Ледобой

Только быстро смешавшись с горожанами, оттниры могли избежать убийственных стрел, и едва все бояны встали на берегу, полуночники стремительно покатились на противника грохочущей, лязгающей лавиной. Их находили стрелы лесных призраков, дружинных на стене, оттниры спотыкались и десятками катились под ноги бегущим сзади, но остановиться уже не могли. Две дружины, летящие друг навстречу другу, сшиблись. Люди Безрода бессильно опустили луки и закусили губы.

Брюнсдюр оставил три сотни в запасе. Как много лесных призраков, он не знал. Не знал и того, когда те ударят. Кто кого пересидит, кто кого перетерпит. Больше людей не было ни у полуночников, ни у боянов. И те, и другие это знали. Все на виду.

Сивый приказал стоять на месте, пусть хоть руки-ноги иззудятся. Если невмоготу – кусай губы, но стой. Хочешь рубиться – руби лес, но на поле ни шагу. Сам стоял за дубом и, прищурившись, мерил глазами три засадные сотни оттниров. Они встали поодаль, ровно скалы, такие же неподвижные и мрачные.

Отвада рубился в голове дружины, отбросив щит, ухватив меч двумя руками. Оттнир в бою не подарок. Любому племени в гордость. Боян такой же, силен, зол, свиреп. Две дружины вгрызлись одна в другую, ровно волки у туши в голодный год. Кусались железными зубами, перемогали силу силой. Отрывистое дыхание сотен сорванных глоток, с каждым ударом взлетало в небо, чисто порыв горячего ветра. Изголодавшись по настоящей сече, мучимые злой памятью, Коряга и остальные млечи рубили врага остервенело. Корягу окружило несколько оттниров. Тех, что впереди стояли, сам срубил, остальных млечи смяли. Перегуж рубился холодно и расчетливо. Набежавшего полуночника полоснул по ногам, а едва тот с ударом взмыл в воздух, пропустил мимо себя и по самую рукоять вогнал в шею нож.

Несколько оттниров, сильные и злые, врубились в самый центр боянского воинства. Секлись мрачно, мощно и умело. Резали боянскую дружину, будто нож масло. Разили с двух-трех ударов. На их пути встал Долгач, спину ему подперли Трескоташа и Кривой, трое против пяти. Воевода млечей схватился сразу с двумя, прикрылся щитом, отбил меч мечом и ринулся вперед. С грохотом двое сошлись на одного, и воевода взялся с обоими щит в щит. Давили друг друга, напряглись так, что и мечом лишний раз не отмахнуть. Но сухой, жилистый Долгач поколебал полуночников, наддал еще и опрокинул с ног долой. Одного добил на земле. Сам получил меч в бок. Зажав рану, зарубил и второго.

Трескоташа потерял щит, перехватил меч обеими руками и только воздух засвистел перед оттнирами. Полуночники быстро просчитали Трескоташу. Над бояном взмыли сразу два клинка. Трескоташа увел один меч, изогнулся, пропуская второй мимо себя, но оттнир ударил тем самым косым ударом, когда меч на середине меняет направление. Клинок с отвратительным хрустом врубился в бок Трескоташи. Выпустив меч, боян выбросил руки в стороны, огромными ладонями ухватил противников за шеи, сжал изо всех оставшихся сил. Одним бешеным усилием смял горло обоим. Те просто не ожидали такой прыти от умирающего человека. Не размыкая хват, рухнул с обоими наземь. Так втроем и отпустили дух. Рук Трескоташа так и не разнял.

Кривого не зря кривым прозвали. Биться по заведенному – до чего же скучно! Рубил мечом, вдруг доставал из сапога нож и колол ножом, махал секирой – начинал бить-ломать врукопашную. Будто шел человек по прямой дороге и сворачивал на кривую тропинку. Вот и сейчас, отбив удар, Кривой вдруг бросил меч наземь, колобком прокатился в ноги оттниру, прямиком под щит, ухватил за ноги и, навалившись всем телом, бросил навзничь. От неожиданности оттнир потерялся, выпустил меч, а Кривой несколько раз ударил полуночника лбом в лицо. Погнул наносник, вбил гнутое железо в переносицу, лишил памяти, так беспамятного и прирезал.

Брюнсдюр бился холодно и скупо. Рана еще тянула, открылась не вовремя, но ангенн полуночников только губы поджал. Кривая улыбка перекосила лицо, и немало боянской крови предводитель оттниров слил на землю. Там где недоставало движения, возмещал расчетом и опытом. Навалил вокруг себя мертвых тел, не ко времени самому запнуться. Схватился с двумя противниками, и тремя взмахами все стало кончено. Поймал мечом удар над головой, провалил за спину, повел клинок обратно и врубился в бок. Удар второго отшлепнул ладонью и ударил в шею сам.

Отвада себя не жалел, распалился, паровал на морозном воздухе, будто котел кипятка. Рубил остервенело, несколько оттниров уже оставил позади себя на земле. Попал на огромного полуночника, с огромной же секирой. Меч застучал об окованный железом обух. Князь изловчился, ухватил руку, сжимавшую секиру, оттнир так же изловчился, сжал, ровно клещами, руку Отвады с мечом. Стояли и ломали друг друга. Под пальцами Отвады хрустнуло – баловался князь подковами – но и его жилы мало не затрещали. И все же додавил, сломал полуночника. Дернул руку оттнира вверх, ладонь, в обратное – к низу, противник истошно завыл, пальцы сами собой разжались, и секира упала наземь. Хрустнуло запястье, громко, смачно. Отвада заревел и пристроил меч аккурат над кольчугой, прямиком в горло. Оттнир зашатался и повалился наземь, повело князя, едва не упал. Перед глазами зацвело…

Безрод, скрестил руки на груди, выглядывал кругом исподлобья, поджал губы и держал свою маленькую рать, словно в узде. Вои молчали, но руки ходили ходуном, а ноги тряслись, ровно у застоявшихся жеребцов. Вдруг Сивый подался вперед, хищно сузил глаза, увидел в крошеве на берегу то, что видит лишь один из тысячи воев, прошептал:

– Наша берет!

– Что, что? – окружили его вои.

– Наша берет, – процедил Безрод и перевел глаза на засадную дружину оттниров, которая пряталась от стрел чащобных привидений за щитами и ладейными скамьями.

Во главе засадной дружины полуночников стоял, по всему видать, умудренный вой. Оттнир тоже увидел, что противники берут верх, зашагал туда-сюда. Если сейчас в сечу вступит засадная рать находников, горожанам не удержать скользкой победы.

– Изготовиться! – рявкнул Безрод.

Воевода засадных оттниров непременно бросит свою дружину вперед, ломать боянскую удачу. Эти три сотни, вонзись они в сечу, пересилят зыбкую удачу Сторожища. То-то воевода полуночников косится в лес, знает, что вот-вот из чащобы выметнутся лесные призраки. Оттнир что-то крикнул, его засадная дружина подхватилась и громогласно выдохнула боевой клич.

– Мои вои, – нараспев крикнул Безрод. – Три сотни на нас, один-втрое станем биться! Даже стрелами не всякий раз достанешь! Пришел наш черед головы класть, и, наверное, поляжем все! А вы говорили, води нас и дальше!

Рядяша рассмеялся первым, остальные дружно подхватили. Горьким вышел тот смех. Предводитель запасной дружины повернулся к лесу, прислушался, помедлил мгновение и прокричал:

– Вперед, воинство Тнира!

Громогласно взревывая, топоча и бряцая оружием, полуночное воинство понеслось в сечу, рубить мечами и секирами боянские ряды и вертеть удачу на полночь.

– Пошли! – рявкнул Безрод. – В кои-то веки оттнир первым побежал. Шустер подлец, аж под ногами горит!

Вои грянули таким громогласным хохотом, что добрая половина засадной дружины полуночников с шага сбилась, едва не споткнулась. Предводитель оттниров мрачно сплюнул на бегу, недобрый знак.

– Ратник с нами! – крикнул Сивый и первым выметнулся из лесу, на бегу натягивая лук.

Боян стреляет стоя, на скаку, на бегу. Лесные призраки успели сделать лишь несколько выстрелов. На бегу спуская тетивы, люди Безрода выбежали наперерез оттнирам. С полсотни находников так и не поднялись, жаленные стрелами насмерть и затоптанные соратниками.