Лечиться будем
Шрифт:
– Бедный, бедный… - то всхлипывала, то шептала она.
– Это я, это я виновата… Больше так не будет… Тебя ни на кого теперь… не хватит… кроме меня…
Потом изнемогла и уснула.
Измочаленный Артём Стратополох бессильной рукой попытался взбить подушку.
– Спать… - бормотал он.
– Спать-спать-спать…
И уже в наплывающей дреме возникла и обрадовала фраза: «Какое счастье, - думал он, засыпая, - что это была всего лишь явь…»
Не забыть бы до завтра.
Глава 9. Клевета за клеветой
Не
Утром свежевыбритый, благоухающий кофе и лосьоном Артём Стратополох в коричневом домашнем халате прошествовал вниз по лестнице к почтовому ящику. Поднес ключик к жестяной дверце и приостановился. На стене подъезда поверх заскобленной латиницы чернела свежая кириллическая надпись: «Любил я ваши именины».
Так. Начинается.
Фыркнул, отомкнул ящик, извлек воскресный номер газеты «Будьте здоровы!». Предпоследняя страница. «Литературный диагноз». Неужели и сегодня о нем ничего…
Есть! Вот оно! Артём Стратополох, «Умножение скорби», сборник стихов… Зажмурился, бегло досчитал до десяти.
Вскинул бьющиеся веки, вновь отыскал заголовок - и тут же всполошился. Позвольте, позвольте… А почему так коротко? Анонимный отзыв состоял всего из трех предложений. Первые два были не более чем оскорбительны, зато третье… «Невыразительная бледность женских портретов, - чуть отшатнувшись, прочел Артём, - невольно наводит на мысль о гомосексуальных тенденциях автора».
Они там что, совсем идиоты?
Поднял обезумевшие глаза, непонимающе уставился на непристойную со вчерашнего дня надпись.
Ах, сволочи! Ну не получаются у него женские образы, не удаются! Но чтобы на этом основании вот так… огульно… облыжно…
Артём нервно свернул газету и запер ящик. Виктории заметку показывать нельзя. А спросит, где газета? Сказал, что сходит вниз за газетой, а где она? Да нет, не спросит…
Гораздо хуже другое: в «Последнем прибежище» прочтут неминуемо. Хоть кто-нибудь да прочтет. И неизвестно еще, чем вс# это обернется. Запросто могут потребовать, чтобы пересел за столик под портретом поэта Клюева. В компанию Квазимодо и юноши с минимумом косметики.
Ну нет! Такого срама он не переживет.
Вот что нужно сделать: взять этот номер и заявиться со скандалом в редакцию. А потом - в «Прибежище». Сколько бы он там теперь ни проторчал, все равно Виктория решит, что это для отмазки…
«Будьте здоровы!»
Недолго вам быть здоровыми…
О газете Виктория не спросила, ей было не до того. По телевизору шла «Школа больных», и речь велась именно о профилактических мерах против психических эпидемий.
– …Протекает обычно с нарастающим психомоторным возбуждением, в высказываниях часто доминируют идеи одержимости… - монотонно излагал с экрана некто в белом халате.
Кое-что Виктория записывала.
Облачаясь в парадную пару (пятна отчищены, пуговки переставлены), Стратополох краем уха прислушивался к голосу ведущего. Суть высказываний воспринималась обрывками.
– …господство одного аффекта над всеми… -…определенному лицу, которому они экстатически преданы и во имя которого… -…как
Насколько Артём мог понять, граждан, заботящихся о своем психическом здоровье, предостерегали против восторженных прилюдных высказываний, стихийных митингов и особенно против обращений с просьбами непосредственно к портрету доктора Безуглова.
Спохватились…
– Ты осторожнее, - ласково потрепав жену по загривочку, предупредил он на прощанье.
Та оторвалась на секунду от экрана и улыбнулась - тревожно, почти заискивающе.
– Нозофилия, - нарочито занудливо, в тон телевизору процитировал Стратополох, - проявляется в особом пристрастии некоторых лиц находить у себя болезни и заниматься их лечением. Чаще всего, некомпетентным.
– Ты куда?
– В редакцию, - сказал он, мрачнея.
– Кое-кому шею намылить. Ошибку сделали, козлы…
– Пуговке - привет.
– Вика!
Конечно же, грозные высказывания Стратополоха в адрес газеты «Будьте здоровы!» следовало делить как минимум на шестнадцать. Редакция ее обитала на одном из этажей здания, принадлежащего Министерству Здравоохранения, так что скандала там особо не учинишь. Здравоохранка - учреждение серьезное.
Высотный дом яично-желтого цвета твердыней возвышался над окрестными строениями, и в него еще надо было ухитриться попасть.
– Мне в редакцию, - объяснил Артём.
– К кому?
– неумолимо спросили из-за бронированного стекла.
– В «Литературный диагноз».
– К кому именно?
– Н-ну… понимаете… заметка была без подписи…
– Вы кто?
– В смысле - фамилию? Стратополох.
– Стратополох… Стратополох… - забормотал дежурный, гоняя по монитору списки дозволенных в здании лиц. Замолчал, вскинул глаза.
– Артём Стратополох?
– Да… - удивленно ответил тот.
– Документ, удостоверяющий личность, есть?
– Да… вот…
– Ваш пропуск… - В щель под бронестеклом была просунута пластиковая бирюлька.
– Вас ждут. Куда идти, знаете?
– Н-нет…
Исполнившийся почтения дежурный оторвал задницу от стула и принялся подробно и доступно растолковывать, как добраться до лифта и на каком этаже высадиться.
Что происходит?
– Здравствуйте… - сказал Стратополох, не без робости переступая порог приемной.
– Артём Григорьевич!
– в радостном испуге ахнула секретарша и вскочила.
Артём знал ее. Когда-то эта пепельная блондинка работала в «Заединщике».
Забегая то справа, то слева и отбивая при этом сумасшедшую дробь высокими каблучками, что несколько напоминало какой-то испанский танец, она провела долгожданного Артёма Григорьевича по коридору к дверям кабинета с табличкой «Лит. диагноз».
В кабинете навстречу Стратополоху с распростертыми объятьями взметнулся из-за стола еще один старый знакомый - бывший редактор «Заединщика», тот самый, с кем вчера Артём повздорил в сквере возле автомата «Моментальная патография». Самолично усадил дорогого гостя в кресло, затем вернулся под портрет дедушки Фрейда (обратите внимание, Фрейда, а не Безуглова) и сел, с нежностью глядя на вконец ошалевшего Стратополоха.