Ледяные страсти

–  Ну не знаю… Так сразу не скажешь…

–  Ты не понимаешь! Надо обязательно отчетливо хотеть. Иначе ничего не сбудется. Я всегда знаю, чего хочу!

–  Ну и чего ты хочешь?

–  Я хочу много-много денег.

–  Денег? Много? Бо сколько?

–  Сто миллионов долларов.

–  Сколько-сколько?
– обескураженно переспросил Алексей. Ему самому вряд ли могла прийти в голову сумма больше тысячи, в крайнем случае - десяти тысяч рублей.

–  Сто миллионов долларов, - упрямо повторила Инга.

–  И зачем? Что ты с ними будешь делать?

–  Сейчас расскажу. Я уже все рассчитала. Во-первых, дом во Флориде.

–  Бо где?

–  В Америке, дурак. Там замечательный климат.
– Увидев недоуменное лицо Алеши, она разъяснила: - Ну это недалеко от Санта-Барбары. Хотя и не очень близко. В общем, в тех краях.

Объяснять Леше, что такое Санта-Барбара, было абсолютно бесполезно, поскольку телевизор отец пропил лет пять назад, а нового так и не купили. А даже если бы и был телевизор, стал бы Алексей смотреть слезливые сериалы?

–  У вас же есть прекрасная дача под Свердловском?

–  Ты что, дурак или прикидываешься? Я хочу, чтобы у меня был дом. С дворецким. И повар, и прислуга настоящая.
– Она осеклась, увидев полное недоумение на лице своего друга.
– Ну ладно, предположим, это я пошутила. А ты что бы сделал, если бы у тебя было много денег?

–  Ну… Потратил бы на подарки. Маме. Льву Николаевичу. И всем, кому сейчас нехорошо.

–  Дурачок ты мой, - умилилась Инга и потрепала Алешу по золотистым есенинским кудрям.

Ребята приблизились к парапету и стали смотреть сверху на вечернюю Москву. Алешу охватило обычное волнение от близости Инги, она почувствовала это и, слегка кокетничая, сказала:

–  Лешик, мне холодно что-то, ты меня мороженым перекормил.

–  Сейчас-сейчас, Ин.

Алексей снял куртку и надел на плечи партнерши, она задержала его руку у себя на плече. Потом вывернулась, и, поглядев ему в лицо своими шальными, смеющимися глазами, обхватила руками за шею и поцеловала настоящим взрослым поцелуем.

Возвращались на спортивную базу они в задумчивом молчании, словно предчувствуя, что с этого момента начинается их взрослая жизнь. Приехав, они обнаружили, что в номерах почти никого нет. Этольшинство спортсменов оставались до понедельника в Москве, у родственников или знакомых.

Инга затащила Алешу в свою комнату и объявила:

–  А сейчас мы по-настоящему отметим начало нашей московской карьеры!

Она вытащила из холодильника бутылку шампанского и коробку шоколадных конфет и приказала Алексею:

–  Открывай, а я в ванную!

Леша замешкался с шампанским, не хватало сноровки, и тут к нему подошла Инга в струящемся шелковом халате бирюзового цвета. Ее длинные волосы были распущены, глаза сияли.

–  А теперь мы на ночь почитаем сказочки, - прощебетала девушка и кинула Алексею большую книгу с массой иллюстраций.

–  Бо что за книга? Камасутра какая-то… Что это, Инга?

–  Пей шампанское, и я тебе все расскажу, - прошептала Инга, зажимая его рот поцелуем.

На какое-то мгновение в голове Алексея снова вспыхнули сомнения, достоин он Инги или нет, кого и при каких обстоятельствах можно называть альфонсом, но шампанское сделало свое дело, и на несколько часов он напрочь забыл об изматывающих тренировках, тоске по домашним, и вообще обо всем на свете…

Рано утром, когда Леша уже добрался на всякий случай до своей комнаты, чтобы избежать лишних разговоров, к нему постучалась дежурная по этажу:

–  Леша, Панов, тебя к телефону. Из Свердловска мама звонит.

Сквозь треск старенького телефонного аппарата Алексей с трудом различал мамины слова:

–  Суд был по делу Льва Николаевича. Товарищеский. Отстранили его от работы. Совсем. Сигнал пришел, что он пьет и учеников избивает. Поэтому нельзя, мол, ему на тренерской работе. А из старых учеников никого не осталось. Кто мне, простой уборщице, поверит? Что же делать, Лешенька? Такой человек погибает. И правда запил, ведь работать уже два месяца не дают. Теперь ничего и не докажешь.

–  Как - не дают, мам? Он же болел!

–  Не болел, сняли его.

–  Мама, мама, не может быть… Лев Николаевич, он же голоса ни на кого не повысил ни разу! Мама, слышишь, надо сказать им…

Но связь прервалась, и Леша остался в горьком недоумении, как такое может быть, когда самый лучший тренер на свете остается без своей работы и ему можно предъявить такие нелепые обвинения.

На утренней тренировке он подбежал к Татьяне Весталовой и, запинаясь, попытался поделиться своей проблемой:

–  Понимаете, они на нашего тренера наговорили. А он ведь был такой добрый, как так случилось? Мне надо обратно ехать в Свердловск, чтобы рассказать всю правду…

–  Не волнуйся, Алеша, не волнуйся, - пропела своим глубоким, уверенным контральто холеная Татьяна Игоревна.
– Я позвоню сегодня в Госкомспорт, там разберутся.

А Вячеслав Викторович Карпов заторопил, зарокотал бодрым баском:

–  Посторонние мысли долой! Отрабатываем серпантин! Поехали! Поехали! Живее! Веселее!

Московские тренировки были совсем не похожи на то, чем они занимались в Свердловске. В родном городе Алексей и Инга уже давно привыкли к своему лидерству на местном уровне и гордились им. В Москве им приходилось работать на одном льду с сильнейшими спортсменами страны, и они постоянно чувствовали, что многого еще не умеют. От отработки шагов они перешли к поддержкам. Теперь им случалось за одну тренировку делать по сотне поддержек. Единственное, что немного утешало Алексея, обливающегося потом и падающего с ног от усталости, это то, что в книжке Ирины Родниной он прочел, что их норма с Зайцевым была в два раза больше.

–  Инга, что ты делаешь?
– неожиданно резким голосом закричала Весталова.
– Если ты таким куркулем будешь сидеть наверху, ты и сама гробанешься, и Алексею руки переломаешь. Хватит на сегодня, марш в тренажерный зал. Пресс накачай как следует, пожалуйста, а то живот висит как у беременной. Алексей, ты на льду остаешься, будем прыжки отрабатывать.

Поначалу новые тренеры казались ребятам безжалостными садистами. К тому же Весталова явно не жаловала Ингу. Амбициозной девушке, привыкшей к всеобщему восхищению, было трудно с этим смириться.