Леди Печалей

Закусив губу, Вивиана отошла в сторону. Рохейн позволила Дайанелле заняться волосами.

— Что-нибудь вроде этого, да? — предложила назойливая подруга, укладывая длинные пряди. — Небольшой беспорядок на голове, как у служанки, забывшей причесаться. Мне кажется, очень хорошо получается. Какой у тебя замечательный костюм! Я вижу, на твоей служанке надето платье, которое мне очень нравится. Следовало ей дать что-нибудь похуже, все равно порода скажет свое слово. Самое прелестное платье не украсит лицо простолюдина. Что это? — Она вдруг уставилась на волосы Рохейн. — Что ты сделала с корнями? Ничего не понимаю. Гриффин, выйди отсюда. Ты тоже. — Дайанелла повернулась к служанкам, и те поспешно ретировались.

Рохейн склонилась к зеркалу.

— Что случилось с моими волосами?

— Твои корни приобрели золотой оттенок. Как удивительно! Рассказывай скорее, что скрываешь.

— Мне нечего скрывать. Если я талитянка, что из того?

— Ничего, конечно. Сейчас никто не носит светлые волосы, кроме вдовствующей маркизы и этой замороженной рыбы Малвенны. На самом деле золотистый цвет совершенно немоден. Тебе следует их закрасить как можно скорее. Гриффин может это завтра сделать, у нее неплохо получается. Нельзя терять времени. Отросшие корни носить неприлично.

Она пропустила сквозь пальцы длинную прядь.

— Послушай, дорогая, что за краску ты использовала? Волосы так блестят! После черной эмульсии они обычно тускнеют.

— Я не знаю, как она называется. Меня красила колдунья из Байт Даун Рори.

— Мне необходимо знать имя этой мастерицы. Немного поколебавшись, Рохейн ответила:

— Это одноглазая Маэва. Скажи, а придворные дамы танцуют с дайнаннскими рыцарями?

Дайанелла звонко рассмеялась.

— В эту ночь придворным дамам многое разрешается делать. Молодцы Роксбурга, без сомнения, привлекательны и галантны. А ты, как я вижу, положила на кого-то глаз?

Прозвучал гонг, приглашающий гостей в зал. Дайанелла подбежала к окну и выглянула на улицу.

Рохейн, покачнувшись, поднялась из-за туалетного столика.

— Ты знаешь дайнаннца по имени Торн?

— Торн? — Дайанелла немного помолчала и ответила, не поворачиваясь: — Нет, думаю, что нет. Совершенно точно, мне не приходилось слышать этого имени. Ты спрашивала еще кого-нибудь?

— Нет.

— И не спрашивай, дорогая. Не очень прилично женщине с таким положением в обществе расспрашивать о наемнике Короля-Императора. Думаю, ты его так или иначе увидишь. — Она взяла с туалетного столика золотое зеркальце, на обратной стороне которого был изображен рыцарский турнир. Воины сражаются, а с верхних галерей на них смотрят придворные. Бросив взгляд на свое отражение, она положила зеркальце на стол. — Ты очень его любишь?

— Я едва его знаю.

— Ну конечно! Ты бережешь себя исключительно для виконта! Не сомневаюсь, что твой рыцарь любит тебя издалека со всем пылом и страстью. Ты взяла карточки для танцев и веер? Пошли, давай руку. Мы должны быть в зале до полуночи. Начнется самое интересное.

В садах и внутренних дворах дворца вспыхнули костры. Отовсюду раздавалась музыка. Пробежало несколько девушек с криками: «В кустах привидение! » Кто-то видел его, но потом выяснилось, что человеку просто показалось.

Городские колокола прозвонили полночь.

К небесам вознеслись радостные крики, перекликаясь со звоном колоколов и барабанной дробью. В танцевальном зале зазвучали кларнеты, скрипки, гобои и многие другие инструменты.

Вдоль празднично украшенных стен с зеркалами стояли стулья, на них сидели нарядные дамы, обмахиваясь веерами, и оживленные джентльмены. Все пары находились на разных стадиях флирта. По паркету скользили танцоры. Неосведомленному зрителю могло бы показаться, что слуги и хозяева перемешались, забыв все правила приличия. Виночерпий и графиня, дворецкий и маркиза, работница и рыцарь, камердинер и виконтесса, прачка и лорд, сквайр и сеньора. Кухарка с голубой стекляшкой, сверкающей на шее, как сапфир, кружилась в объятиях лакея в туфлях на золотых каблуках и вывернутом наизнанку сюртуке. Царственная дама в золотых одеждах танцевала с престарелым экономом, кухарка в запятнанном фартуке — с упакованным в бархат герцогом, а баронесса отплясывала с кондитером. Хранитель винных погребов пригласил графиню Шеффилд, а обладатель мантии развлекался с дочерью садовника в темно-красных шелках. Все это выглядело шокирующе, хотя и делалось намеренно. Между полуночью и рассветом очень опасное время, когда может случиться все что угодно.

В эту самую долгую ночь вокруг бродила нежить. Точнее, неявные твари искали возможность навредить смертным, и считалось, что если они обманутся во внешности, не смогут узнать того, за кем шпионят, у них останется мало сил, чтобы делать ему гадости в течение года. Помня об этом, акробаты ходили на руках, размахивая в воздухе ногами с надетыми на них перчатками. Придворные шуты, одетые в костюмы птичек и бабочек, со звездами на головах появлялись то там, то здесь. Другие, с ног до головы обмотанные тканью, изображали земляных червей.

Служанка, молодая некрасивая девушка, в чьи повседневные обязанности входило выносить ночные горшки, была избрана королевой бала переодевания. Улыбаясь во весь рот, она восседала на троне Короля-Императора. На ее голове красовалась бумажная разрисованная корона, украшенная стекляшками. Эрсилдоун, обожая такие развлечения, устроил целый спектакль, упав перед девушкой на колени и предлагая ей поднос за подносом с разнообразными сладостями и вином. В деревенском наряде он выглядел этаким ухарем. Но его представление вскоре затмил лакей-призрак. В напудренном парике, в туфлях с длинными носами, которые цеплялись за каждый сколько-нибудь заметный выступ, он без конца падал на кого-то из гостей, конечно, не случайно. В конце концов, упав на королеву, призрак стал униженно просить прощения. Когда же та не простила, он попытался повеситься на веревке, свободный конец которой держал в вытянутой руке. Самоубийство не удалось, и несчастный снова стал умолять о милости. Королева не устояла и в знак прощения поцеловала призрака. Тот на радостях снял туфли и забрался на колени девушки. К великому сожалению, несколько деревенских парней подхватили его и бросили в толпу, которая стала передавать горемыку над головами по залу. Все остальные, не считая избранного общества, находили неприемлемым присоединяться к подобному развлечению. Еще одним популярным участником бала в круге избранных был «кубок». Изображать его считалось престижным, даже если выбор падал и не на члена их сообщества. В качестве шута человек получал право издеваться над гостями, и избежать сей участи невозможно, да большинство и не пыталось. Больше того, в новогоднюю ночь дотронуться до «кубка» считалось счастливой приметой.

Шут появился в юбке с фижмами, два слегка помятых пудинга засунул в лиф, еще два — в турнюр. Оказавшись у кого-нибудь за спиной, «кубок» отпускал ехидное замечание, потом, щелкнув каблуками, исчезал, лукаво подмигнув, пока жертва собиралась с мыслями. За ним бегала стайка детей.

В соседней комнате желающих перекусить ждал накрытый стол. Золото сверкало повсюду: на стенах, на тяжелых рамах картин, в орнаменте на потолке, в инкрустациях на стульях, на тяжелых каминных решетках. Вдоль стен в застекленных шкафчиках стояли фигурки из полудрагоценных камней. Через высокие открытые двери был виден освещенный сад. Около выхода, словно на страже, стояли изящные мраморные статуи и большие золотые вазы, полные белых лилий. Необыкновенной красоты хрустальная люстра освещала все это великолепие, а пол, начиная от Белой комнаты до восточной галереи, покрывали бесценные красные ковры с золотым узором.

Хранитель столового серебра, компенсирующий недостаток роста внушительным объемом, накладывал себе в тарелку горкой мусс из лобстеров и гусиный паштет. Около него подвыпивший дворецкий с лошадиным лицом демонстрировал замечательные фокусы перед толпой восхищенных пажей и привратников, устанавливая на голове башню из пустых тарелок. В конце концов сооружение со страшным грохотом рухнуло. Несчастный хранитель подпрыгнул и осторожно сдвинул с красно-золотого ковра осколки тарелок.

Оконфузившись, дворецкий разозлился и заорал:

— Это ты виноват, Фосетт! Ты помешал!

— Ори, пока не охрипнешь, лошадиная физиономия. Ничего я тебе не мешал, — последовал неожиданный ответ.

Дворецкий затянул потуже пояс и закатал до локтя рукава. Его щеки побагровели и стали похожи на два спелых баклажана.

— Это кто лошадиная физиономия? Это твое лицо можно сравнить с задней частью этого благородного животного.

Вокруг, посмеиваясь, стояла толпа слуг. Хранитель, довольный удачным ответом, стоял подбоченившись.

Публика аплодировала каждому колкому замечанию. Тем не менее оба участника скандала хорошо сознавали, что вскоре последует неминуемое возмездие от разгневанного Управляющего королевским имуществом за нанесенный коврам и посуде ущерб.