Легенда Горы. Если убить змею. Разбойник. Рассказы. Очерки

— Я поступил по твоему совету, Мустан-чавуш, — продолжал Караджа Али. — Как, по-твоему, должны теперь сарыджалийцы отнестись к оскорблению, которое нам всем нанесли? Отвечай, почтенный Мустан-чавуш. Что молчишь? Выходит, я был прав, когда настаивал на том, чтобы убрать с пути этого юнца.

Мустан-чавуш замешкался с ответом. Караджа Али из милости позволял ему находиться в этой деревне, и от того, что он скажет сейчас, зависела его дальнейшая судьба. Поэтому, поразмыслив, он сказал:

— Не остается ничего иного, как убить Халиля. Дело совсем не трудное. Отныне наша совесть спокойна. Никто не сможет упрекнуть нас в бесчестном поступке. Даже перед лицом Аллаха мы чисты. Не то что в тот, первый раз. Тогда мы брали грех на душу…

— Ежели б мы не смалодушничали тогда, сегодня не терпели бы позора, — прервал его Караджа Али. — И девушку взяли бы без труда. А теперь, если найдут Халиля убитым, каждому станет ясно, чьих рук это дело. И вообще, какая б беда ни обрушилась на Гёкдере, первыми нас обвинят. Ну да ладно! Что теперь толковать попусту! Чему быть, того не миновать. И пусть они знают, каково отказывать Карадже Али! — Он повернулся к своим людям: — Отныне ни один человек, ни одна скотина из Гёкдере не осмелится ступить на наши земли. Любого, кто перейдет на наш берег реки, безо всякого предупреждения расстреливайте. В случае чего я сам буду держать ответ перед Омером-пашой.

— Слушаемся, — глухо ответили ему.

Один лишь Ходжа Сюлейман рискнул возразить Али-бею:

— Неверно поступаешь, ага. Времена, когда можно было безнаказанно проливать кровь, давно миновали. Как бы тебе самому, почтенный, не поплатиться головой за это решение. Ты думаешь, жители их деревни — сборщики груш? Они не хуже нашего владеют оружием. И не забывай, что ты первый посягнул на чужую невесту. По твоему велению я взял на себя сватовство, и я знаю, что они согласились на твои условия лишь потому, что жаждали мира. Ты обручился с девушкой вопреки воле ее братьев. Они не возражали против этого потому лишь, что подчинились решению старейшин. А как только жених вернулся с гор, односельчане приняли его сторону. Они не пожелали покориться решению стариков. Мое мнение таково: тебе следует отречься от своих притязаний, ага. Подумай, стоит ли эта девица того, чтобы жители наших деревень убивали друг друга.

Караджа Али в гневе вскочил, схватил старика за плечи.

— Прочь с моих глаз! — прорычал он. — Ты ничего не смыслишь в подобных делах. Речь уже идет не просто о девушке, а о моей чести. Если я отступлюсь от своего решения, даже голопузая ребятня из Гёкдере поднимет меня на смех. Уходи, Ходжа!

И он вытолкал старика за дверь.

* * *

Стояла лунная ночь. Под старой чинарой, склонившейся к роднику, густела тяжелая тень. Вода казалась совсем черной, но чуть поодаль, попадая в потоки лунного света, вспыхивала серебряным блеском.

Голова Халиля покоилась на груди девушки.

— Я ждала тебя, — шептала она. — Если б не Султан Кары, я бросилась бы в пропасть. Я ждала тебя. Пусть празднуют помолвку, пусть делают что хотят, решила я, но я никогда не стану женой другого. Я знала, что именно так все и кончится. Благодаря Султан Кары мы снова вместе. Она одна стоит всех йигитов нашей деревни. Ах, если б ты не оставлял меня ради своей охоты! Заклинаю тебя, любимый, не подвергай больше наше счастье таким испытаниям, не разрушай наше еще не достроенное гнездо. Я так боюсь! И мать твоя, и Султан Кары, и остальные — все боятся. Поклянись, что больше не станешь уходить в горы.

— Клянусь, — едва слышно прошептал Халиль.

— Я слишком хорошо тебя знаю, — сокрушенно продолжала Зейнаб. — Ты не в первый раз обещаешь мне забросить охоту, но никогда не сдерживаешь слова. Больше недели не можешь усидеть дома. Стоит тебе заслышать крик оленя, совсем теряешь рассудок.

— Но я же поклялся, — с досадой отвечал возлюбленной Халиль. — Раз сказал — значит, все. С охотой покончено.

* * *

Занимался рассвет. Халиль сидел на пороге своего дома и пел, подыгрывая себе на багламе. Неожиданно из-за угла появилась старая Султан Кары. Халиль тут же оборвал песню.

— Продолжай, — сурово приказала она.

Халиль в ответ улыбнулся.

— Входите в дом, матушка, — предложил он и встал.

— Нет, милый мой. Продолжай петь свою песню об оленях. Что ж ты умолк? Пой, глупый мальчишка! Всего два дня, как не ходишь на охоту, и уже запел об оленях. Послушай меня, старуху. Выкинь из головы эти мысли. Думаешь, кончились твои испытания? Много горя придется еще тебе хлебнуть. Откажись от своей пагубной страсти, дурачок.

«И чего они все ко мне привязались!» — с досадой подумал Халиль.

Едва старуха отошла, он опять взял в руки багламу. Слова охотничьей песни сами собою срывались с его уст. Он попытался наиграть другой мотив, но напрасно.

Солнце поднялось над горизонтом, и тени от скал и деревьев протянулись на запад. Задумавшись, Халиль отложил багламу и прикрыл глаза. Его мысленному взору тотчас предстали лесные чащобы с бегущими стадами оленей. С трудом открыл он глаза, лениво поднялся на ноги и стал неспешно спускаться с холма, где стоял их дом. Мать кинулась за ним вслед.

— Халиль! — окликнула она его. — Я вижу, какая тоска гложет тебя. Твой отец был точно таким же одержимым. Не иначе как ты вздумал опять уйти в горы. Видно, забыл, сколько врагов тебя окружают. Не ходи на охоту, не оставляй нас без опоры. Вернись лучше домой, смастери мне из дерева кувшин и новую ступку с узорной резьбой. Пока не сыграем свадьбу, не покидай родной кров. Иначе не будет тебе моего благословения!

Халиль в задумчивости постоял и, понурившись, зашагал к деревенской площади. Его неодолимо тянуло в горы, но в ушах звучали настойчивые просьбы матери и Зейнаб.

По деревенским улицам бегали телята-сосунки. Он смотрел на них и невольно сравнивал с оленятами. Похожи, но… Месячный телок походил на джейрана с глазами, словно подведенными сурьмой. Халилю стало грустно. Он втягивал в себя запах гор, доносившийся с ближних отрогов. Тоска сдавила его грудь. И как ни странно, эта тоска смешивалась с острым предчувствием радости. Телята с лоснящейся шерсткой так похожи на молодых джейранов… А там, в горах, бродят быстроногие рогатые олени…

Он вернулся домой. Сестра раскладывала во дворе оленьи шкуры для просушки. Он сел на шкуру и принялся вырезать из сосновой чурки кувшин для матери. Давно он не занимался этим делом! К вечеру кувшин был готов. По его бокам разбегался причудливый узор. Халиль сумел вложить в переплетенье тонких линий всю свою невысказанную любовь, всю тоску, все, чем переполнялась его душа. Когда он поднес кувшин матери, ее радости не было предела.

На другой день Халиль изготовил из чинаровой древесины нарядную ступку для Султан Кары. Отнес ее старухе. Ее лицо засияло. Односельчане были довольны, что у Халиля нашлось новое увлечение. Целыми днями возился он с деревом, задарил Зейнаб невесомыми кувшинами и стройными ступками. Дерево было послушно его рукам, как мокрая глина. Он украшал свои изделия тончайшим орнаментом. Все, кто видели его работу, не могли удержаться от восхищения.

С тех пор Халиль славился не только как смелый охотник, но и как искуснейший резчик по дереву. Каждый день из его рук выходили удивительные кувшины и ступки.