Легенда Рока

А от идеи взглянуть на него каждая клетка моего тела кричала: «Отбой, отбой!»

Я пыталась держаться поодаль, приблизившись к сцене, но Делэни схватила меня за руку и потянула за собой. Мы прибыли как раз ко взрыву фейерверка, который можно запускать внутри заполненной арены. Неоново-синие и пылающие белые вспышки, ярко- зеленые и ослепительно-красные полосы мчались над головами, как хореографические кометы.

Мое сердце пробивало себе дорогу из грудной клетки при виде белокурой головы Лэндона с обнаженным торсом, возвышающегося над барабанной установкой сквозь клубящийся дым. Дышать стало тяжелее, я задержала драгоценный кислород в плену, убивая свои мозговые клетки.

Лэндон никогда не играл в футболке, и сегодняшний вечер не стал исключением. Большая часть его тела была скрыта оборудованием, но одного взгляда на его грудь и руки хватало, чтобы понять — мужчина в форме. Подтянут каждый сантиметр тела.

Ни у кого не должно быть права так хорошо выглядеть.

К счастью, туман и огни помешали мне четко рассмотреть лицо Лэндона. Я вряд ли смогла бы с этим справиться.

Несмотря на тесное сотрудничество с Делэни в прошлом году, у меня всегда имелась наготове отмазка, когда дело касалось группы. Несколько раз когда требовалось мое присутствие, я не высовывалась, стараясь держаться на заднем плане и как можно дальше от парней. В частности от одного парня — Лэндона. Что было не так уж сложно.

Я занималась пиаром и большую часть времени проводила, налаживая связи со СМИ и пытаясь превратить плохие новости в доходные. У Шейна с Делэни были с этим проблемы. В прошлом году беготня с ниси едва оставила мне время дашать, не говоря уже о том, чтобы стоять на месте достаточно долго, дабы привлечь внимание Лэндона.

Кроме того, вокруг мужчины обычно толпилось три круга поклонниц, так что обзор ему закрывал порядочный слой силикона.

Было и хорошее освещение в прессе. Последний тур «NothingbutTrouble» побил все рекорды, а баллада, которую Шейн посвятил Делэни, выиграла «Грэмми» как песня года. Еще ребята получили номинацию «Альбом года», «Лучшее рок-исполнение года» и практически каждую категорию, к которой имели отношение. Но что действительно сделало их самой горячей группой на планете, так это широко разрекламированный роман между Шейном и Делэни.

Главное — что все было подлинным.

Само собой, влюбленные голубки только выставили выходки коллег по группе Шейна в еще более невыгодном свете. Лэндон редко фотографировался без великолепной женщины — или трех, накинутых на него.

И единственное, что удерживало меня от рвотных позывов при просмотре сайтов и таблоидов со сплетнями — это вера в то, что у меня есть любимый, с кем я проведу остаток своей жизни.

Я начала привыкать.

Я была счастлива.

Вранье. Очевидно, Адам не был счастлив. И, может быть, правда в том, что я просто смирилась, и точка.

С громоподобной дробью Лэндон начинал свой сет. В течение следующих полутора часов я очаровано наблюдала и слушала.

Лэндона. Шейна. Джетта и Дакса. Свет и спецэффекты. Музыку в целом.

Выступление «NothingbutTrouble».

Впервые за многие годы я позволила себе потеряться в их исполнении. Позволила себе наслаждаться видом Лэндона там, где он сиял ярче всего — на сцене. Это казалось незаконным, неприличным. Просто позволить себе эту маленькую тайную слабость, не проходя сквозь окно времени, получая удовольствие от шоу, как еще один безликий поклонник среди тысяч, и не вспоминать о том, кем он когда-то для меня был.

Конечно, я была не просто еще одним лицом в толпе. Я стояла в закулисье. И Лэндон хорошо знал мое лицо. Я рисковала, оставаясь здесь.

В течение нескольких лет я была осторожна, очень осторожна. Всегда держалась вне поля зрения, когда от меня требовалось десантироваться на орбиту Лэндона. Сопротивлялась притяжению, которое он на меня оказывал. Тяге, которой он все еще меня примагничивает.

Может, дело в текиле. Или я почувствовала себя безрассудной после недавнего предательства Адама. Но я не сдвинулась с места все шоу, пока оно не закончилось.

Сигнализируя Делэни, что отправляюсь в дамскую комнату, я поспешила спрятаться.

Но вот незадача — небольшое пространство было переполнено женщинами, обдумывающими, какого участника группы сегодня соблазнить. Теперь, когда Шейна определенно похитили, осталось только три холостяка. Имя Лэндона звучало словно он — трофей, который нужно выиграть. Но я на своей шкуре убедилась — этот мужчина не был призом.

В голове пульсировало от стресса и вспышек. Я показала свой пропуск скучающему охраннику, стоящему перед первой попавшейся дверью. Он шагнул в сторону, не сказав ни слова, и я бросилась на потрепанный диван, который видал дни и получше.

Через несколько минут я огляделась вокруг, сожалея, что не поинтересовалась у вышибалы, чья это гримерка. Поскольку сегодня был разовый концерт для благотворительного фонда, созданного Шейном в прошлом году в честь своего погибшего лучшего друга детства, в комнате отсутствовали какие-либо личные вещи. Практически у меня было семьдесят пять процентов на то, что она не принадлежала Лэндону.

Постанывая, я помассировала виски, пытаясь понизить пульс до скорости, которая не заставляла бы меня ощущать, что мое сердце вот-вот разорвет ребра.

Бесполезно. Я находилась слишком близко к Лэндону, чтобы иметь что-то наподобие нормальности.

Намереваясь отправиться в гараж и послать Делэни сообщение из лимузина, я потянулась к дверной ручке, но дверь распахнулась с другой стороны. Последним человеком на Земле, которого я хотела лицезреть.

На секунду мое сердце перестало биться, а затем стало подпрыгивать галопом, разгоняя застоявшуюся кровь по венам.

Наблюдать за Лэндоном Коксом на сцене на расстоянии десяти метров — плохо. Но здесь, сейчас, стоя так близко, что можно коснуться, я была потрясена силой его присутствия.

Мои глаза оценивали все еще без рубашки и потного после интенсивного выступления Лэндона, его пульсирующие мышцы, поднимающийся покрытый чернилами торс, широкие плечи, идеальный V-образный выступ, образовывающий указывающую на юг стрелу.

Жизненная сила просачивалась из каждой поры.

Мой взгляд неумолимо устремился вверх. Светлые влажные волосы были в беспорядке, а слабый след щетины затемнял скульптурную линию челюсти. Даже самому талантливому художнику потребовалась бы целая жизнь, чтобы сотворить такое же прекрасное, симметричное лицо.

Лэндон Кокс был воплощением фантазий.

Я представляла этот момент десятки — нет, сотни раз. Но теперь, когда произошла наша с Лэндоном встреча наедине в комнате после стольких лет, я оказалась к этому не готова.

В мгновение ока выражение лица Лэндона дрогнуло. Его брови, на три оттенка темнее, чем волосы, сдвинулись, образуя бороздку. Глаза, как раскаленные угли, прожигали меня.

Словно один мой вид причинял ему боль.

Я оторвала взгляд от его лица, уронив его на чернила, покрывающие грудь Лэндона и простирающиеся на его руки. Рот наполнился слюной просто от просмотра этого. Я хотела бы скользнуть языком по каждой татуировке, по каждой черточке, завитушке и взмаху. Интересно, изменился ли вкус Лэндона спустя шесть лет?