Легенды и сказания крыма

— Ну, поезжай, но смотри, возвращайся.

Поскакали дальше. Сейдамет умирал. Ему было все безразлично, он ничего не понимал или не хотел понимать. На все ее слезы и мольбы Сейдамет тупо смотрел, и только одно слово удалось ей услышать из слабеющих его уст: «Теперь мне все равно».

Утирая слезы, с камнем на сердце, вернулась она, как обещала, к разбойникам; рассказала все как было и просила убить ее поскорее и избавить от муки и томительной жизни. Разбойники уже разграбили арбу.

— Живо все положите обратно, не смейте трогать,

Поезжай, да утешит тебя Великий Пророк, — крикнул атаман Юсуф.

В горе приехала Биче к своему мужу и рассказала все.

Джан Арслан Мурза послал за муллою и при нем сказал своей жене формулу развода:

— Беги из моего дома, пока у тебя заколет в печени.

И потом объяснил своей жене.

— Я не знал, что ты любишь другого. Насильно такому человеку, как ты, я не хочу быть мужем. Иди домой. Аллах с тобой.

Прошло три месяца… За это время совсем выздоровел Сейдамет, ему успели дать кислого молока с противоядием.

Разбойник после встречи с Биче распустил свою шайку, пошел в Бахчисарай, к порогу счастья, и вымолил прощение у великого хана Крым Гирея, да будет его царство до дня Страшного Суда, покаялся во всех грехах своих. И смягчил Пророк сердце Повелителя, и простил он разбойнику Юсуфу.

Джан Арслан Мурза, отослав жену, заскучал,… затосковал, и скучен, стал ему свет луны.

И вот в один день из месяца зимнего все три стали просить руки Биче; помня все, что пришлось пережить, родители, вопреки обычаям, сказали:

— Дорогая дочь наша, выбирай сама, и наше благословенье всегда с тобой и с тем, кого изберет твое сердце.

Биче избрала разбойника Юсуфа.

Письмо Магомету (козская легенда)

Собиратель легенд И. Маркс в пояснениях к этой легенде сообщал, что в горных деревнях сохранялся во всей неприкосновенности древний уклад жизни, между прочим — и свадебный тойдугун. Богатая свадьба была целым событием для жителей долины. Свадебный пир продолжался целую неделю и больше. Невесту везли на покрытой коврами и разукрашенной повозке — мугудеке, в сопровождении конных джигитов и всего населения деревни, причем джигиты получали подарки, шитые золотом и шелками, платки и полотенца — юзбезы. При свадебном кортеже шли музыканты — чалгиджи.

Многоженство допускается религией Магомета, у которого была 21 жена. Однако в Коране сказано: если боитесь быть несправедливыми, не женитесь более как на трех или четырех женщинах; если все-таки убоитесь этого — то берите одну жену или невольницу. В конце XIX века у крымских татар многоженство встречалось лишь как исключение.

Азраил — ангел смерти, один из двух, особенно чтимых из бесчисленного сонма ангелов.

Татары говорят: мир людей — точильное колесо, оно выгодно тому, кто умеет им править.

Фатимэ, жена Аблегани, варила под развесистой орешиной сладкий бетмес из виноградных выжимок и думала горькую думу. Три года не прошло, как праздновали ее тойдугун. Первая красавица деревни, как персик, который начинает поспевать, она выходила замуж за первого богача в долине. Свадебный мугудек, обвитый дорогими тканями и шитыми золотом юзбезами, окружало более ста всадников. Горские скакуны, в шелковых лентах и цветных платках, обгоняли в джигитовке один другого. Думбало било целую неделю и чалгиджи не жалели своей груди.

Завидовали все Фатимэ, завидовала в особенности одна с черными глазами и сглазила ее. Как только вышла Фатимэ замуж, так и пришла болезнь.

Звали хорошего экима лечить, звали муллу читать — не помогло. Возили на святую гору в Кара-даг, давали порошки от камня с могилы — хуже стало. Высохла Фатимэ, стала похожа на сухую тарань. Перестал любить ее Аблегани; сердится, что больная у него жена; говорит, как сдавит вино в тарапане, возьмет в дом другую жену.

— Отчего так, — думала Фатимэ. — Отчего у греков, когда есть одна жена, нельзя взять другую; у татар — можно? Отчего у одних людей — один закон, у других — другой?

Плакала Фатимэ. Скоро привезут из сада последний виноград, скоро придет в дом другая с черными глазами. Ее ласкать будет Аблегани; она будет хозяйкой в доме; обидит, насмеется над бедной больной Фатимэ, в чулан ее прогонит.

— Нет, — решила Фатимэ, — не будет того, лучше жить не буду, лучше в колодец брошусь.

Решила и ночью убежала к колодцу, чтобы утопиться. Нагнулась над водой и видит Азраила; погрозил ей Азраил пальцем, взмахнул крылами, как нежный голос коснулся ее сердца, и унесся к небу, на юг.

Схватились старухи, что нет дома Фатимэ, бросились искать ее и нашли на земле у колодца; а в руках у нее было перо от крыла, белее лебединого.

Умирала Фатимэ, но успела сказать, что случилось с нею.

Собрались козские женщины, всю ночь говорили, спорили, ссорились, жалели Фатимэ, думали, что и с ними может то же случиться. И вот нашлась одна, дочь эфенди, которая знала письмо — ученой была.

— Скажи, — спрашивали ее, — где написано, чтобы когда жена больной, старой станет, муж брал новую в дом. Где написано?

— Захотели — написали, — отвечала дочь эфенди. — Мало ли чего можно написать.

— Вот ты знаешь письмо, напиши так, чтобы муж другую жену не брал, когда в доме есть одна.

— Кому написать? — возражала Зейнеп. — Падишаху? Посмеется только. У самого тысяча жен, даже больше.

Задумались женщины. Но нашлась, которая догадалась.

— Кто оставил Фатимэ перо? Ангел. Значит — пиши Пророку. Хорошо только пиши. Все будут согласны. Кто захочет, чтобы муж взял молодую хары, когда сама старой станешь? Пиши. Все руку дадим.

— А пошлем как?

— С птицей пошлем. Птица к небу летит. Письмо отнесет.

— Отцу нужно сказать. — говорит Зейнеп.

— Дура, Зейнеп. Отцу скажешь — все дело испортишь. Другое письмо напишет, напротив напишет.

Уговаривали женщины Зейнеп, обещали самую лучшую мараму подарить и уговорили. Села на корточки Зейнеп, положила на колени бумагу и стала писать белым пером ангела письмо Магомету.

Долго писала, хорошо писала, все написала. Замолчали женщины, пока перо скрипело, только вздыхали по временам.