Легенда о сепаратном мире. Канун революции
Шрифт:
В такой обстановке на авансцену появился «прогрессивный блок». Запись о спорах в Совете министров 24 августа у Яхонтова прерывается. Отмечено только, что «вопрос о перерыве занятий государственных учреждений решено отложить до соображения с подлежащей рассмотрению в Совете мин. программы образующегося в Гос. Думе блока нескольких партийных групп». 26-го к этому обсуждению правительство и приступило. Прислушаемся к прениям – они чрезвычайно показательны. Начал Сазонов, изложивший возникшие у него «глубокие сомнения по существу»: «Насколько в данной обстановке было бы с государственной точки зрения удобно прибегать к роспуску Думы. Несомненно, этот акт повлечет за собой беспорядки не только в среде тяготеющих к Думе общественных учреждений, союзов и организаций, но и среди рабочих. Хотя они связаны с Думой не органически, а искусственно, но удобный случай для демонстраций не
156
Морской министр заявил, что по его сведениям в случае роспуска Думы беспорядки неизбежны. Настроение рабочих очень скверно. Немцы ведут усиленную пропаганду и заваливают деньгами противоправительственные организации.
157
Морской министр заявил, что по его сведениям в случае роспуска Думы беспорядки неизбежны. Настроение рабочих очень скверно. Немцы ведут усиленную пропаганду и заваливают деньгами противоправительственные организации.
После такого предварительного обмена мнений Совет приступил к обсуждению
программы блока, зафиксированной в документе, подписанном 25 августа представителями соответствующих групп Гос. Думы и Гос. Совета. Платформа блока провозглашала «создание объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны и согласившегося с законодательными учреждениями относительно выполнения в ближайший срок определенной программы, направленной к сохранению внутреннего мира и устранению розни между национальностями и классами». «Начало программы, – заметил Горемыкин, – сводится к красивым словам, на которые мы не будем терять времени». Поливанов: «В этих красивых словах кроется вся сущность пожеланий общественных кругов о правительстве. Можно ли так пренебрежительно проходить мимо них». Горемыкин: «Совету министров недопустимо обсуждать требования, сводящиеся к ограничению царской власти. Программа будет представлена Государю Императору, и от Е. В. единственно зависит принять то или иное решение». Председатель обращается к пунктам программы, первый из которых имел в виду широкую амнистию «на путях Монаршего милосердия», как говорилось в тексте. Щербатов высказывается против общей амнистии. «Следовало бы ограничиться постепенным образом действий. Можно сговориться с блоком в том смысле, чтобы им был составлен список подлежащих амнистии, а мы… будем постепенно осуществлять». «Разбор политических дел идет в мин. юстиции непрерывно», – поясняет Хвостов, – не мало джентльменов гуляет на свободе…» «Но публика этого не знает», – замечает Щербатов. – Надо сделать с рекламой. Взять десяток-другой особенно излюбленных освободителей и сразу выпустить их на свет Божий с пропечатанием во всех газетах о Царской милости…» «На недопустимости общей амнистии согласились все», – гласит яхонтовская запись.Предложение министра вн. д. – по мнению председателя – применимо и по второму пункту программы» (возвращение административно высланных за дела политического характера). «Никто не возражает, – записывает Яхонтов, – против слов Сазонова, что необходимо снять с правительства пятно ничем не оправдываемого произвола», порожденного предместником кн. Щербатова на министерском посту (т.е. Маклаковым). Соглашаются с тем, что давно пора покончить с «безобразием» в области религиозной политики, когда циркуляр нарушал провозглашенную манифестом веротерпимость (п. 3 программы блока).
«По польскому вопросу много сделано и делается», – комментирует Горемыкин п. 4 программы. Харитонов: «Скрыта мысль – снять все стеснения в вопросах землевладения в ограждаемых от польского проникновения областях». Харитонов полагает, что «правительственная политика в данном случае не допускает уступок». «К заключению госуд. контролера присоединился единогласно весь Совет министров», – вновь сообщает запись протоколиста.
Пунктом 5-м было еврейское равноправие, формулированное в таких, более чем осторожных, выражениях: «Вступление на путь отмены ограничений в правах евреев, в частности, дальнейшие шаги к отмене черты оседлости, облегчение доступа в учебные заведения и отмена стеснений в выборе профессии, восстановление еврейской печати». «Должен предупредить Совет министров, – заявляет председатель, – что Государь неоднократно повторял, что в еврейском вопросе он на себя ничего не возьмет. Поэтому возможен только один путь – через Государственную Думу. Пускай, если это ей по плечу, она займется равноправием. Не далеко она с ним уйдет». Щербатов: «Дума никогда не решится поставить вопрос об еврейском равноправии. Кроме скандалов из этого ничего бы не вышло. Другое дело устранение ненужных, обходимых и устарелых стеснений…» «Решено вести беседу о программе блока по еврейскому вопросу, – значится в «протоколе», – в смысле согласия идти по пути постепенного пересмотра ограничительного законодательства и административных распоряжений». «Принцип благожелательности» в финляндской политике (п. 6) также не встретил возражений, но принятие обязательства немедленного пересмотра законодательства о Вел. кн. Финляндском признано нежелательным, дабы не связывать правительства. Восстановление малорусской печати (п. 7) признано допустимым, поскольку дело идет не о сепаратических украинофильских органах. Согласился Совет и на допущение профессиональных союзов (п. 8). По поводу последнего пункта программы Совет вообще нашел, что там не имеется «чего-либо неприемлемого в отношении принципиальном». Из перечисленных законопроектов часть уже проведена, часть лежит в Гос. Думе с давних пор без движения: (введение земских учреждений на окраинах, уравнение крестьян в правах с другими сословиями, законопроект о кооперативах, об утверждении «трезвости навсегда» и т.д.).
Конец ознакомительного фрагмента.