Легенды и сказания крыма

— Воды, воды! — застонал юноша, обращаясь к праведникам.

Ему или качали головами или говорили:

— Не знаю, бильмем.

Не ответил ему, скрепя сердце и помня свое ограничение, и Бек-Темир-эфенди.

Но вот юноша видит, к своей радости, колодец на небе, он напрягает последние силы, чтобы добежать, и вот он уже готов броситься в колодец…

Все видят, все понимают, что юноша разобьется об острые камни стенок колодца, и все праведники равнодушно и лениво смотрят на происходящее, пьют душистый кофе, курят ароматный кальян, обнимают райских красавиц, жуют щербет, мастику с мятой и другие сладости. Ангелы так же тихо и торжественно поют хвалебные гимны Тому, кто создал рай и ад.

Бек-Темир-эфенди на выдержал:

— Возьми ведро! Разобьёшься!

— Три! — закричали ангелы и тут же объявили, что учитель Бек-Темир-эфенди лишается по своей вине райского блаженства и поступает в ад, в котёл с кипящей смолой.

— А говорить можно? — спросил учитель.

— Там, в аду, сколько угодно!

— Ну, так лучше вариться целые века в самой горячей смоле, томиться жаждой, терзаться голодом, но иметь право свободно говорить о безобразиях в раю!

Текст С. Крым (С. С. Крым. Крымские легенды. Париж, 1925).

Птица Гюма и маленькая Ай

Сердитый старик Боран на яйле, ох, какой сердитый! Когда рассердится, то дует, кричит. А на кого сердится?

Борода у него белая. Длинная, большая. Когда рассердится, бородой по яйле метёт во все стороны, а люди говорят: «туман». Неправда. Это борода старика Борана.

Нет у старика никого — ни друзей, ни приятелей. Никого нет. Одна только подружка есть — птица Гюма.

Ох, хороша птица Гюма! Не моим бы старым губам тебе говорить, не твоим бы молодым ушам слушать… Как я тебе всю правду расскажу? Очень хорошая птица Гюма.

Крылья у неё большие, бархатные, чёрные. Если тень от птицы Гюма упадёт на землю, дождь пойдёт и у человека всё растёт, и тогда человеку радостно.

Крылья у птицы Гюма чёрные, а грудь розовая, как лепестки цветущего миндаля. Очень хорошая птица Гюма.

Если ты найдешь чёрное перо — не бери, не надо, зачем тебе, будет тебе грустно на душе, а если ты найдешь розовое пёрышко — возьми.

Только вот еще что скажу: если встретишь птицу Гюма, никогда не смотри ей в глаза. Глаза её холодные, как лёд. Такие глаза бывают и у людей. В одни глаза посмотришь и подумаешь: «Эге, как хорошо жить, эй, долго буду жить, и хозяйка у меня в доме хорошая, и дети хорошие, и, наверное, урожай будет хороший в саду, эх, как легко по земле ходить». Такие бывают глаза тёплые.

Говорят старики, что глаза тёплые бывают от крови. Если в сердце крови много — глаза тёплые.

А в другие глаза посмотришь и подумаешь: «Эх, наверно, скоро смерть придёт, и зачем я родился, и хозяйка у меня сердитая, и дети больные. Эх, хотя бы смерть скорей пришла».

И ходит тогда человек каменными ногами по земле.

Такие глаза у птицы Гюма.

Последней кровинкой у птицы Гюма была дочь, звали её Ай. Хорошая Ай, молодая, такая тонкая, прозрачная, что через неё даже травинки видны. Очень балованная Ай.

Старика Борона все боялись, чабаны прятались, люди в буран не ходили на яйлу, а ей ничего, по бороде его бегает, за кудри его дёргает, хохочет, ничего не боится. Старик Боран тоже любил Ай, позволял играть с ним, позволял по бороде бегать.

А был на неё зарок. Сказано было птице Гюма: «Если ты покажешь свою дочь Ай кому-нибудь, в ту же минуту она пропадёт от тебя».

И держала она её то в скалах, то в соснах, даже солнцу не показывала, всегда прятала молодую Ай. Или так: на чёрных бархатных крыльях возьмёт девушку и понесёт к Чёрному морю,

Чёрное море сердитое, корабли топит, людей губит, но Ай любит. Какие волны ни бывают, Ай не боится, по лицу моря бегает, а маленькие ножки оставляют следы. Люди говорят: «лунная дорожка». Ну, а что они знают? Ничего не знают. Это следы ножек маленькой Ай.

Бегает, бегает, устанет — назад побежит и на берег сядет, запоёт. Хорошо поёт.

Если девушка услышит в деревне, как поёт Ай, прислушается и подумает:

— Эй, скоро моя шестнадцатая весна придёт, скоро он, мой суженый, придёт к окошку, а я занавеску подниму, через решетку посмотрю, а он спросит;

— Живёшь?

Скажу:

— Живу.

А он спросит:

— Меня ждёшь?

Скажу:

— Жду.

А потом поженимся, а там дети пойдут, да все наверное мальчишки, да все здоровые. А потом во дворе сад посажу, цветов много будет, а у меня спросят:

— Чьи цветы?

А я скажу:

— Хозяина.

Если парень услышит, как поёт маленькая Ай, он выйдет на улицу, пройдёт по деревне, грудь вперед, и скажет:

— Кого я боюсь, кто меня храбрей? Пускай дует буран, пускай шумит, — я не боюсь. Вот возьму барашек и пойду на яйлу. Кто храбрец, кто сильней меня есть! Скоро моя шестнадцатая весна придет, а я к окошку моей девушки подойду, а она меня спросит:

— Живёшь?

Скажу:

— Живу.

А она спросит:

— Ждёшь меня?

— Жду, — скажу.

А потом мы поженимся, а потом дети пойдут, да все здоровые, а во дворе цветы посадим, и если спросит кто:

— Чьи цветы?

Я скажу:

— Хозяйки.

Вот как пела Ай. Вот ты спой-ка так… Эх, никогда не знаешь, когда беда придет… Где-то задержалась птица Гюма, да так задержалась, что к утру не прилетела. Видит маленькая Ай, что из-за самого моря вдруг показалось чьё-то лицо.

— Какое прекрасное лицо, — сказала Ай.

Выше и выше поднималось оно.

— Эй, да ведь это Кунь, это ведь возлюбленный мой!

А Кунь посмотрел через море, увидел девушку Ай и сказал:

— Да ведь это моя возлюбленная, Ай! — и протянул горячие юношеские руки.

Ай ничего другого так не дожидалась, побежала к Куню, по морю побежала. Подхватили её руки крепкие, молодые, юношеские руки Куня и высоко-высоко в небо подняли.

Прилетела птица Гюма. Как кричала мать, как грудь свою розовую щипала, как бегала по берегу, как плакала!