Леди не движется
Шрифт:
– Адам – старший из вас двоих?
– Да, – Бейкер улыбнулся. – Как вы догадались?
– Сложно представить, чтобы Адамом назвали не первого ребенка.
Бейкер даже засмеялся.
– Да, – подтвердил он. – Мама хотела много детей, и всех назвать по алфавиту. Адам, Бернард, третий был бы Клодией или Кристианом, четвертый – Дэвидом или Дайаной, пятый – Юджином или Элинор… Но увы, других детей, кроме нас с Адамом, у нее не родилось.
За дверью послышались шаги. Через секунду в проеме возник старший налоговик. За его плечом маячил Йен. Я обменялась с ним взглядом, он едва заметно покачал головой. Отрицательно. То есть в тех рамках, какие задает налоговый обыск, не нашли ничего.
– Что? – удивился Бейкер.
– Мы закончили здесь. Поедете
– Нашли что-нибудь? – спросил он с явной надеждой.
– Нарушений не заметили. А что вы хотели бы, чтобы мы нашли?
Бейкер растерялся. И, кажется, огорчился:
– Вы… Так быстро? Я думал…
– Это не тот обыск, какой вы можете увидеть в виртеатре, – назидательно сказал налоговик. – Мы копируем документы и проводим поверхностный визуальный осмотр помещений. За полноценным обыском обращайтесь в полицию, вон, к следователю Йоханссону. Или даже к инквизитору Маккинби. Если он умеет. – И налоговик вопросительно посмотрел на меня.
– Разумеется, умеет, – ответила я чуть ли не оскорбленно. – Первый класс, извините. Он все умеет. А я кое-что умею еще лучше. Например, обыск.
Йен спрятал смешок в кулак. Налоговик недоверчиво поглядел на мои ноги. Почему мужчины, когда им говоришь про обыск, всегда смотрят на коленки? Я ж не ими обыскиваю.
– А вы, значит, никак… Господин Йоханссон, а что нужно сделать, чтобы офис обыскали как полагается? Мало ли, здесь какие-нибудь тайники…
– Нужны основания.
– Поня-атно…
– Вас что-то беспокоит? – уточнил Йен.
– Видите ли… – Бейкер покашлял в кулак. – Я уже пытался. Обращался к вашему предшественнику. Он посоветовал мне сходить к психологу. Понимаете, мне кажется, что за мной следят. И все думают, что на меня повлиял стресс, ужасная гибель брата. Но поймите, мы же с ним практически чужие люди. У меня же не развивается паранойя, когда я в ленте читаю про убийства. И я почти уверен, что за мной следят те же люди, которые убили моего брата. Скажите, что я должен сделать, чтобы меня избавили от этих подозрений? Или подтвердили их? Я хочу, чтобы кто-нибудь профессионально обыскал все помещения, принадлежавшие ранее моему брату и доставшиеся мне. Я просто хочу знать, что, пока я в офисе или дома в ванне, на меня через десятки камер не пялятся чьи-то равнодушные глаза, прикидывая, как лучше сломать мою шею.
Йен покачал головой.
– Нетривиальная задача, – признался он. – Хотите, подойдите завтра с утра к Крюгеру. Попробуем как-нибудь решить ее. Потому что одного вашего подозрения недостаточно. Обычно по таким заявлениям проверяется факт трансляции. Если трансляции нет, то дело прекращают. Я сделал выборочную проверку, это часть регламента. Трансляции нет. Если есть, то нашей аппаратурой она не фиксируется. Надо обращаться к федералам. А они откажут. Потому что мы ничего не нашли, других оснований, кроме ощущения чужого присутствия, у вас нет. Или вы замечали личную слежку, допустим, незнакомца, который явно преследовал вас?
– Нет, – Бейкер пал духом, – ничего такого. Как вы верно заметили, только ощущения.
– Есть смешной выход, – предложила я, дав всем высказаться. – Очень смешной. Мистер Бейкер, вы когда-нибудь видели, как обыскивают помещение тактические разведчики?
– Нет, – он оживился.
– А хотите поглядеть?
Налоговики уставились на мои колени все вчетвером. Йоханссон рассеянно посмотрел в окно.
– Конечно. Но…
– Тогда попросите меня. Я это умею. Разумеется, я покажу вам это не для того, чтобы снять вашу тревогу. Нет-нет. Такими вещами должна заниматься полиция или федеральная безопасность. Я только продемонстрирую. Ради фана. Думаю, если вы предложите вашего замечательного чаю господам из налоговой службы и следователю Йоханссону, они тоже с удовольствием поглядят. Вряд ли они такое даже в виртеатре видели. Разумеется, я не буду ничего искать нарочно, просто покажу саму методику. Ту, которая годится конкретно для этого помещения. Но на тот случай, если я неожиданно обнаружу
нечто, о чем вы не знаете или что компрометирует, например, вашего умершего брата, вы перед этими свидетелями скажете, что не имеете ко мне претензий за вмешательство в вашу частную жизнь. Идет?Налоговики переглядывались. Им было интересно. И естественно, они не хотели ехать на космодром и там лазить по пыльным складам. Танира – довольно-таки ленивая планета. Курорт, что вы хотите.
Ну, будет вам, ребята, фан. «Тактиков» учат осмотру помещений совсем не ради фана, а ради жизни. Когда разведгруппа заходит в ближний тыл, иногда велик соблазн устроить наблюдательный пункт или, допустим, переждать особо зловредный ливень в заброшенном здании. А бывает, просто деться некуда: степь да степь кругом, и сарай лежит, и вдруг на подходе воздушный патруль. Сплошь и рядом завалившийся сарай – ловушка. Тем важнее умение быстро найти в ней «чистый» уголок и туда заползти…
Конечно, все нужные просьбы прозвучали и разрешения тоже. Я огляделась, прищурившись, отмечая точки. Я уже знала, где закладка, но если вскрыть ее сразу, то меня на законном основании отстранят от дальнейшего осмотра. А ведь закладок может быть несколько. Поэтому я переключила «сбрую» в режим записи, а отдельные кадры просто отщелкивала и сразу перебрасывала Йену – чтобы знал, какие углы проверять особенно тщательно.
– Можно курить? – спросила я. – У меня табачные сигареты.
Бейкер кивнул и приоткрыл окно. Левой рукой вынул из ящика стола тяжелую керамическую пепельницу – так-так, а ведь он правша, а движение очень привычное… Я покосилась на Йена – тоже заметил.
Я взяла пепельницу: старая, на первый взгляд идеальной чистоты. Но если включить увеличение на линзах – вот она, грязь, забившаяся в микротрещины. Табачный пепел. На всякий случай я одним глазом заглянула в досье Адама: точно, память меня не подвела. Бросил курить после никотинового отравления. А по факту, значит, притворялся, что бросил. Медицинской страховки как таковой у него не было, но абонемент в госпиталь для курящего будет стоить заметно дороже. Вот ведь скряга – даже курил со скидкой!
Я постояла посреди кабинета, привычно выстраивая схему. Сделала две затяжки, потушила сигарету, вылезла из туфель – нет ничего хуже, чем обыскивать в обуви на высоком каблуке или толстой подошве, – и принялась за дело.
Стол чистый, стул тоже. Шкаф-витрина пустой, и зачем он тут – непонятно. Кофейный шкафчик. Одна упаковка кофе без рекламных меток. Щелкнула и отправила снимок Йену – пусть проверит. Готова поручиться, что там не кофе. То-то Бейкер носит «сбрую»… Без линз не отличишь фабричную упаковку с метками от этой. Прощупала стенки, столешницу. Пусто. Кофемашина. Два отделения, пользуются только одним. Второе девственно-чистое. Зачем его берегут? Снимок уехал Йену. Посудный шкафчик. Без сюрпризов. Картина. Снаружи ничего. Что под нею? Бейкер, повинуясь моему жесту, снял холст и отставил к окну, повернув лицом к стене. На изнанке что-то едва заметно блеснуло. Ага, здесь была метка. Интересно, зачем на картине ручной работы, поделке для своего удовольствия, – метка? Ее постарались удалить. Я сделала вид, что жуть как заинтересовалась подоконником, а тем временем пыталась договориться со следами метки. В действительности удалить метку полностью невозможно. Проще закрыть – хоть кусочком бумаги, хоть чем. Выцапарав с холста все, что осталось от метки, я запустила пальцы под подоконник. Так… пыль, сыро, глубокая щель… достаточно. Кадры ощущений уехали к Йену.
Стены. На стенах, кроме той, где был проем входной двери, ничего не было и быть не могло. Правда, в стене, смежной с приемной, обнаружился точечный прокол. Сделан уже после ремонта. Не похоже на отверстие для крепления той же картины, хотя высота подходящая. Оставив в покое стены, вернулась к столу. Ящики, ручки, край столешницы. Замок на окне. Я работала с максимальным увеличением, позволявшим заметить даже крохотные частички кожи. Снимки мест, где я что-либо обнаруживала, уходили к Йену. Кофемашина. Вот это самое важное. Органы управления.