Бугры, а рядом с ним Михайловский мясокомбинат.

– А-а, свинина по-Михайловски! Пробовали. Вкусно. Вот, значит, где это делают, - сказал Лешка.

– Сардельки, сосиски Михайловские высшего сорта, - вспомнил я.

– Хватит, - застонал Пашка, - я опять есть хочу.

– А вода не очень. Еще не прогрелась, - сказал я, вынимая свою голую ступню из реки, словно это был термометр.

– Сейчас подогреем, - Лешка разбежался и прыгнул в воду, обрызгав нас с ног до головы. Лешка плавал как крокодил и любил всех топить.

– Холодно, бр-р-р, - опять застонал Павлик, - и солнце куда-то ушло.

Я понял, что если сейчас сам не залезу в воду, рискую быть опять не только обрызганным, но и полуутопленным. Поэтому я быстро окунулся и поплыл. Постепенно ощущение холода уходило. Река успокаивала и снимала усталость. Пашка слегка побарахтался у самого берега и уже сушился, лежа на теплом песке. У меня вдруг появилось ощущение настоящих каникул. Что для этого нужно? Очень мало - речка, песочек и друзья.

Просохнув, мы решали, куда направиться дальше. Я, конечно, грезил имением. И мы пошли туда. Оказывается, можно было пройти вдоль реки. Постепенно берег поднимался. Почва становилась местами какой-то белой.

– Здесь меловые горы везде. В доисторическое время тут было море, - сказал Пашка.

– Так что, граф мог прорыть туннель на тот берег?

– Скорее всего, его прорыли давно, вернее нашли природный ход,- пояснил Павлик, - на том берегу раньше монастырь был подземный в пещерах. Его, правда, засыпали, чтоб никто не провалился и не потерялся. Граф на его месте конезавод держал и еще какие-то мастерские, что-ли. Не знаю.

Мы переглянулись с Лешкой. Все это мне не нравилось. Там, в пещерах можно что угодно спрятать. И кого угодно. Наконец, минут через тридцать, мы пришли.

Графский дом, вернее то, что от него осталось, представлял полуразрушенный дом культуры. На дверях висел огромный ржавый замок. Часть окон были заколочены, а часть - просто отсутствовали. Зрелище, конечно, не очень приятное... Надписи на стенах свидетельствовали о каких-то Косте и Вике, между которыми стоял жирный плюс, о Викторе Цое, которого написавшие обещали помнить всю жизнь. Остальное было неприличным, и мы это читать не стали.

Мы обошли дом вокруг, так и не найдя признаков жизни. Ступени, которые вели в оба флигеля, были практически полностью разрушены. Кругом царило запустение. Если Коршун существует, почему же он не восстановил имение предков? Он, наверняка, тут был и все это видел. Что же он ждет? Ждет... Он именно ждет. Меня? Мне вдруг стало не по себе.

Я развернул свой отксерокопированный план этого дома столетней давности, и мы стали сравнивать бумажный эскиз с реальным домом. В принципе, все было похожим. Двухэтажный дом в форме летящей птицы. Только голову ей как бы отрезали. Наверное, центральный вход в виде выдающейся вперед лестницы и колонн снесли, или просто время не пощадило.

Тут Леха сказал, ткнув на край карты, где была обозначена река:

– А почему дом по плану стоит ближе к реке метров на двести, чем в реальности? Здесь-то он прямо на берегу должен быть, а в реальности до реки топать и топать.

– Да, странно, - сказал я. Но объяснение этому мы тогда придумать так и не смогли.

Я аккуратно отодвинул груду разбитых стекол с подоконника и полез в дом. Ребята последовали за мною.

– Жаль, фонарь не взяли, - бормотал Пашка, - Эх, голова, два уха.

– Ничего, завтра подготовимся, как следует.

Внутри дом был такой же, как и снаружи.

– Видимо, в советское время здесь крутили фильмы и были дискотеки, - вещал нам Лешка, осматривая интерьер графских развалин, - А потом финансирование прикрыли, и культура приказала долго жить. И до сих пор эпоха бескультурья продолжается. Представляете, как нам трудно. Мы дети этой эпохи. А требуют с нас, чтобы мы и то, и это знали... Где ж нам взять эту культуру?

– Да, ладно, хватит прибедняться, - сказал я.