Легенды леса 3. Хозяева леса

Женщины потом долго еще шили новые меховые одежки для ящеров, подновляли экипировку Гаонока, единственного из всех, привыкшего к меховому комбинезону и варежкам. Остальные ящеры, будучи закутанными в меха, чувствовали себя неуютно, но Гаонок, ящер главы семьи, считался признанным авторитетом среди сородичей, с него брали пример и не слишком ворчали.

Под курткой Таара, уцепившись коготками за рубашку, пригрелся крупный самец летучей мыши. Таар возился с ним всю осень, приучал сидеть на плече или под одеждой, возвращаться на руки после охоты. Мыслечувствительность зверька весьма способствовала дрессировке. Крылатый гонец время от времени высовывал нос наружу, оглядывался, словно пытаясь запомнить местность. Он уже знал, что ему предстоит лететь обратно. Среди груза Таара был туесок засахаренных ягод, которые так любили эти зверьки.

Груз каждого из путешественников состоял из двух частей: той, которая понадобится в лесу, пока они едут верхом, и той, которую они понесут с собой на острова. У каждого было большое меховое полотнище, которое должно было служить одеялом, пока они не выехали из зоны снегов, а еще из всех четырех можно было собрать неплохой шатер, если бы удалось найти подходящие палки. Был основательный запас вяленого мяса для ящеров, да и прочей пищи набрали целую кучу. Пока путешественники ехали верхом, у них была возможность питаться как следует, и они намеревались этой возможностью воспользоваться.

Вторая же часть полностью умещалась в небольшом, легком, но прочном рюкзаке. Для каждого из путников женщины семьи Ан сшили по такому рюкзаку, копии того, с которым когда-то пришел из города Кайтен. В рюкзаках лежало по тонкому одеялу, достаточному для спасения от прохлады южных ночей, смене одежды, а еще множество мешочков с сушеными травами, крупами, орехами, вяленым мясом. Всю это было истолчено в пыль и занимало, таким образом, очень малый объем. В поклажу Таара, кроме того, входил маленький и очень легкий котелок. К тому же, путники полагали, что смогут охотиться и ловить рыбу, которой должно быть предостаточно возле островов. Кайги уверял, что морское побережье прокормит целую ватагу путешественников.

Все дальше и дальше в лес забирались они по старой дороге, ведущей на юг. Вначале она была полузаросшей тропой, после стала наезженной санной колеей. По следам саней они безошибочно добирались до селений людей, и довольно часто удавалось заночевать в доме, после обильного ужина. Хозяевам они, не скрываясь, объясняли: экспедиция, научная, на юг. Это неизменно встречало горячую поддержку, любопытство, с путников пытались взять слово, что на обратном пути они непременно снова заедут и все расскажут. Таар очень старался ничего не обещать.

Потом они приехали в места, где зима наступала позже; потом в те места, где не наступала никогда. Дороги стали широкими, выложенными камнем. Это были древнейшие дороги, построенные в незапамятные времена, когда люди начали расселение на север, и их до сих пор поддерживали и ремонтировали местные жители. Сеть дорог стала более разветвленной, чем на севере, но всегда находились люди, которые уверенно подсказывали, которая из дорог ведет к побережью. Здесь, на юге, люди не сидели по домам, скованные снегом.

И на всем долгом пути через лес ничего не происходило. Просто не могло ничего произойти в этой глуши. Да, путники встречали новых людей, слушали причудливые местные легенды, которые, даже когда являлись одной и той же легендой, неизменно приобретали неповторимый местный колорит. Да, им открывались порой величественные виды с обрывистых берегов могучих рек или со скал, возвышавшихся над деревьями. Были и великолепные рассветы, и яркие закаты, и звенящая тишина, и оглушительный яростный стрекот насекомых, и незнакомые пряные запахи южных трав, и усталость после долгого пути, и вечерние беседы у костра. Все это, несомненно, оставляло след в их душах, создавало впечатления, способные остаться в памяти навечно, но это не было тем, о чем кто-то из них стал бы рассказывать слушателям, даже если бы решился однажды сформулировать.

***

Однажды навстречу путникам вышла тварь. Кайтен обрадовался ей, как родной.

– О, – сказал он. – К людям выходим.

И потянул из ременной петли топор. Кайги немедленно соскочил на землю и бросился к твари.

– Кайтен! – возмутился он. – Зачем сразу убивать?

Он схватил чудовище за символические ушки, и оно замерло. Ретофа покачала головой.

– Признаться, до сих пор я думала, что вы преувеличиваете.

– Я тоже не мог поверить, пока сам не увидел, – признался Таар. Он повернулся к Кайги. – Это не может считаться убийством. Тварь не живая. Это не более чем сгусток негативных эмоций.

– Ну и что? – заупрямился Кайги. – Все равно я против насилия.

Тварь под его руками разлетелась на кусочки. Кайги подпрыгнул.

– Таар! Предупреждать же надо!

– Мы не можем тратить столько времени на каждую тварь, – невозмутимо отозвался Таар. – Или ты хочешь никогда не добраться до островов?

– Ладно, ладно, – проворчал Кайги, снова забираясь на спину ящера. – Но это значит, что мы приближаемся к краю леса.

– Скорее всего, – согласился страж. – Надо бы найти какую-нибудь семью и выяснить у них, сколько нам осталось. Возможно, уже пора оставлять ящеров.

Широкая, натоптанная тропа вывела путников к людям. Семья Но встретила гостей радушно, охотно согласилась присмотреть за ящерами и сохранить поклажу. Дальше жители леса действительно не селились, и совсем недалеко начинались земли цивилизованной страны. Был ли это Торомал, местные не знали и знать не хотели, впрочем, никто из путешественников не сомневался, что они выбрались именно к этому берегу.

Переночевав в гостеприимном селении, путники двинулись дальше налегке. Оружие стражи, посовещавшись, тоже оставили здесь. Рубить людей? Ну уж нет! – дружно решили они. На случай встречи с тварями у них оставались Суномохи и способности Таара. Этим же оружием можно было воспользоваться и в дальнейшем, случись какие неприятные ситуации. Кайтен сказал, что они с Тааром и кулаками кого угодно сумеют отлупить. Итак, все четверо закинули за спины не слишком объемистые, но увесистые рюкзаки, Таар усадил на плечо мышь, и они зашагали по тропе, которую им указали.

Твари на пути не встретились. Торомал нынче был мирной, сонной страной, почти не испытывавшей эмоций, возмущающих лес. Даже слухи о близкой войне не сделали ее более тревожной. Путники трижды заночевали в лесу, а потом тот закончился внезапно, словно оборвался. Дальше тянулись песчано-каменистые равнины, измятые оврагами, но в пойме большой реки, протекавшей впереди, виднелась свежая зелень. Там пашни, пояснил Кайги. Каждый клочок плодородной почвы распахан.

Их проводником стал не Кайги, а Ретофа. Опытная разведчица бывала здесь и прежде, а бывший раб до сих пор чувствовал неуверенность. Он не знал точно, как положено себя вести, и охотно предоставил Ретофе распоряжаться в группе. Вдоль реки по полевой дороге они выбрались к большому поместью, где и выяснили у рабов, куда их занесло. Правда, оказалось, что в этой глухой местности рабы почти не говорят на всеобщем языке, настолько редко сюда забредает кто-то чужой. Но Кайги поговорил с ними по-торомальски, заодно приказав (именно приказав, сам от себя не ожидал!) принести им колодезной воды, чтобы наполнить фляги. Рабы выполнили распоряжение безропотно, нисколько не сомневаясь в его праве командовать.

– Неужели я такой же был? Ужас! – тихонько воскликнул Кайги, когда они уходили.

– Вряд ли, – усомнилась Ретофа. – Если бы ты был такой же, тебе бы в голову не пришло убежать.

Тем он и утешился.

Еще несколько дней путники двигались к берегу, где по дорогам, где напрямик через каменные равнины. Река, еще недавно петлявшая, теперь широко разлилась и выпрямилась, снова приближаясь к их маршруту, а впереди появились скалы, и Кайги уверенно сказал, что берег близко. Вдоль реки и вдоль дорог, по которым они шли, тенилось множество крохотных селений. Жители их, два-три свободных гражданина да полтора десятка рабов, не удивлялись путешественникам, порой угощали их и предлагали остаться на ночь, просто так, даром. То есть, следует признать, не вполне даром: они рассчитывали на истории и новости, которых всегда полно у странников, и которые так редки и ценны в захолустье. Тогда за всех отдувалась Ретофа. Ее историй, пожалуй, хватило бы на год, а вот остальным действительно не стоило рассказывать, откуда они на самом деле. Благодаря такому радушию местных жителей удалось почти не тронуть сушеные дорожные запасы. Но когда случалось останавливаться в поле, не добравшись до жилья, Таар кипятил в своем котелке воду и сыпал в нее порошки в разных сочетаниях. Получавшаяся густая каша была, несомненно, питательной и вкусной, но мысли о том, что придется постоянно питаться подобным бесструктурным варевом, наводили на путников тоску. Иногда удавалось путешествовать по реке. Чем дальше, тем больше было развито речное судоходство. Вверх и вниз плавали и многовесельные лодки, и крохотные лодчонки, и даже грубые плоты. Некоторые охотно брали пассажиров, кто так, для компании, кто с условием о помощи на веслах. Двигаться по реке было удобно и быстро, и жаль, что ни одно из попавшихся путникам судов не собиралось плыть до самого моря.