Леди в саване
Шрифт:
— Прошу вас, позвольте воеводине Тьюте Виссарион, прибывшей сюда вместе со мной, тоже слышать оглашение ваших пожеланий.
Тут же послышались громкие возгласы одобрения, и он, поклоном выразив благодарность, отлучился, чтобы ввести ее.
Появление воеводины было встречено такой же овацией, какая досталась и господарю Руперту, и воеводина поклонилась с грациозным достоинством. Вместе с мужем она была проведена к почетным местам в зале — чету сопровождал Председатель Совета. Тем временем подле предназначенного господарю кресла поставили еще одно, и чета села.
Затем Председатель огласил пожелание Совета, выражавшего волю народа, пожелание, чтобы господарь Руперт принял корону и королевский сан в Синегории. Прозвучали почти те же самые слова, что и накануне, когда с предложением принять корону Совет обращался к воеводе Петру Виссариону. Господарь Руперт сосредоточенно слушал. Предложение Совета было явно неожиданным для него, но он прекрасно владел собой. Когда же он узнал о том, что подобную честь уже оказывали
— Прежде чем я попытаюсь дать ответ, я хотел бы узнать, разделит ли со мной эту великую честь моя дорогая жена, воеводина Тьюта Виссарион, столь замечательно подтвердившая свою способность выполнить любую роль, если речь идет о благе страны. Я бы с радостью…
Воеводина перебила его. Встав рядом с ним и держа его левую руку в своей, она сказала:
— Не думайте, господин Председатель и все собравшиеся здесь господа, что я отваживаюсь перебить мужа потому, что как жена в чем-то проявляю неуважение к нему, человеку, который так дорог всем нам, синегорцам. Я присутствую здесь как его жена, но и как воеводина Виссарион. И, памятуя о том, что представляю многие поколения женщин этого благородного рода, чувствую, что говорить мне повелевает мой долг. Мы, женщины из рода Виссарион, на протяжении столетий никогда не вступали в соперничество с нашими мужьями. Я знаю, мой дорогой муж простит мне, если я, как жена, допущу промах; но сейчас я обращаюсь к Совету Нации и говорю, поставив себя в иное положение, говорю иным языком. Мой дорогой муж, боюсь, не знает, как знаете вы и знаю я, что в древней истории этой страны, в пору королевского правления, соблюдался закон мужского превосходства, ставший впоследствии известным как Lex Salica. [118] Господа члены Совета Синегории, я жена по обычаям нашей страны, и пусть женой я стала недавно, во мне течет кровь синегорок-патриоток сорока поколений. Я поступила бы неподобающе, я, жена, уважаемая мужем, который уважаем всеми вами, если бы посягнула на перемену древнего обычая, почитаемого у нас тысячи лет и составляющего гордость синегорок. Какой же это был бы недостойный пример в наше время, когда себялюбивые женщины в других странах предают забвению свою женственность и соперничают с мужчинами, добиваясь равенства! Мужи Синегории, я говорю за всех женщин нашей земли и говорю вот что: мы очень дорожим славой наших мужей. Быть им спутницами — в том наше счастье, быть им женами — в том смысл нашей жизни, быть матерями их детей — в том наша причастность к славе, принадлежащей им.
118
Салическая правда, или Салический закон — составленная в начале VI в. запись обычного права у салических франков; отражала переходный этап в их развитии — от первобытнообщинного строя к феодальным отношениям.
И поэтому я прошу вас, мужи Синегории, позвольте мне оставаться женой, подобной всем женам нашей страны, а значит, равной им в праве на семейное счастье, полагающееся женщине; и если меня удостоят такой бесценной чести, я бы хотела быть образцом женских добродетелей.
С низким и грациозным поклоном воеводина опустилась на свое место.
Ее отказ от сана королевы, несомненно, не мог быть не принят. И для нее громкий хор одобрительных возгласов и дружный взмах кинжалов стали почестью, превосходящей всякую корону, возлагаемую на женскую голову.
Господарь Руперт своей непосредственностью тоже дал всем повод для искреннего веселья. Он вскочил и, заключив жену в объятия, при всех поцеловал. А потом они сели на стоявшие рядышком кресла, держась за руки, будто влюбленная парочка.
Затем Руперт вновь поднялся — отныне он Руперт, и только это имя будет на устах его народа. С неподдельной искренностью, окрасившей румянцем его лицо, он произнес:
— Что еще могу я сказать, как то, что послушен вашим желаниям — и сейчас и всегда! — Он поднял свой кинжал, поцеловал рукоять и добавил: — Сим клянусь быть честным и справедливым, — да поможет мне Бог, — быть таким королем, какого вы хотите себе, и я буду им, пока мне отпущены силы. Аминь!
Итак, цель заседания была достигнута, и Совет обнаружил непомерное удовлетворение. Вновь и вновь взмывали кинжалы под трижды троекратное, на английский манер, «ура». Когда Руперт — мне не велено писать «король Руперт» до официальной коронации, которая назначена на среду, 16 октября, — и Тьюта удалились, воевода Петр Виссарион, Председатель Совета, верховный судья и председатель Совета юстиции совещались относительно процедуры коронации и официального оповещения об оной иностранных держав. Эта работа задержала их до глубокой ночи.
Из «Ландн Мессенжа»
Торжества по случаю коронации в Синегории
(От нашего специального корреспондента)
Плазак, октября 14-го, 1907
Садясь за бедно сервированный столик для завтрака на борту восточноавстрийского лайнера «Франц-Иосиф», я сердцем скорбел (да к слову сказать,
и прочими составными моей внутренней организации) о том, что лишился удобств и гастрономической роскоши отеля «Король и император» в Триесте. Краткое сравнение двух меню — сегодняшнего завтрака и вчерашнего — будет для читателя наглядной иллюстрацией:Триест
яйца 'a-la cocotte [119]
тушеный цыпленок с паприкой
острая вестфальская ветчина отваренная в вине, ломтиками
тунец маринованный
воздушный рис со сливками
желе из гуайявы
Пароход
яичница-болтунья, поданная на гренке
холодное куриное мясо
холодная ветчина
маринованная сельдь
печеные яблоки
119
Яйца на пару (фр.).
швейцарский сыр
Следствие: вчера я был доволен и счастлив, предвкушал крепкий ночной сон и не обманулся в своих ожиданиях. Сегодня я хмур и отягощен пищей, к тому же раздражен, и убежден, что во время сна моя печень даст себя знать.
Путешествие в Рагузу и далее в Плазак оставляет неизгладимый — горестный — след, по крайней мере, оставило в одном человеческом сердце. Да будет это путешествие покрыто молчанием! Только так Суд и Милосердие могут соединить руки.
Плазак — убогое место. Приличного отеля нет. Возможно, по этой причине новый король Руперт соорудил для сомнительного удобства своих гостей, представляющих прессу, несколько больших временных гостиниц, подобно тому как это было сделано во время выставки в Сент-Луисе. Здесь каждый приглашенный получил отдельную комнату, нечто вроде каморки в доме Раутона. [120] После первой проведенной в ней ночи могу представить себе муки заключенного третьего разряда. Должен, однако, сказать, что столовая и гостиная, пусть и донельзя простые, были вполне пригодны для временного пользования. К счастью, нам не придется много раз принимать пищу там, поскольку завтра мы все обедаем вместе с королем в ратуше; и поскольку на кухне командует первоклассный повар, Гастон де Фо Па, от которого зависели гастрономические (можно было бы сказать, Гастономические) судьбы «Руа де Диамант», что на Вандомской площади, мы можем надеяться, что ляжем спать не голодными. И в самом деле, предчувствия, возникшие после осмотра наших бедных спален, не оправдались сегодня в обеденный час. К нашему крайнему удивлению, нам подали отменный обед, хотя, конечно же, преобладали холодные блюда (что я всегда нахожу вредным для печени). Как раз когда мы завершали обед, среди нас, без соблюдения всяких формальностей, появился король (избранный) и, сердечно поприветствовав нас, предложил выпить с ним по бокалу вина. Мы сделали это, испробовав клико урожая 93-го года. Затем король Руперт (избранный) попросил нас вернуться на свои места. Он прошел между столиков, тут и там признавая журналистов, с которыми был знаком в юные годы, проведенные в путешествиях. Лица, с которыми он заговаривал, казалось, были очень довольны — собой, вероятно. Плохие манеры, считаю я. Что до меня, я был рад тому, что не встречался с ним ранее в непринужденной обстановке, а это избавило меня от — я бы сказал унижения — от покровительственного тона по моему адресу в публичном месте со стороны будущего короля, который не был королем (как говорят при дворе) «по рождению». Пишущий эти строки, профессиональный барристер, счастлив быть помещиком и наследником родового имения в древнем графстве Сэлоп, которое может похвастаться тем, что его население намного превосходит по численности население всей Синегории.
120
Ночлежный дом для рабочих. Строительство первого из таких домов в Лондоне в 1892 г. субсидировал лорд Раутон, откуда и их название.
ОТ РЕДАКЦИИ. Приносим нашим читателям извинения за репортаж из Плазака, помещенный во вчерашнем номере. Корреспондент не является нашим штатным сотрудником, но просил позволения написать репортаж, поскольку он родственник короля Синегории Руперта, а потому мог бы представить особые сведения и любопытные подробности как лицо, оценивающее события, по его выражению, «изнутри». Ознакомившись с его репортажем, мы отозвали его телеграммой, а также телеграфировали на место, чтобы, в случае неповиновения, его незамедлительно выслали из страны.
Мы также отправили телеграмму мистеру Мордреду Буту, известному журналисту, находящемуся в Плазаке, как нам известно, по своей инициативе, и попросили его направлять нам полные (и достоверные) сообщения. Полагаем, что наши читатели предпочтут красочный репортаж о торжествах нелепой смеси из дешевых меню, рассуждений по поводу состояния печени репортера и умаления со стороны англичанина достоинств и заслуг благородного человека, которого развивающаяся нация выбрала своим королем и которого наша нация желала бы чтить. Мы, конечно, не упомянем имя нашего незадачливого корреспондента, если только он не будет настаивать на этом.