Ледолом

До боли оттянувшая плечи железная рубаха, которой я самозабвенно гордился, бессовестно хвастался и поэтому упорно терпел её тяжесть, повергла географичку в изумление.

— Вот, поглядите, — сказал я, демонстрируя кованые колечки, сплетённые в единую сетку. — На каждом звене кузнец поставил своё клеймо.

Я распахнул полу куртки и показал неоспоримо не однажды побывавший в битвах доспех — на его левой части, как раз напротив сердца, зияло отверстие — кулак пролезет. Прорвана кольчуга была ещё в двух-трёх местах, и тоже, несомненно, в бою.

— Как она на тебе оказалась? — встревоженно спросила учительница. — И почему она так отвратительно пахнет?

— В керосине отмочил, — признался я.

Находка кольчуги поистине могла многим показаться невероятной. Давно, ещё в прошлом году, в беседе с друзьями-одноклассниками я неожиданно для себя проговорился, что знаю дом, на чердаке которого среди разной рухляди лежат рыцарские доспехи — полное облачение.

— Свистис! Откуда взялся лыцаль в Целябе? — припёр меня к стене сообразительный и дерзкий Витька Захаров по уличной кличке Тля-Тля. [208] — Тут их слоду не водилось, лыцалей.

208

Как ни странно Витька имел две фамилии: Шкурников — по отцу, сидевшему давным-давно в тюрьме, и Захаров — по матери. Чтобы сына не дразнили, как отца, Шкурой, матери удалось записать его на свою фамилию. На улице же за ним закрепилась другая кличка из-за дефекта речи.

Толком объяснить происхождение воображаемых лат, пылящихся на каком-то чердаке, я сразу не смог, но на всякий случай сказал, что в прежние, очень древние времена здесь, в Челябинской крепости, тоже жили военные люди. Они воевали с местными кочевыми племенами. Как всегда. От них…

— А если не свистис, показы дом, — наступал на меня напористо Витька. Он горячился и требовал, будто доспехи принадлежали ему по праву. Как самому сильному и задиристому. Витьку поддержали остальные, дружившие с ним пацаны.

— Пожалуйста, — отчаянно произнёс я. — Эх, вы, не верите. Да я ещё не такое знаю… Мне известно, где спрятан рыцарь на железе, убивающий змея-страшилу. Свидетель есть… Юрка Бобылёв.

…В Заречье, в одном дворе, нас с Вовкой Кудряшовым давно привлекло каменное двухэтажное строение без окон, но с коваными ржавыми решётками, уцелевшими на втором этаже. Сложено оно было из плитняка. Крыша отсутствовала. Оно-то и всплыло моментально в моей памяти, когда Витька припёр своим каверзным вопросом. С Вовкой мы не смогли досконально обследовать этот, по сути дела, каркас здания, хотя и протиснулись внутрь через окно-бойницу — искали гнёзда голубей.

…С великими трудностями мы забрались — и я, разумеется, первым — на древние, сложенные из плитняка стены. В них на уровне, где когда-то существовал потолок, зияли отверстия от сгнивших балок. В этих отверстиях жили птицы. Однако кроме вековых накоплений пыли да птичьего помёта, мы внутри каркаса здания ничего не обнаружили. Вовка тогда углядел в отверстиях из-под балок пустые голубиные гнезда, а в одном что-то непонятное, какой-то лоскут. От него по настенной кладке, по сизому плитняку, приблизительно на метр, ясно наблюдался треугольный, сходивший внизу на нет потёк ржавчины. Поскольку до высоты второго этажа не допрыгнешь, а лестницей мы не запаслись, поразмыслив, пришли к выводу, что в тряпке, запихнутой в балочное отверстие, находится что-то железное. Что? Начальник штаба тогда, в сорок третьем, призадумался над моими предположениями.

Но я-то знал, что этот ржавый потёк возник неспроста, потому что именно в этой нише, когда мне всё-таки удалось летом нынешнего года добраться до неё с помощью всё той же нашей бельевой верёвки, перекинутой с грузилом из оловянного отвеса, обнаруженном в дедовском чемодане, через стену и закреплённой с внешней стороны за оконную решётку, — вытащить бесформенный ржавый предмет и сбросить его вниз, где поджидал находку Юрка Бобынёк, который подстраховывал меня, крепко держа второй конец той же бельевой верёвки. Находкой оказалась какая-то спёкшаяся ржавчиной металлическая сетка. Спустившись вниз, мы первым делом бросились к этой сетке. От удара о землю она распрямилась. Я поднял её, и перед нами предстала коричневого цвета дырявая рубашка с короткими рукавами, сплетённая из железных колечек. Словно из волшебной сказки. Руки наши были все в светло-коричневой пыли. Дома я опустил кольчугу в бидон с керосином, стоявшем как неприкосновенный резерв в нашем сарае — про запас.

Неудача разочаровала, и меня больше всех, а обозлённый Витька Тля-Тля всё норовил ухватить меня за грудки.

— Надул нас, да? За дулацьков плинимаес, да? — негодовал он. — Лжавцину нам втюлить хотис?

— Были и рыцарские доспехи, да кто-то вперёд нас их сгрёб, — сфантазировал я.

Ну как доказать ему, что те рыцарские доспехи я видел в своём воображении более явственно, чем его искаженную злобной гримасой мордуленцию сейчас? Видел! Даже вмятины на панцире — следы ударов палашом. Или булавой. Более того, это были определённо доспехи «крылатого» гусара: нагрудник, наспинник, наручи, нашейник и шлем с назатыльником. Обо всём этом я умолчал — всё равно не поверят.

К Витьке присоединился и Толька Мироедов — кто сильнее, с тем и он.

Алька Чумаков почувствовал неизбежность разбирательства и того, что за ним последует, заторопился, заспешил домой, якобы вспомнив, что его заждалась любимая бабушка. Которая, кстати, однажды отлупцевала нас за рассматривание её Библии с иллюстрациями Доре.

Я ни в какую не пожелал признаться, что обманул товарищей, чтобы поизгаляться над ними. Тогда Витька объявил, что будет меня бить. Толька охотно вызвался принять участие в поединке — секундантом.

Тля-Тля решительно засучил рукава рубашки. Мне не верилось, что он начнёт меня колотить за… собственно, за что? Мало ли куда могли деться сокровища с чужого бывшего чердака! Кольчуга-то, вот она, налицо. Факт. Поэтому его личное дело: верить мне или нет.

Что и говорить, Витька, хотя ростом не особенно превосходил меня, в плечах раздался пошире. Он неизменно при мерянии силой, хотя и после длительного и изнурительного кажилиния, прижимал мои руки к парте. Я знал, что он могутнее, но сейчас никакого страха не испытывал, верил: пугает. И пусть не надеется на лёгкую победу — буду защищаться до последних сил.

— Становись сюда, — скомандовал Толька. — Разжимите кулаки.

Значит, всё-таки — драчка.

Я показал ладони. Мой противник — тоже.

— Сходитесь!

— Ссяс я тебе, Лизанов, молду наковыляю, — запугивал Витька, становясь в устрашающую позу. — Или кольцюгу мене отдавай без отдаци.

Я всё ещё надеялся на мировую. Вернее, мне очень хотелось разойтись без драки. Конечно же, кольчугу я ему не отдам — ишь губу раскатал!

Всё произошло мгновенно. Захар, оскалившись, резко ткнул меня кулаком в живот. И во мне вместе с болью вспыхнула ярость. Я не стал ждать, когда он саданёт меня в следующий раз, а неожиданно для противника подскочил к нему почти вплотную и обеими руками — справа и слева — нанёс несколько метких ударов в челюсть и скулу. И тут же ещё и ещё. Витька, наверное, не ожидал такого отпора — растерялся. А я увёртывался от кулаков и пинков и точно отвечал на каждый его промах. И вот уже Витька сплёвывает кровь с расквашенных губ. Всё! Схватка должна прекратиться — до первой крови. Но что это? Секундант ринулся на меня с поднятой над головой корягой, валявшейся вместе с другим мусором в коробке каменного здания. Нечестно! Витька, ободрённый поддержкой Мироеда, взревел и вцепился в мою одежонку. А Толька мельтешил вокруг нас и визжал:

— Дай я его шендарахну! Пендаля, Витёк, дай ему под коленку! На землю ево свали!

Мне всё-таки удавалось увёртываться и от коряги. Зато Витька успел в это время причинить моей физиономии значительный урон. Правда, поначалу, боль не чувствовалась.

Я вынужден был сражаться на два фронта, причём одной рукой удерживал корягу, за которую всё-таки ухватился. Толька же норовил пнуть меня сзади и отвлекал от Витьки.

— Это тебе за жёстку, фраерюга! — выкрикивал Мироед.

Смотри ты, до чего мстительный — вспомнил!