Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Леди не движется – 2
Шрифт:

Зал молчал и боялся дышать. Звенящий голос Нины летел над головами, проникал в сердце. Я не очень хорошо разбираюсь в музыке, но мне показалось, что ее исполнение — безупречно. И даже внутренне посмеивалась, вспоминая, как Август накануне осадил нахальную Нину, сказав, мол, его бы воля, не видать бы ей поп-сцены… А не очень-то ей и нужна эта поп-сцена. С таким-то голосом!

Когда наступила тишина, мы не пошевелились. Нина поклонилась и ушла за кулисы. Зал осветился, люди потянулись на выход, изумленные и притихшие.

— Мы чего-то ждем? — осведомился Макс.

Почему-то мне захотелось стукнуть его. Нет бы промолчать, сохранить это ощущение откровения…

— Сейчас цветы принесут, зайдем в гримерку, — ответил Август. — Нельзя же улететь не попрощавшись. Да и поблагодарить надо.

— Пф, — сказал Макс. — Нет, я знал, что она умеет

петь. Но могла бы и что-нибудь менее банальное выбрать.

— Ага, — кивнул Август, — а ты чего ждал? Каватину Розины? Или арию Царицы Ночи?

Макс уставился на него с подозрением: по всему, Август иронизировал. Но у него ж нет чувства юмора. Вдруг всерьез спрашивает?

— Макс, во-первых, некоторые вещи надо исполнять только для подготовленного слушателя, — пояснил Август. — А во-вторых, их надо репетировать. Не день и не два.

— Ну да. Зато вот это мы могли бы услышать на мессе в каждом десятом костеле, — фыркнул Макс.

— Это? — Август встал. — Нет. Потому что это не «Аве Мария». Ты невнимателен, Макс. А вот мисс Осси оказалась куда умней и тоньше, чем я ждал. «Аве Мария», которую ты знаешь, имеет переделанный текст. А в оригинале был немецкий перевод поэмы Вальтера Скотта «Владычица озера». И конкретно эта вещь — «Третья песнь Эллен». Услышать ее в наше время на языке оригинала, на том самом тяжеловесном немецком девятнадцатого века — большая удача. А если вспомнить, что Вальтер Скотт жил относительно неподалеку от Пиблс, — это действительно подарок мне.

— Ты невыносим, — ответил Макс. — Ну как можно быть таким занудой?

В ложу доставили цветы, мы разобрали букеты и пошли в гримерку. Нина сидела в кресле, совершенно размазанная, все еще в концертном гриме. Вяло помахала нам рукой и уставилась на Августа.

— Задатки хорошие, но исполнение ученическое, — обронил он, кладя перед ней цветы.

— Это меня поругали или похвалили? — спросила Нина почему-то у меня.

— Тебе сказали ровно то, что думали, — пояснила я.

Стало довольно шумно. Девушки поздравляли Нину и всячески расхваливали, мужчины отошли чуть в сторону, выжидая, пока схлынет волна женских восторгов. Менеджер клуба принес несколько ведерок, из которых торчали слегка запотевшие бутылки шампанского, и одну бутылку — без льда.

— Мне только холодного сейчас не хватало, — пояснила Нина, жестом попросив Макса открыть для нее теплую бутылку.

— Кое-кого ты удивила, — заметил Макс, наливая ей.

Нина фыркнула и отпила глоток из своего бокала.

— Я всех удивляю. Всегда. У меня выхода другого нет. Макс, ты что думаешь, я действительно начинала карьеру так, как говорю?! Ага, на конкурс молодых талантов пришла малиновая лахудра из рабочего квартала, дурочка с переулочка, пасть разинула и впервые в жизни запела. Ну и тут же все обрадовались, первый приз ей дали, не успела она пасть захлопнуть, ей туда выгодный контракт свалился… Чё, многие верят. Знаешь, люди вообще верят в халяву. Не нужно учиться, не нужно трудиться. Открылся талант — приходишь и берешь все, что полагается таланту. Потому что типа талант такая волшебная штука, сам за тебя все сделает. Если ты тоже веришь, ты идиот. Я с пяти лет пела! В церковном хоре, в школьном, потом — солировала в муниципальном. И училась музыке. Я люто ненавидела весь наш репертуар. Но у меня не было другой возможности учиться у хороших педагогов. Я хотела поступать в консерваторию. Сказала матери, а она ответила, что, если я не выброшу блажь из башки, она запрет меня дома, а на моего педагога накатает иск в суд, что он не педагог, а педофил, забивает ученицам головы всякой лабудой. Она считала, что полная школа — это уже чрезмерное для меня образование, ишь, лошадь здоровая, могла бы на завод пойти пахать, а она песенки дурацкие поет… Притом что я уже тогда зарабатывала музыкой больше ее — я ж еще и уроки давала. Вот тогда я заняла денег у соседей, взяла у подружки карнавальный малиновый парик, выбрала самые драные шмотки и в таком виде ломанулась на Большой Йорк, на конкурс талантов. Мне нужны были деньги, чтобы уехать из дома. А для денег нужна была победа. Я взяла псевдоним и победила. Прикинулась таким самородком, ха-ха. Ну да, самородок! Я на тот конкурс девственницей пришла, потому что у меня никогда банально времени на трах не было! Вот такая цена у победы… Деньги призовые хотела отложить на учебу, но мне тут же сделали интересное предложение. Я решила, что сначала заработаю побольше, а уж потом в колледж пойду. Так что школу не

закончила. Именно как хотела моя мамочка. Через год я уже прославилась. Но о том, что прославилась именно я, никто не знал, потому что я жила уже на Большом Йорке. Там, где никто не знал Клементину Франческу Росси, зато все знали Нину Осси. Только, знаешь… Я до сих пор репетирую кое-что из того, старого набора, который в пятнадцать лет ненавидела. Вот весь последний год репетирую. Каждый день. Одну классику.

Она маленькими глотками пила шампанское.

— Читал сказку про Золушку? Ну, забудь. Золушек не бывает. Не верь, когда тебе говорят про случайности и везение. За успехом каждой Золушки вроде меня стоит адов труд. Каторжный. Но никто не хочет об этом знать, потому что не желает трудиться. Так приятно верить в удачу, везение, волшебство! Приятно тешить себя мечтой, что Случай слеп и завтра может указать на тебя, надо лишь ждать и верить. А работать — нет, зачем? Работать не надо, за тебя все сделает Случай. А Случай не слепой. И зрение у него орлиное.

Ты права, сказала я ей взглядом. Я ведь сама — такая Золушка. Приехала с арканзасского ранчо, с первой попытки поступила в Военный университет, привлекла внимание самого завидного холостяка и мигом окрутила его. Мне завидовали. Про меня говорили, что я ведьма, ведь я такая же, как все, это просто слепое везение… Только я двенадцать лет жизни положила на то, чтобы поступить в этот университет. Но кому это интересно?

Или Макс. Повезло родиться князем. Все досталось даром. А что — все? Семейные долги, разоренное княжество? Но никому не хочется знать, как курсант-джедай вытаскивал семью из кредитной ямы.

А Август? Мальчик из богатой семьи. Герцог. Теперь — самый успешный из инквизиторов. Ну конечно, это родители помогли. Чему? Успеху в работе? А то, что он три года спал по два часа в сутки, чтобы изучить все тонкости профессии, никого не волнует…

Все хотят счастья даром. Счастья, богатства, успеха, любви. Преклонения окружающих. Самое главное — даром. Потому что в глубине души презирают все человечество, считая самыми достойными — себя. Зачем зарабатывать то, что весь мир и так тебе должен? Пусть дураки трудятся, а умным и так все дадут. Поэтому «дураки» работают на износ. Они ведь понимают, что их способности и таланты — только болванка, заготовка, их надо еще превратить в шедевр и никто, кроме них самих, этого не сделает. Вот и трудятся — в первую очередь над собой. Самосовершенствуются, учатся на ошибках, исправляют недостатки. А «умные» в это время валяются на диванчике, завидуют «дуракам, которым всегда везет» и рассуждают о своих несравненных достоинствах, ожидая, когда же мир изволит выполнить свои обязательства. Или изобретают фальшивые чипы, убивают и грабят.

Но Случая не бывает. Особенно слепого. Потому-то рано или поздно каждый получает то, что заслужил.

Головокружительный взлет, впустую прожитую жизнь или тюремную камеру.

* * *

Новенькая «Афина», замеченная Максом сутки назад, принадлежала Алистеру Торну. Да-да, именно та яхта, которую Скотт Маккинби Старший сумел всучить сыну в знак примирения. В связи с этим наш старт задержался на час — Алистер рассудил, что вполне можно сначала показать Максу корабль. Я не пошла на экскурсию, решив, что с меня довольно новых впечатлений.

На корвете Августа было тихо и по-домашнему уютно. Капитан приветствовал меня, сказал, что моя каюта давно готова. Я выпила чашку чаю, потом заперлась в каюте, мстительно разделась догола и улеглась спать.

Проснулась, когда яхта уже заходила на посадку. Влезла в траурный костюм, взяла шляпу под мышку и вышла в кают-компанию. Меня уже ждали — мрачный и всем недовольный Макс и невозмутимый Август. Играли в карты на крышке синего гроба.

— Счет спрашивать не буду, — сообщила я и взяла чашку чаю из рук стюарда. — Он у вас на лицах написан.

— Даже у меня? — удивился Август. — Странно, я полагал, что у меня подходящая мимика для покера.

— Вот именно, — кивнула я. — Когда по тебе не видно ничего, а по Максу — все, вопросы излишни.

Через двадцать минут, когда яхта села на танирском космодроме, я надела шляпу, а Макс подал мне черную накидку с подогревом.

— Да ладно, — сказала я ему, — мы ж сразу в машину сядем.

— Еще ритуалы, — пояснил Август и постучал пальцем по гробу. Звук получился довольно глухой, как будто гроб был доверху заполнен. — Мы хотя бы из вежливости должны постоять рядом, пока его будут грузить сначала на платформу, потом в самолет.

Поделиться с друзьями: