Леди-послушница

– Они не долго продержатся, – негромко и уверенно произнес Генрих.

И вдруг его как прорвало: он стал говорить, что не ожидал такой длительной войны, ведь все начиналось так красиво и пышно. Когда его принимали в Шотландии, то собирали войска, и за ним ехали сотни копейщиков с развевающимися стягами. Императрица Матильда уверяла сына, что он законный наследник короны Англии, и он считал, что и многие думают так же. А вышло, что он увяз в этой бесконечной сырой и грязной войне, устал и не получает вестей из дома.

– Может, дело в том, что не всякий корабль в состоянии привезти вам послание с континента?

Генрих задумчиво теребил шнуровку на рукаве стеганого подкольчужного камзола.

– Мне нужны эти вести, я ведь отправлял гонцов. Мать могла бы понять, что значит не получать вестей из Анжу, когда нужны силы и поддержка. Мой отец всегда равнодушно относился к ее войне с англичанами, куда больше его волновала Нормандия, на которую он получил право благодаря браку с матушкой. И он добился там куда большего, чем она в Англии. Нормандия теперь уже принадлежит Плантагенетам, и мы принесли за нее омаж королю Людовику [104] . Стефан давно махнул на нее рукой, но упорно не желает смириться, что однажды и Англию потеряет. И тогда, как прямой потомок Генриха Боклерка, я возложу на себя английскую корону. Совсем неплохо, как думаешь? Корона графства Анжу, герцогская нормандская корона, да еще и английский венец.

104

Нормандия считалась входящей в состав Французского королевства, и герцоги нормандские присягали французскому королю. Хотя, по сути, Нормандия была самостоятельным владением, а присяга оставалась лишь данью традиции.

Он немного помолчал и тихо добавил:

– Возможно, тогда она увидит во мне не только неуклюжего мальчишку.

Артур чуть улыбнулся в сумраке. Он знал, о ком говорит Генрих. И чтобы сделать ему приятное, попросил:

– Расскажите, какова она, французская королева Элеонора.

О ее величестве Элеоноре Аквитанской Генрих мог говорить, как истинный трубадур. Она самая прекрасная леди из всех, кого он когда-либо знал. Она грациозна, она хороша лицом и телом, у нее самые дивные зеленые глаза, настоящие изумруды. Она законодательница мод и обычаев. И надо же, ей достался в мужья такой полумонах, как Людовик. И все же Элеонора сумела привить его двору самые изысканные манеры, она любит турниры и охоты, в коих сама неизменно принимает участие. Многих смущает смелое поведение королевы, но еще больше людей ей подражают и сильнее стремятся добиться ее благосклонности, чем милости ее супруга. А ныне она в Святой земле, сама возглавляет свои отряды, и Генрих уверен, что она в крестовом походе прославится более Людовика. Ибо вести из Святой земли не указывают, чтобы Людовику сопутствовала удача, а вот о приключениях королевы говорят неустанно. Даже о ее якобы внезапной любви к Раймонду, графу Триполи. Но Генрих скорее готов поверить в то, что это граф Раймонд потерял голову от прекрасной французской королевы. Ибо она такая, что из-за нее любой забудет сон и покой.

– Как вы? – усмехнулся Артур.

– В этом нет ничего смешного! – обиделся Генрих.

– Но я еще не забыл, как вы бросали все дела из-за золотистых глаз некой Ависы из Глочестера.

Генрих молчал, но Артур понял, что он улыбается в темноте. Это же чувствовалось по его голосу.

– О, Ависа! Она особенная. Понимаю, отчего был так мрачен милый кузен Вилли, когда пришлось уступить мне прекрасную валлийку. Ависа многому меня научила, куда большему, что я ранее познал в объятиях хорошеньких анжуек и нормандок. А ныне Ависа беременна от меня, – добавил он со значением. – И непременно родит мне сына. От меня могут быть только сыновья! Двое уже живут в Анжу, а этот будет третьим. Я позабочусь о нем, вот увидишь.

– Это будет богоугодное дело. Ребенок должен знать, кто его отец, – произнес Артур с невольно прорвавшейся в голосе печалью. – Должен знать, какого он рода.

Но Генриху было не до грусти Артура – он опять говорил о королеве и под конец просто огорошил Артура, заявив, что надеется однажды заполучить эту блистательную женщину.

Его самоуверенность не знала границ, и Артур не смог сдержать невольного смеха.

– О, милорд, вы все же порой отдавайте себе отчет, что Элеонора Аквитанская не для вас.

– Отчего же не для меня? – стал наступать на него Генрих. – Я что, недостаточно родовит? Или не нравлюсь женщинам? Или слаб как мужчина? Или хуже тебя играю на лютне, чтобы прекрасные глаза не выделили меня среди прочих?

Он даже ударил Артура, и тому пришлось пятиться, пока не скрылся в палатке от наступавшего на него с кулаками Генриха. При этом он уворачивался и смеялся, потом стал бегать от Плантагенета вокруг широкого походного ложа, пока Генрих не перескочил через него, повалил на шкуры на полу, и какое-то время они боролись и хохотали. А когда выдохлись и просто лежали рядом, Артур сказал:

– Вы мечтаете о французской королеве, милорд. Слышите мои слова – о королеве Франции! А она, помимо того, еще и замужняя дама. Вы как-то забываете об этом, мечтая о ее любви. Даже пусть она позволит вам поднимать за нее копье на турнирах, целовать ее руку и слагать песни, – все равно она останется женой другого.

Ответом ему был долгий глубокий вздох.

– Она мой далекий свет, Артур. И рано или поздно я ее добьюсь.

Он перевернулся и, приподнявшись на локтях, посмотрел на собеседника.

– Ты ведь тоже дерзаешь мечтать о леди, которая тебе недоступна. Я имею в виду Милдрэд Гронвудскую, благородную девицу, на которую слишком многие вельможи поглядывают с интересом.

– Да. Она мой далекий свет, вы правы. Но я стараюсь сделать все, чтобы стать достойным ее. И для этого мне нужно получить рыцарский пояс.

Генрих молча поднялся и перебрался на свое ложе. А чуть погодя, когда Артур думал, что он уже уснул, юный Плантагенет сказал:

– Если возьмем Бридпорт, я посвящу тебя в рыцари.

Артур улыбнулся в темноте. Он верил – ждать осталось недолго.

Штурм Бридпорта начался, когда совсем рассвело, и окончился еще засветло. Была пробита брешь в стене, снесены ворота, воины Плантагенета ворвались в город, сминая защитников и поспешно хватая все, что попадалось под руку. Обычное дело: во взятом городе сначала грабеж, потом перемирие.

Об этом Генрих и говорил представителю аббатства Стерн в Бридпорте, который явился потребовать прекратить бесчинства. Церковь всегда берет на себя роль миротворца, но не менее часто она претендует на право высшей власти. А так как в Бридпорте аббатство Стерн являлось доминирующим даже над старым городским замком Симондсбури, то именно аббат Соломон и явился обсудить с Плантагенетом условия сдачи.

Вернее, условий как таковых не было. Город взят, люди должны получить свое, и Генрих так и сказал, что не сможет сразу же собрать людей и прекратить грабежи. И пока его командиры пытались унять бесчинства, пока еще ошеломленные боем наемники носились по городу, выбивая двери домов, Генрих уже обсуждал с преподобным Соломоном оказание помощи раненым и погребение мертвецов, дабы защитить уцелевших от эпидемии. А тут еще притащили графа Солсбери, ревевшего, будто бык. Оказалось, уже после того, как его отряд ворвался в город, тот умудрился упасть с коня, вывихнул руку, и ему ее поспешно вправляли прямо тут, пока сустав не распух. За всеми этими заботами Генрих не заметил, что нигде рядом нет Артура. К тому же тут ему сообщили, что на море показались корабли, и принц поспешил на стену.

Это был флот из Кента, ради которого и явились сюда люди Плантагенета. Но корабли пришли слишком поздно. На башне Бридпорта уже развевался алый стяг Плантагенета, с тремя важно шествующими леопардами. Корабли же выглядели потрепанными недавним штормом и не осмелились пристать к опасному берегу, где так часто бывают крушения, к тому же люди королевы Мод понимали, что в Бридпорте их ждет не ласковый прием.

Флотилия прошла мимо, а Генрих и его люди ликовали. Постепенно в городе навели порядок, жители потянулись к аббатству: расспрашивать о новостях, просить выкупить попавших в плен родичей. А к вечеру аббат Соломон, довольный, что город не был разрушен и никого не казнили, пригласил принца и лордов на пир в аббатстве. Причем угощал их отменно, а городские главы, видя, что принц Плантагенет еще по сути неопытный ребенок, стали выяснять, что новый победитель сможет дать Бридпорту: какие хартии, как возместит ущерб, если желает, чтобы они и впредь оставались ему верны. Радостный Генрих, подвыпивший и обласканный, готов был пообещать все, что угодно. Хорошо, что вмешался Глочестер и под руки увел буянившего и вырывавшегося кузена.