Легенда Татр

«Ну, ладно, – подумал Саблик, – вот придем завтра за медведем, так и их отыщем в долине, если только лисицы да рыси не съедят их до косточек».

А стадо коз вихрем промчалось вверх, к вершинам над Каспровой долиной.

Франек Мардула в жестоком томлении и невыносимом одиночестве жил в подземелье у пана Жешовского. Труп старика убрали. Покорность судьбе и жестокая тоска овладели Мардулой, и он по целым дням и ночам сидел, как покойный старец, опустив голову на грудь, почти не думая и ничего не чувствуя.

«Помаленьку и я разучусь говорить, – думал он, – просижу тут сто лет из-за злосчастных этих порток!..»

Но однажды в заржавевшем замке заскрипел ключ, и при свете фонаря, который нес привратник, Мардула увидел дородного мужчину, в шапке с наушниками и в широких шароварах.

– Можешь идти, – сказал он.

Мардула не понял.

– Кто? Куда? – спрашивал он.

– Ты. Куда тебе угодно, – ответил незнакомец.

– Я свободен? – вскричал Мардула.

– Свободен.

Мардула бросился к ногам пана, тот сильной рукой отстранил его и сказал:

– Не меня благодари, а господа бога и ясновельможную панну Агнешку Жешовскую, которая выходит замуж за воеводича Сенявского и умолила отца в день своего обручения выпустить на волю всех узников.

– А где она? – закричал Мардула. – Я бы в ноги ей поклонился!

– Молись за панну каштелянку, проси у господа благословения ее потомству и ступай себе с богом.

Мардула собрался и ушел.

Выйдя на воздух, он зашатался, как пьяный. В лохмотьях выпустили его из замка, а когда он, перейдя реку, обернулся назад и увидел под стеной замка маленькие черные оконца своей тюрьмы, то чуть не лишился чувств от ужаса.

В своей жалкой одежде, с волосами ниже плеч, с бородою ниже пояса, шел он, как нищий, выпрашивая кусок хлеба, пока в поле не повстречался с настоящим нищим, который был одет гораздо лучше его. Он снял с нищего все до рубашки, привязал его к сухой вербе, чтобы тот не бежал за ним и не кричал, а сам отправился дальше. Он решил не сразу идти домой.

С отобранными у нищего палкой и сумой он направился прямо к той самой Кальварии Зебжидовской, где солтыс поймал его на краже штанов и отдал драгунам пана Жешовского.

Под вечер, дня через два, пришел он туда.

Солтыса застал таким же, как был, только немного постаревшим; попросился ночевать, ему позволили. Исхудав в тюрьме, он похож был на старика и не боялся, что его узнают.

После ужина, которым его накормили, стал он рассказывать всякие чудеса.

– Эх, – начал он, – кабы вы знали, зачем я пришел!

– Ну, зачем, зачем? – спросил солтыс с любопытством.

– Э, да вы мне, пожалуй, и не поверите, – тянул Мардула.

– Да уж вы сказывайте, дедушка, сказывайте.

– Иду я издалека, из святого города, от самого гроба господня.

– Ой!

– И было мне там откровение.

– Во имя отца и сына!

– Явился мне святой Товий и сказал мне так: «Есть под Кальварией Зебжидовской солтыс, страшный грешник…»

– Ну, неправда это…

– «Черти на него уже зарятся…»

– Господи Иисусе Христе!

– «Он сильно обидел одного человека…»

– Да чем же? Как? Когда?

– «Мужика отличного, молодого, который пришел к нему портки занять; вместе со своими работниками бил его, а потом отдал солдатам пана Жешовского».

– Занять? Как же! Украсть! Да и когда это было-то? Давным-давно! – пробормотал солтыс.

– Да ведь и мне святой не вчера вечером сказывал! – рассердился Мардула. – Я три года из святой земли иду. Двенадцать морей переплыл, двести рек, как море глубоких, перешел, а всего три моста на них было.

– Ай-ай-ай!

– И говорит мне святой Захария…

– Да ведь вы сказывали – Товий?

– Товием звали его на земле, а на небе зовут Захарией. Небось и вас после смерти не станут звать: «Войцех!»– а скажут: «Поди-ка сюда, окаянный грешник!» – возразил, не смущаясь, Мардула.

Солтыс вздохнул.

– Говорит он мне: «Ступайте, дедушка, к этому самому солтысу, под Кальварию, и скажите ему так: «Повесился тот мужик с горя, и все его грехи пали на обидчика. А мужик-то был вор, грабитель, драчун, убийца и насильник!»

Солтыс повесил голову.

– «И за все, что этот мужик натворил, солтыс даст ответ на том свете. Допытываются насчет него черти, просто сладу нет с ними». Вот что сказал святой.

– Ну, так что же девать? Что же делать-то?

– Да, беда! А знаете вы этого солтыса?

Поглядел солтыс на жену, а жена на него. Вдруг Мардула закрыл рукою глаза и воскликнул:

– Да что же это такое?!

– Что? Где? – в ужасе спросил солтыс.

– А у вас за спиной! Вон, вон! Тень, что ли, стоит?

– Да где?

– Да вон там, за спиной! Господи Иисусе Христе! Во имя отца и сына и святого духа! Аминь! Аминь! Аминь!

И Мардула стал крестить солтыса.

– Да что же там? – закричала испуганная хозяйка.

– Там черт стоял! Насилу я его отогнал!

Солтыс съежился, пот выступил у него на лбу, а Мардула все крестил воздух и повторял:

– Аминь! Аминь! Аминь!

– Нет уж его? – прошептал солтыс.

– Нет. Удрал от креста, да еще водица у меня есть с собой, которой господь бог в Кане Галилейской не допил.

И он показал бутылку водки, которую нашел в суме нищего.

Солтыс согнулся в три погибели и дрожащим голосом стал его расспрашивать:

– А не сказывал вам святой, как этому солтысу спастись и нельзя ли ему как-нибудь от дьявола откупиться?

Мардула с важностью ответил:

– Сказал мне святой Товий так: «Пускай солтыс даст отстегать себя, да так, чтобы целую неделю было что бабе маслом смазывать, а потом снесет ксендзу в костел на Обидовой пятьдесят дукатов, чтобы тот отслужил обедню».