Леди Феникс

— Он не был на ее похоронах?

— Он узнал обо всем слишком поздно.

— Как узнал?

Нина пожала плечами:

— Понятия не имею. Просто однажды я застала его вечером в кабинете, он сидел в темноте и смотрел в окно. Я спросила, что с ним, а он ответил: его сестры уже несколько месяцев нет в живых. Я не знаю, почему вы уверены, что отец Юли… муж говорил, он давно умер.

— И ни разу не упомянул, как вести из Екатеринбурга приходят к нему?

— Наверное, это кажется странным, но это именно так. Когда Григорий Петрович умер, в его бумагах я нашла адрес.

— В записной книжке?

— Это так важно?

— Просто интересуюсь, — пожала я плечами.

— В ящике стола лежала записка, адресованная мне. "Нина, адрес племянницы…", ее имя и фамилия. Я послала телеграмму, чтобы она могла приехать на похороны. Но ответа не получила, и на похороны она не приехала. А где-то месяца через три позвонил мужчина, представился Юлиным соседом. Рассказал, что девочка совсем одна, живется ей очень тяжело. Конечно, я заверила, что буду рада помочь. В память о муже. Я тут же позвонила Юле, пригласила ее к нам приехать. Она вроде бы сомневалась, стоит ли ей это делать. Потом вновь позвонил сосед. Я сказала, что приеду за Юлей, но он предложил другой вариант: если я оплачу его расходы на дорогу, он сам привезет Юлю. Меня это вполне устроило.

— Как звали соседа?

— Сергей Юлианович, — в замешательстве ответила Нина Константиновна.

— А фамилия?

— Фамилии он не называл, да я и не настаивала. Зачем мне его фамилия?

— Ваша сестра утверждает, что видела в вашем доме мужчину, похожего на Бокова, еще до приезда Юли.

— Она ошибается, — покачала головой Нина. — Они приехали вместе. Он действительно приходил ко мне получить деньги за билеты. Сначала они остановились в гостинице, в "Зените". Юля еще не решила тогда, что останется у нас, а потом я уговорила ее переехать.

— Понятно. Что вы подумали, когда узнали, что у вашего мужа никогда не было сестры? — тихо спросила я. Нина пожала плечами.

— То же, что и вы. Юля — дочь Григория Петровича. Больше ничего в голову не приходит.

— И ее предполагаемая мать…

— Я ничего о ней не знаю. Даже не догадываюсь, кто это мог быть и где Гриша с ней встретился. Я знаю дату рождения Юли. И если честно, затрудняюсь представить этот роман. Мы тогда жили в такой глуши, все на виду… Кто поймет наших мужчин, — без горечи заметила она. — Я думаю, Гришу всю жизнь преследовало чувство вины, я даже уверена, он считал себя виноватым в том, что наш ребенок умер. Я ведь была беременна, ребенок родился и умер через неделю. А еще через неделю появилась на свет Юля, боюсь, для него это было… как бы это сказать… карой. Скорее всего из-за этого он прекратил отношения с той женщиной, если они вообще были длительными. Но мысль о том, что его дочь растет без отца, должно быть, мучила его всю жизнь, вот он и выдумал племянницу. Хотя в больнице он мог сказать мне правду, я бы поняла… И включить ее в завещание. Но он этого не сделал. Наверное, у него была причина или он считал, что была… В любом случае я обязана помочь Юле.

— Значит, вы уверены, что сюда ее привез сосед?

— Конечно. Послушайте, надо немедленно найти Юлю. Сообщить… Бог мой, у меня голова кругом. — Она потерла виски, руки ее нервно вздрагивали, выглядела она неважно, должно быть, действительно плохо себя чувствовала.

— Боюсь, Юле известно, что ее отец погиб.

— Что?

— Я обнаружила труп на скамейке в сквере, а через несколько минут там появилась Юля.

— Она видела? Она видела? — почти крикнула Нина. — Она знает, что это ее отец? Но почему скрыла от меня?

— На эти вопросы я вряд ли смогу ответить, пока не поговорю с ней. Когда вы видели ее в последний раз?

— Час назад. Она собиралась смотреть телевизор, потом вдруг решила прогуляться. Я стараюсь ей не возражать, она и так чувствует себя неловко в нашем доме.

— Нина Константиновна, — вздохнула я. — Скажите, почему вы все-таки решили оставить девушку у себя?

— Разве не понятно? — чуть не плача, покачала она головой. — Я очень любила мужа, и этот ребенок… кем бы она ему ни доводилась, я должна ей помочь. Вас это удивляет?

— Ваше желание помочь — нет, — усмехнулась я. — Но помочь — это вовсе не значит поселить у себя и уделять ей внимания едва ли не больше, чем родной дочери.

При этих словах Нина вдруг бессильно уронила голову на руки и заплакала. Я хотела позвать домработницу, чтобы она принесла воды, но Зотова успокоилась и без моей помощи. Вытерла лицо ладонями и пробормотала:

— Это моя ошибка. Поверьте, я считала, что поступаю правильно. Должно быть, дорога в ад действительно выстлана благими намерениями.

Признаться, это заявление меня слегка удивило, конечно, убийство и предстоящее следствие не бог весть какой подарок, но, в конце концов, погиб человек, которого Нина едва знала, так что до ада все же далеко. Или она имела в виду совсем другое? Нечестность Юли, скрывшей от нее наличие родного отца, которого почему-то выдавала за соседа, точнее, он сам так представился, если верить Нине. Допустим, бровастый считал, что сирота вызовет больше сочувствия, вот и решил стать на время соседом, убедив дочь молчать?

— Юля рассказывала вам о родителях? — спросила я.

— Она избегала разговоров о них, я считала, что воспоминания причиняют ей боль, и не настаивала.

— Нина Константиновна, вы понимаете, что и Юля, и ее отец преследовали некую цель?

— Наверное, так оно и есть, — с горечью кивнула она. — Я-то считала, что просто помогаю бедному ребенку. Я бы помогла в любом случае, врать было необязательно. Что теперь будет? — вдруг спросила она.

Вопрос, признаться, сбивал с толку, если, конечно, не был риторическим.

— И у вас нет никаких догадок, что это могла быть за цель? — не отставала я.

— Понятия не имею. Наверное, деньги, что же еще?

— Нина Константиновна, скажите откровенно, — не выдержала я, — вас шантажировали?

— Нет. Да это было и ни к чему. Я же сказала, я бы и так помогла. К тому же шантажировать можно, имея на руках какие-то документы, что-то компрометирующее меня или моего мужа, но… ни о чем подобном я не знаю. Да и откуда бы взяться каким-то документам в Екатеринбурге? Допустим, они решили убить меня и мою дочь, — вдруг заявила она, глядя мне в глаза, — желая завладеть деньгами мужа, но им это вряд ли бы удалось, ведь то, что Григорий Петрович Юлин отец, надо еще доказать.

— Но подобная мысль все же приходила вам в голову? — осторожно спросила я, она пожала плечами.

— Раньше — нет. А теперь я готова поверить чему угодно. Зачем им понадобилось врать?

— Лена звонила? — решила я сменить тему.

Нина Константиновна покачала головой:

— Нет. Послушайте, Оля… можно мне вас так называть?

— Конечно.

— Боюсь, что с моим ребенком случилась беда.

— Что вы имеете в виду? — насторожилась я.

— Ее мальчик погиб. Вы ведь знаете? Витя Симушин. Они встречались. Я думаю, ее отъезд как-то связан с этим, понимаете? Она выдумала какую-то подругу, а на самом деле просто прячется. Я боюсь обращаться в милицию, боюсь, что дочь… как бы это сказать… замешана в чем-то неблаговидном. Нет-нет, я не считаю ее виновной, боже избави, я просто думаю, дочь напугана. Господи, почему дети так жестоки? — всхлипнула она. Лицо ее исказилось от страдания, она закрыла его ладонями, но опять очень быстро справилась с собой. — Она могла бы мне рассказать, и я… я бы обязательно ей помогла, а теперь я не знаю, что предпринять.