Легенда. Доктор Фауст
Шрифт:
У юного Георга в этот момент почему-то сжалось сердце и в глазах выступили слёзы. Отец обнял его. Это был первый и последний раз, когда он проявил к сыну такую открытость. Маленький Йорги вцепился в полог его плаща.
– Не уходи, папа…
Йохас поднял голову сына и заглянул ему в глаза.
– Никто никуда не уходит, всё лишь иллюзия. Просто она нужна для нашего обучения…
– Я не понимаю…
– Я тоже не сразу понял, – усмехнулся отец.
Передав гостю какие-то бумаги, Йохас встал из-за стола.
– Пойдём, сынок, у нас есть ещё один вечер для прогулок. В жизни
Это был самый удивительный вечер. И самый страшный. Тогда отец повёл юного Фауста к Пражским часам и весь вечер рассказывал о том, как создавалось это волшебное место и удивительные часы. Георг слушал отца, и ему безумно хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался никогда. Но, увы, так не бывает. Когда уже почти стемнело, Йохас похлопал сына по плечу.
– Пора…
Возвращаясь с прогулки, отец неожиданно захотел вернуться в трактир. Выйдя на Kralovska cesta, он вдруг остановился и, подняв голову, улыбнулся.
– Как хорошо, как свободно…
В следующее мгновенье вылетевшая неизвестно откуда карета, запряжённая белоснежными лошадьми, сбила его с ног. Георг бросился к отцу.
– Папа! Папа, не надо… Пожалуйста, папа!..
Что было дальше, он плохо помнил. Чужие руки пытались оторвать его от отца, голоса, крики, женский плач…
Повозку тряхнуло на корне, и Фауст мотнул головой. «Нет, этого нельзя себе позволять. Actum ne agas [7] . И это верно».
Георг порылся в вещах и вынул небольшую резную дудочку.
– Две недели и пустая дорога, – улыбнулся алхимик, – есть возможность постичь непостигаемое.
Поднеся инструмент к губам, он попробовал исполнить простенькую мелодию. Лошадь фыркнула и протестующе замотала головой. Йорг поднял на неё глаза.
– Вот только твоего мнения о музыке мне как раз и не хватало!
7
В прошлое не возвращайся (лат.).
Закрыв глаза, алхимик вновь заиграл на своём нехитром инструменте.
Когда занимаешься любимым делом, время летит незаметно, а самая длинная дорога становится короткой прогулкой.
Прага встретила Фауста холодом, мокрым снегом и запахом жареного мяса. В первом же переулке учёный продал свою лошадь и повозку подвыпившему горожанину и, собрав свои вещи, направился в пивную, с которой начинал каждый свой приезд в этот город.
Устроившись за столиком в углу, учёный заказал тёмного пива и колбасок с острым соусом. Сделав большой глоток пенного напитка, алхимик блаженно улыбнулся и одобрительно кивнул хозяину харчевни.
– Великолепно! Как всегда, впрочем.
– Рад это слышать, – отозвался хозяин, – давно вас не было видно, господин Мюллер.
– Да, дела, друг мой, дела…
Наткнувшись взглядом на соседний столик, владелец заведения нахмурился.
– Зденек, прошу тебя, забирай своего деревянного друга и уходи. Я всё равно
не дам тебе больше в долг!– Это Христос, – отозвался молодой человек из-за соседнего столика.
– Пока священник не освятил, это просто истукан, – буркнул хозяин.
Фауст с удивлением оглядел странную пару за соседним столом. Войдя в пивную, ему и в голову не пришло, что это не два человека, а один и скульптура.
– Потрясающе!
Юноша глянул на говорившего.
– Что, простите?..
– Я говорю, потрясающая работа!
– Вы полагаете? – с сомнением протянул скульптор.
– Конечно! Меня зовут Георг Фауст.
Художник протянул руку.
– Зденек Сметана. А почему вас называют Мюллер?
Учёный рассмеялся.
– В некоторых местах я так знаменит, что моё имя стало нарицательным. Поэтому, дабы не трепать его лишний раз, я представляюсь Мюллером. Замечательное безликое имя.
– Понятно…
Юноша покосился на пиво и ароматные колбаски своего собеседника. Заметив его голодный взгляд, Фауст щёлкнул пальцами и поманил официантку.
– Принеси-ка, душечка, ещё порцию жареных колбасок и пива для моего нового знакомого, я угощаю.
– Сию минуту, пан Мюллер.
– Спасибо вам…
– Пустяки, мне приятно угостить одарённого человека.
Зденек вздохнул и покачал головой.
– Одарённого? Возможно… а толку? Я как ни сделаю что-нибудь, то всё не то и не так… То священнику святые слишком весёлые, то Богоматерь слишком красивая, а Христос и вовсе не угодил. Он, говорит, у тебя уставший какой-то…
Услышав это, Фауст хлопнул ладонью по столу и весело расхохотался.
– Передай вашему священнику, что Христос устал от своих последователей и особенно – от жрецов!
– Ну да… Если я такое скажу – вообще останусь без работы…
Девушка принесла пиво, еду и поставила их на стол перед художником. Состроив Георгу глазки, она бросила на скульптора презрительный взгляд и, покачивая бёдрами, удалилась. Молодой человек ещё раз поблагодарил учёного и набросился на еду. Наблюдая за тем, как юноша поглощает горячие сардельки, Фауст улыбнулся.
– Не торопитесь, друг мой, они уже не убегут никуда, они жареные! Может, ещё пива?
Зденек оторвался от еды и кивнул. Алхимик вновь расхохотался и показал официантке два пальца и кружку. Заглотив остатки еды, юноша влил в себя пиво и довольно улыбнулся.
– Спасибо…
– Прожуй, прожуй…
Учёный от души веселился, глядя на молодое дарование. Пересев за его столик, Георг внимательно осмотрел статую и, переведя взгляд на юношу, задумчиво покачал головой.
– Да… Тяжело тебе придётся, дружок…
– В смысле?
Жующий талант уставился на Фауста.
– В смысле – ты намного опережаешь своё время. Твои работы современники вряд ли поймут. Да и ближайшее поколение тоже…
Молодой человек поставил кружку на стол и глубоко вздохнул.
– Да, я это уже понимаю…
В его глазах блеснули слёзы.
– И что мне делать? Я же не могу по-другому… Я пишу картину только так, как могу… Я делаю Христа таким, каким я его чувствую… а мне говорят, что… Я… я не знаю… Что мне…
Алхимик покачал головой.