Леди не движется – 2

В ванной внезапно стало очень тихо. Через несколько мгновений выглянул Макс с потрясенной физиономией. Я ухмыльнулась.

— А плеточки у него нет?

— Нет.

— Уверена?

— Естественно. Я вообще-то в курсе всего, что покупается в дом. А что было до меня — тоже знаю. Потому что я следила за упаковкой всего багажа при переезде.

— Ну дает Маккинби… Дел, а ведь мы в наручниках не пробовали.

— Я не дамся. Тебя приковать могу, если хочешь.

— Дурацкий вопрос. Хочу, конечно. — У него заблестели глаза. — А то не будем откладывать? Я даже знаю, где быстро достать наручники.

— Ты забыл, что мы не одни?

Макс нервно потер небритый подбородок:

— Н-да. А втроем мне что-то не хочется.

Я наконец собралась с силами и вылезла из постели. Странное дело: накануне пили мужчины, а похмелье почему-то у меня. Протискиваясь мимо Макса к душевой кабинке, я пробормотала:

— Будешь кофе варить — плесни мне бренди или виски.

— Тебе-то зачем? — изумился Макс.

— Надышалась, — лаконично ответила я, бросая на пол его майку, в которой спала вместо пижамы, и задвинула за собой дверь кабинки.

— У-у… — снаружи уважительно протянул Макс и засмеялся.

Я тоже засмеялась — пользуясь тем, что под душем не слышно. Историю с наручниками в спальне Августа я выдумала. Ну вот еще не хватало, чтобы я кому-то рассказывала правду об интимной жизни шефа! И мне надоели шпильки, которые Макс подпускал в адрес Августа. Вот я и рассказала то, что точно вызовет у него легкую зависть.

Надо сказать, наша с Максом семейная жизнь вовсе не была пресной. Кое-какие милые экспериментики мы себе, конечно, позволяли. Но это были детские шалости. Я так и не решилась позволить Максу связать меня как следует, например. Да он и не смог бы. Вязать женщину в постели ведь надо уметь. Притом что с запястьями, обмотанными ремнем, мы баловались. Максу больше нравилось, когда я обездвиживала его и залезала сверху. Но до наручников и прочего металла мы действительно не дошли — хотя я знала, что Макс о том мечтает.

Душ нисколько не освежил меня. Наоборот — я поняла, что совершенно не выспалась, эмоционально изнурена, хочу темноты, тишины и одиночества. Я бы даже в гробу поспать согласилась, честное слово. Можно в том самом, синеньком с кружавчиками.

Критически рассмотрев себя в зеркало, я пришла к выводу, что мою внешность можно спасти только профессиональным гримом, а лучше — маскировочным колпаком с другим лицом. Раз так, не буду ничего делать. Пусть мои мужчины видят, до чего они меня довели. Я расчесалась, заплела плотную косу и сочла, что выгляжу адекватно обстоятельствам.

— Что-то ты осунулась, — сказал Макс, когда я, уже одетая, выползла в гостиную.

— Какая наблюдательность, — похвалила я. — Макс, я осунулась две недели назад, еще на Сонно. А ты только что заметил, да?

— Да не была ты такой! — возмутился Макс. — Еще скажи, это я тебя довел.

— И ты тоже, — равнодушно отозвалась я и распахнула окно.

В гостиной абсолютно бесшумно нарисовался Август. Я-то привыкла, а Макс вздрогнул от неожиданности и выругался. Я засмеялась:

— Ага, ага, вот так он ходит. Меня аж завидки берут с его грации.

— Ща скажет, это его шотландские гены. Предки ходили по горам, научились ступать по каменистым осыпям.

Август недоумевающе похлопал глазами:

— Это шутка, да? Массачусетс — пусть и не совсем равнинный штат, но и не горный. Да, на западе есть, но какой же дурак полезет в горы, когда можно поселиться на побережье?

— Да я не про родню твоего отца. У тебя ж со стороны матери — настоящие хайлендеры или как их там.

— А, — кивнул Август. — Из Иллинойса.

— Погоди, — насупился Макс, — а как же история клана, которому полторы тыщи лет?

Август пожал плечами:

— Как обычно. Все выдумали.

— И королеву Викторию тоже?!

— Ну, может, она и в самом деле позволила какому-нибудь шотландскому фермеру назвать ребенка Виктором-Альбертом. Исключать нельзя. Но вообще это то, что называется «легендарная часть родословной». Я нашел всего два упоминания о Маккинби в девятнадцатом веке и одно — в двадцатом. В первом случае были отец и сын из Иллинойса, во втором — некий делец из Мексики, а в третьем, самом позднем, — журналист из Нью-Йорка.

— Может, в Катастрофу погибли архивы?

— Макс, история восстанавливается не только и не столько по архивам. Должны быть могильные плиты, памятные надписи на зданиях, старинные украшения и так далее. Ничего этого нет. Четко документированная история нашего клана, именно клана, начинается в середине двадцать первого века, с Филипа Маккинби, бизнесмена из Бостона. Он был чрезвычайно умным, предприимчивым и дальновидным человеком. Родился практически бедняком. В восемнадцать лет уехал в Африку. В тридцать два вернулся в Бостон миллиардером. Женился на молоденькой Ким Эванс, дочери своего друга и делового партнера. Когда Ким забеременела, Филип подумал, что надо бы обзавестись родовым поместьем. И конечно, в Шотландии, он ведь шотландец — правда, его предки перебрались в Америку чуть ли не в семнадцатом веке, как он сам утверждал. Филип мечтал купить поместье Вальтера Скотта, но по понятным причинам не сумел — не все в Британии продается за деньги, даже за очень большие. Поэтому он купил большой и пустой участок неподалеку от города Пиблс. Построил там что-то вроде охотничьего домика, потом вернулся в Америку и никогда больше не бывал в Шотландии. Ким получила в наследство огромные земли в Массачусетсе, слышать не желала ни о какой Европе. Их дети бывали в Шотландии и уезжали оттуда разочарованными — скучно, холодно и бедно, зато пафосу-то, пафосу! И шотландская ветвь появилась только на уровне правнуков. Тогда бостонские Маккинби уже расплодились так, что им стало тесновато. Томас Маккинби, человек с довольно странными для клана наклонностями — он был затворник, маменькин сынок и мечтал стать писателем-философом, — фактически выпросил себе шотландский участок в собственность. Как ни странно, оказавшись вдали от своей властной мамы, он преобразился, занялся общественной деятельностью, несколько лет был мэром Пиблс, потом трижды избирался в шотландский парламент. Оставил по себе добрую славу. И выстроил первое здание из известного ныне дворцового комплекса.

— А, значит, новодел, — саркастически заметил Макс.

— Новодел, — подтвердил Август. — Относительный — все-таки четыреста пятьдесят лет вполне себе почтенный возраст. Но, конечно, это не Средневековье и даже не Викторианская эпоха.

— Послушай, а что, твой предок не мог купить старинное здание? Ну я понимаю, знаменитое поместье ему не продали бы. Но многие замки вполне себе доступны для торгов! И что, во всем городе не нашлось ни одного реально старого домика, который ему уступили бы?!

— Да предлагали. В Пиблс есть несколько старинных зданий, в том числе и замок барона. Пожалуйста. Проблем ровно две: в Шотландии двадцать первого века были лютые исторические законы, по которым, если тебе принадлежит памятник архитектуры, ты обязан его содержать, но не можешь провести даже современную канализацию. И да, конечно, толпы туристов. Другая проблема — если здание можно перестроить, то в нем обязательно делали отель для тех же туристов. Шотландия — очень небогатая страна. Но как можно устраивать семейное гнездо в бывшем отеле?! Никак. На мой взгляд, Филип Маккинби принял единственно верное решение: купить незастроенную землю.

— Ага, и рассказал всем о своих древних корнях.

— Шутка в национальном духе. Шотландцы любят мистификации и розыгрыши. А потом шутка прижилась и превратилась в семейную легенду.

— Под которую даже герб нарисовали. Или нет? Мать мне как-то говорила, что вы не покупали герб. Собственно, почему я и думал, что клан очень старый.

— Это награда, — пояснил Август. — От Сената и благодарного человечества. В принципе, когда мы открыли Дуайт, планета казалась перспективной. Уже через год выяснилось, что ничего особенно ценного на ней нет, а если есть, то оно труднодоступное. Планета нас разочаровала, но что-то делать с ней надо. Поэтому больше от безысходности туда завезли овец. Новую породу, белую китайскую. И случилось это буквально за двадцать лет до Катастрофы. В Катастрофу у нас рухнул весь бизнес — банки, промышленность, все, во что были вложены серьезные деньги. Фактически мы остались с десятком кораблей и Дуайтом. А овцам на Дуайте понравилось, там нет ни привычных паразитов, ни болезней, а хищников отгоняют пастухи и собаки. И мы, во-первых, смогли вывозить людей на Дуайт, где их хотя бы было чем кормить, а во-вторых, стали снабжать продовольствием всех нуждающихся. И в первую очередь — Землю, где после Катастрофы разразился голод. Я видел рапорты — можно смело утверждать, что именно наши поставки спасли людей от голодной смерти. Разумеется, речи о деньгах не шло — откуда они у землян? Потом, когда положение стабилизировалось, нам дали освобождение от налогов на сто лет. И — герб. С тем самым белым китайским бараном, которым несколько месяцев питалась вся Земля.