Лечебная собака

Солнышко мое осеннее. Наконец-то и оно появилось на горизонте. А я уже думал, мы больше и не свидимся. Гелия вместе с Дуняшей идет по поляне для выгула собак. А как идут! У Гелии рот до ушей. У овчарки — хвост ходуном. А я стою на поляне и любуюсь ими. И тоже улыбаюсь. И Кирша мой в восторге — машет хвостом. Милый мой пес, если их не злить, то нам можно даже и с овчаркой пообщаться… Но ты ничего не понимаешь в женщинах, как и я когда-то в далекую пору своей незрелости и незрячести… И может быть, лучше всего не ломать голову над их сущностью, как это ты и делаешь.

— Сколько лет! Сколько зим! — кричу я Гелии еще издалека и кричу радостно.

Она неторопливо спускает Дуняшу с поводка и неспешной походкой подходит ко мне.

— Всего только одно лето, — спокойно говорит она, а рыжие глаза сияют, и я вижу: она счастлива и рада встрече.

Мне приятна ее радость.

— А где же вы были все это лето?

— В отпуск ездила.

— У вас такой большой отпуск?

— Я же эсэнэс. У меня отпуск тридцать шесть дней. Двадцать четыре — как обычный смертным, а еще двенадцать — за образованность! Гордость так и распирает ее, она даже в росте прибавляется, но все равно выше меня не стала. И все же я завидую. Так уж устроен человек. Мне уже никакой отпуск не нужен, а завидно, что некоторые по тридцать шесть дней в году баклуши бьют. Мне кажется, за это время можно с ума сойти от безделья.

— И что же вы делали все эти тридцать шесть дней?

— Охотилась!

Она хохочет. Прекрасная девочка! Как искренне она смеется. И я догадываюсь, на кого она охотилась. Очередной вопрос сам сорвался с моих губ:

— Ну и как, успешно?

Она неопределенно пожимает плечами.

— Окончательные выводы делать еще рано. Пока присматриваюсь. Он пока что старается. Правда, не все у него получается. Воспитание сказывается. Маменькин сыночек. Одним словом — неумеха!

— Подождите, подождите… Что-то я не все улавливаю. Он, что, у вас по дому работает?

— А то как же? Иначе зачем бы я его привезла.

Несколько секунд я осмысливаю это, перевариваю. И, поняв все, задаю естественный вопрос:

— Гелия, а вы не боитесь, что и этот от вас убежит?

Она недоуменно смотрит на меня.

— Да с чего вы взяли, что вы нам нужны? Вот когда был дом, была скотина, вот тогда котировался мужчина. А теперь без ВУЗа он только обуза.

— Но тогда зачем же вы привезли его такого не образованного?

— Всякий отпуск надо использовать с толком… Вы тоже вот на пенсии время зря не теряете.

На ее личике появляется уморительное выражение. И выражение это можно понять и так, и иначе. Во всяком случае, я немного смущен и бормочу растерянно:

— Да, да… Мы с Киршей вот тоже на охоту собираемся. Сезон подходит наш тоже…

— А вы на зверя или на птичек? — заинтересованно спросила она.

Я ее интерес понимаю по-своему.

— Да как вам сказать… — задумчиво смотрю я на нее. — Мы ведь легавой породы, все больше по птичкам работаем.

* * *

Тот самый товарищ, который в конце прошлой осени выпил мой коньяк, поднял красный флаг на берегу Мсты над нашим биваком. Те, кто еще мог пить, в честь такого события подняли кружки и опрокинули их содержимое в свои бездонные глотки.

С этого момента охотничий сезон считался официально открытым.

Пьющие на радостях еще немного побренчали кружками, еще несколько раз наполнили и опустошили их, и только после этого все, кто пил и кто не пил, начали делить номера.

Я думал, сейчас страсти разгорятся. Пьяный так уж устроен, что на него вечно не угодишь. Но, к моему удивлению, жеребьевка никаких споров не вызвала. Очевидно, здравый смысл в любом охотнике заложен изначально, он берет верх над всеми другими соображениями. И он, этот здравый смысл утверждает, что всякая охота — прежде всего везение, слепая фортуна. А с фортуной, каждому известно, спорить бессмысленно. Поделив номера, мы пошли вслед за разводящим посмотреть на то, что каждому досталось и, если надо, с вечера обустроить свои места.

Идти пришлось по низкому берегу какого-то озера. И по высокой траве. Порой она скрывала меня с головой. И еще — по пояс в воде.

Вода уже остыла. Как-никак заканчивалась последняя пятница августа, и вместе с сумерками над озером поднялся холодный туман. От одного его вида становилось зябко. А нас вели в самую его гущу. И если пьяному разводящему озеро было по колено, то мы с Киром вымокли до нитки, применительно к собаке- до последней шерстинки!

На что мой пес водяной, но и он не выдержал. Стал забегать вперед и заглядывать мне в глаза, как бы упрекая меня и пытаясь образумить.

Я внял его молчаливым уговорам — повернул назад. Здравый смысл возобладал. Я побоялся застудить своего помощника. Без него мне не на что было рассчитывать на охоте, с ним я мог надеяться хоть на какую-нибудь завалящую утку.

В палатке я обтер его насухо большим махровым полотенцем, а сам переоделся во все сухое. Человеку проще, чем собаке, у него — несколько шкур. У собаки, к сожалению, одна, и хороший хозяин никогда не должен забывать об этом.

Мы забрались под теплое одеяло, согрелись и уснули.

Сквозь сон я слышал, как вернулись охотники, и дальше уже спал под несмолкаемый гомон, стук кружек и звон бутылок. Ближе к утру я полностью отключился. Проснулся от того, что вдруг на сердце у меня стало тревожно.

Я открыл глаза. Этого можно было и не делать. В палатке Стояла абсолютная темнота. Каким-то шестым или десятым чувством я угадал, что Кир сидит рядом со мной и печально смотрит на меня. Без сомнения, он был чем-то встревожен, и его тревога передалась мне.

Я протянул руку в темноту, нащупал друга и погладил.

— Тебе чего не спится? — спросил я.

Он не шелохнулся.

Я подумал, что, может быть, волки бродят возле нашего бивака, и он их учуял. Самому стало немного жутковато. Я начал напряженно вслушиваться в ночь… И услышал далекий и потому сильно приглушенный звук выстрела. Так вот где была зарыта собака!

Я засмеялся и потрепал Кирюшу по холке:

— Эх, ты охотничек!

Но и на эту ласку он опять никак не отреагировал.

Я включил фонарь. Свет не прибавил храбрости моему псу. Здорово же я напугал его зимой, и теперь он расплачивался за мою глупость.

Я натянул болотные сапоги, потеплее оделся и вылез из палатки. Наш лагерь словно вымер. Угасая, дымился брошенный костер.

Возле него трупами валялись несколько пьяных охотников. Дым стлался над землей и над ними и сливался с туманом, окутавшем реку. Светлая полоска зари едва обозначила край неба.

Я сунул голову в палатку. Кир, съежившись в комок сидел на прежнем месте и на меня даже не глянул.

— Ну, выходи! — сказал я ему строго. — Уже уток бьют!

Пес словно оглох. А выстрелы гремели все чаще, ближе и громче, к кто-то, не дожидаясь нас, набивал рюкзаки дичью.