Лечение водой
Шрифт:
все женщины водили меня за нос, всегда…
…Попрошу ее утешить меня, надо мной так издеваются – кто же меня поддержит, кроме Оли?..»
Ему приходит ответ:
«Кость, я сейчас не могу говорить. Я на лекциях».
«Занята! – подскакивает в мозгу. – Я так и думал! На лекциях?..»
Нет, может, это только предлог!
«…ведь она могла бы написать, что позвонит позже. Или чтоб я перезвонил… нет, здесь что-то не то!»
И опять это приятное чувство, что он просто ноет и капризничает – «она изобразила вчера, изобразила отравление – а теперь я хочу покапризничать.
…За
Опять строчит Оле в нетерпении («совершенно не могу без нее обходиться!») -
«Ты занята? Ну все понятно, я так и подумал=(» — пишет с «грустным смайлом» в конце.
Оля отвечает:
«Да, конечно. Спасибо».
Костя смотрит на это смс…
Липкость извилин… в комнате – серый свет… льется из окна, в глаза. Липкие, тяжко усталые веки… «Вот как написала – «спасибо»… Не хочет общаться, что-то случилось!» – постукивает невыносимая нервная масса. Прог-г-гибается резина – тугая, усталая, в грудной клетке – ы-ы-ы-ы-ы1.. Залипание мыслей в мозгу – он с трудом осознает, что делает.
«А ведь с другой стороны мне ведь и хочется так думать – да…»
«Все понятно, теперь все точно понятно… она действительно на лекциях. Специально мне это написала. И раз ей было плохо вчера… как же она могла пойти на лекции – это неестественно, на следующий же день… но поскольку она это разыграла а я не выдержал проверки теперь будет тыкать мне своими лекциями – чтоб показать что я не выдержал – и больше общаться не хочет!»
Он толчками, толчками катится вниз – «мне и хочется катиться, блажить».
И он будто вплывает сознанием – приятно и больно – в «последнее, прощальное смс»:
«Оля, я все понимаю, да! Ты говоришь, ты занята. Что же тут сделаешь! Но я хотел сказать, что мне действительно было очень приятно с тобой общаться. И спасибо тебе за все. В любом случае, я ни за что не обижаюсь на тебя! Я все понял».
Поддаться прогибающейся резине в груди… это ведь так приятно поддаться, скатиться – написать это Оле наполовину специально, чтоб у нее было… чувство вины?
Он скидывает ей смс.
А она тотчас отвечает:
«Хорошо, расскажешь сегодня, когда созвонимся. Но страшно даже подумать, что ты понял из такого разговора!»
У Кости приятные капельки удовольствия – теперь уже он поставил Олю в «добивающееся» положение. (В ответ на то, что вчера вечером он ее… «как бы добивался» – проявляя заботу).
…Он как-то насмешливо и затаенно ждет, что она теперь будет «подъезжать» к нему… но вечером, когда слышит в трубке ее глубокий, мелодичный голос…
– Оля… я просто… я тебе там написал, но… – держа в руках трубку он чудачески и робко махает рукой.
– Ой, нет, Костя, ничего страшного… но я поняла, что общение по смс – это не вариант, – вкрадчиво и очень удивленно произносит Оля. – Просто не вариант!
– Ну может быть, да, но… не обращай, в общем, внимания.
– По
телефону – да. По телефону – все нормально, – продолжает, между тем, она. – А по смс – вообще не вариант.– Ну да, да, ты права, тогда будем созваниваться – это правильней всего. Да… но мне просто было не очень хорошо…
– Правда? – с глубоким участием спрашивает Оля.
– Опять стал думать обо всем.
Они разговаривают еще минут тридцать.
– Понимаешь, – от всего сердца произносит Костя в конце. – Мне просто не хотелось бы постоянно досаждать тебе. Своими проблемами.
– Ты мне не досаждаешь, – Оля слегка посмеивается, мягко и доверительно – совершенно не стоит, мол, ему куда-то отдаляться. Куда это он «собрался»? – хи-хи.
«Какая же она все-таки классная деточка!..»
А Костя ощущает крайнее, невыразимое облегчение – наконец-то развеялся страх и сомнения! «Можно их просто вычеркнуть. Мы будто перекрыли недоверие, страх, непонимание – этим разговором… как груз на другой груз? И нижний, негативный – растворился.
Теперь все хорошо, Оля рядом».
V
…За всем этим общением он как-то почти и позабыл, что рассказал историю про Уртицкого Левченко. Впрочем, и там он уверен, что дальше это не пойдет – никуда, – ведь Левченко поклялся-побожился, что никому ничего не скажет. Юра так сипел в телефонную трубку свою клятву, от всего сердца – «да, на него можно положиться».
И напрасно Костя так думает, потому что Левченко на следующий день тут же и предал – передав Уртицкому полное содержание разговора. Костина история действительно была для него новостью, и ни в каких интригах он не участвовал… так что язык у него развязался толи из-за мягкого характера, толи просто случайно.
В результате когда Левашов в субботу приходит в студию…
Уртицкий опаздывает минут на десять, появляется с Левченко, который садится напротив Кости. Левченко сразу смотрит на Костю очень строго, но и чуть с юмором; с нарочито поджатыми губами. Словно того озадачивают глупости, заведшие, в конце концов, в нелепое положение.
Кажется даже, что Юра сейчас начнет начитывать поучения и наставления. Левашову все сразу становится ясно. Ну а Уртицкий садится прямо рядом с Костей, гадливо взглядывает на него и ехидно заводит свои большие глазки; белки у Уртицкого вмиг затуманиваются коричневой поволокой. И в продолжение следующих трех часов маэстро только и делает, что гримасничает, кривляется, сучит ногами и, гадко смеясь, издает горлом булькающие звуки – и после них сразу начинает быстро-быстро подпрыгивать, подскакивать на стуле – у Уртицкого будто слизь из кожи сочится, и он стряхивает ее на Костю, – весь исходит, весь.
При всем при том ничего не говорит Левашову, кроме одной-единственной фразы (как только тот вступает в беседу):
– Если вы эгоист, так хоть другим-то мозги не парьте, а! – одно и то же, десятки раз за вечер.
А Костя сидит и очень спокойно, непроницаемо терпит. (Ведь накручивать себя, домысливать, беситься и пр. он всегда начинает уже после любого случая или эпизода. А во время – напротив, сохраняет завидное спокойствие…) Он смотрит на Уртицкого, подпрыгивающего на стуле и слабо думает: «Он пытается теперь расширить какую-то трещину в моей голове… он поймал меня на трещине… Я прокололся и теперь уж все, мне не жить – и обратного пути нет… Я знал, знал, что ничего не выйдет… что все равно все пропадет. Ничего, ничего теперь не будет…»