Леди-наследница

Он сделал внушительный шаг назад.

— Ну что ж, если больше ничего…

Осознание, что он собирается уходить, кажется, вывело ее из задумчивости.

— Что? — Она коротко нахмурилась и, к его огромному облегчению, похоже, пришла в себя. — О да, постойте, я кое-что хотела бы, если это не слишком сложно. Вы завтра едете в город?

— Думаю, да. — Поручение за несколько миль. Он определенно поедет. — Вам что-нибудь нужно?

— Шоколад. До вашего приезда я его не пробовала, но теперь, когда попробовала, кажется, не могу остановиться. Никогда в жизни не пила ничего вкуснее. У меня осталось всего на одну чашку.

— Боюсь, то немногое, что я привез, — это все, что было в запасе у мистера Макдэниела. Следующая партия придет не раньше чем через… две недели.

— Две недели? Мы к тому времени уже будем в Лондоне.

Разочарование в ее голосе терзало его. Она не должна ждать до Лондона, и без того она ждала двенадцать лет.

— Я съезжу в Лэнгхолм.

— За шоколадом? — Она рассмеялась и отмахнулась. — Не глупите. Благодарю за предложение, но я еще не настолько избалована. Подожду до Лондона, а последнюю чашку приберегу для какого-нибудь особого случая.

— Какого, например?

— Ну, я пока не знаю. Что-нибудь памятное. Мой первый грациозно выполненный реверанс. — Он усмехнулся, и она взглянула на него. Когда же Уиннифред снова заговорила, то с такой нерешительностью, что он занервничал. — Я бы хотела попросить вас еще кое о чем.

Он надеялся, это очередное поручение.

— Я к вашим услугам.

— Вам… вам не трудно было бы иногда делить с нами трапезу? Я знаю, вы предпочитаете есть в своих комнатах, — торопливо добавила она, словно догадалась о направлении его мыслей, — но если Лилли время от времени будет отвлекаться, это здорово облегчит ее бремя, я думаю, как и мое. Когда больше нечего делать и не о чем думать, она становится немножко фанатичной в отношении этой поездки. Мне кажется, это нехорошо.

— Она увлечена.

— Она чуть ли не помешана. Лорд Гидеон… — Она сглотнула, посмотрела на него с надеждой, и он понял, что не сможет ей отказать. — Гидеон, пожалуйста.

Это всего лишь одна-две трапезы. Всего лишь час в присутствии дуэньи и на другой стороне крепкого дубового стола. Он справится.

— Конечно, — услышал он сам себя. — Непременно.

Она просияла.

— Спасибо!

— Для меня это будет удовольствием. — И пыткой. — Если больше ничего…

— Вообще-то есть еще кое-что.

Тысяча чертей.

Он тяжело оперся о свою трость.

— И что же это?

Она неловко переступила с ноги на ногу и убрала руки за спину, словно чтобы не дать им нервно теребить что-нибудь.

— Я понимаю, что теперь не лучшее время упоминать об этом, но я уже давно собиралась поговорить с вами об этом и не могла. Вы часто уезжаете или не желаете, чтоб вас беспокоили. — Она поморщилась от собственных слов. — Я не хотела, чтоб это прозвучало как жалоба или как упрек. Просто…

— Я понимаю. — Он действительно сделал трудным, почти невозможным для нее разговор с ним. Что есть, то есть. — О чем вы хотели поговорить?

— Я… мне хотелось бы начать с того, что вы мне нравитесь.

Черт, черт, черт.

Он медленно кивнул:

— Вы тоже мне нравитесь, Уиннифред…

— Я хочу, чтоб вы поняли… то, что я собираюсь сказать, не означает, что я не благодарна вам за все, что вы сделали, но Лилли я люблю больше. Она, несмотря на то что мы не родственники по крови, моя сестра.

Гидеон был озадачен этим новым поворотом. Он снова кивнул, не вполне понимая, куда она клонит:

— Конечно.

— Она радуется этой поездке, как ребенок.

— Нисколько не сомневаюсь в этом.

— И возлагает на нее огромные надежды.

— Вполне естественно.

— Она… Эта поездка… — Уиннифред в расстройстве сжала губы. — Лилли теперь в таком положении… в положении…

— Выкладывайте, Уиннифред.

— Хорошо. — Она коротко кивнула, вздернула подбородок и посмотрела ему прямо в глаза. — Если кто-то обидит или разочарует ее в Лондоне, кто угодно, по какой угодно причине, я вырежу ваше сердце и съем его сырым.

Он ни секунды не сомневался, что она попытается. И почувствовал почти неудержимое и определенно неуместное желание рассмеяться. Не над ней, а над своим восхищением ею. Она пригрозила ему почти серьезно. И не ради себя, а ради Лилли. И не раньше, чем высказала свои просьбы.

Очаровательная, умная красотка.

— Что заставляет вас думать, что я позволю случиться чему-то дурному?

За исключением явной причины, что он не имеет намерения брать на себя ответственность за них после того, как они прибудут в Лондон. Но Уиннифред не может этого знать.

— Ничто не заставляет меня так думать. Просто хочу, чтоб вы знали: я считаю вас лично ответственным за счастье Лилли.

— Эта ноша несколько тяжеловата для мужчины, вы не считаете?

Она подумала.

— Нет.

— Понятно. — Он почувствовал, как дергаются его губы, несмотря на попытки держать их плотно сжатыми. — Что ж, я сделаю все от меня зависящее, чтобы у Лилли было счастье, а мои внутренние органы оставались… внутренними.

Она кивнула, очевидно, удовлетворенная.

— Спасибо. И прошу прощения за необходимость этой беседы.

— Не за что, вы прощены. — Он повернулся и зашагал прочь, но буквально через три шага не сдержал улыбки и обернулся. — А зачем сырым?

— Зачем… что, простите?

— Зачем есть мое сердце сырым? — повторил он. — Это такое странное уточнение, как будто предполагается, что я предпочел бы, чтоб оно вначале было зажарено и приправлено превосходным сливовым соусом.

— Сливовым соусом? — Рот ее открылся, и из горла вырвался смех. — Вы точно сумасшедший.

— Я любознательный. Действительно ли акт готовки делает это злодеяние менее варварским? И как насчет остального столового этикета? Допустимо ли что-нибудь? Столовые приборы, к примеру, или салфетки? Место за столом и стакан портвейна?

В ее янтарных глазах заплясали веселые искорки, а губы задрожали от сдерживаемого смеха.

— Мне, пожалуй, пора. Всего хорошего, лорд Гидеон.

— Дозволителен ли гарнир и оживленная беседа? — Он повысил голос, когда она резко развернулась и зашагала прочь, а Клер потрусила с ней рядом. — Передайте булочки, миссис Бартли, и еще немножко сырого сердца лорда Гидеона. Нет, нет, дорогая, берите только пальцами, он наказан.

До него донесся ее смех. Не в силах отвести взгляд, он продолжал смотреть, как она удаляется от него в сторону дома. Да, это будет сущая пытка — каждый день видеть Уиннифред за столом, и еще хуже, если придется слышать этот ее чудесно низкий и свободный смех.