Легенды о доне Хуане (Жуане). Дон Жуан на сцене

 Что встреча без оглядов

 Произошла перед отделом кадров,

 Где у всего начальства на виду

 При должности замнача иль замзава

 Работала тогда Попова Клава,

 Знакомая по танцам в горсаду.

 Хоть кумовство мы судим так и сяк,

 Но всё-таки знакомство

 Не пустяк.

 Та Клава,

 Не смутясь,

 Не суетясь,

 С директором установила связь —

 Из трубки голос вылетал басистый:

 — Вы это про кого?..

 — Да про того...

 — А-а, да, припомнил — как дела его?

 — Досрочно вышел, и притом по чистой... —

 Смолк на минуту трубки звукомёт.

 — Свяжитесь с Главным,

 Пусть к нему зайдёт.

 Когда мой Друг

 В прическе ореолом

 На мой участок заглянул весёлым,

 Я догадался — всё пошло на лад,

 Всё утряслось и вправду без оглядок.

 — Ну, как, Жуан, с работою?

 — Порядок! —

 За друга я действительно был рад.

 — Надеюсь, что не поступился стажем?

 — Нет, нет! Назначен инженером старшим!

 С тех пор мой цех,

 Гудящий и гремящий

 Жуан стал посещать уже всё чаще,

 Но был ему мой цех не мною люб,

 А тем, что мог в нём заточить стамеску,

 Найти в углу какую-то железку,

 Какой-нибудь диковинный шуруп.

 Казалось, за такое упрощенье

 Жуану даже не было прощенья.

 Но работяга,

 Если он не робот,

 До странной страсти обретает опыт.

 Освоив кресла в некоем краю,

 Жуан, приобретя свой стиль и хватку,

 Забраковал Федяшину кроватку

 И начал конструировать свою,

 Способную на качку и покат,

 По сложности почти что агрегат.

 Однажды, для неё брусок строгая,

 Он видел, как прекрасна плоть нагая,

 Как матово чиста, но миг спустя,

 Когда стругнул ещё, из-под фуранга

 Явилась тёмно-розовая ранка,

 Подобно следу ржавого гвоздя.

 Ещё, ещё строгнул

 И, ширя взгляд свой,

 Увидел ранку

 Тёмно-бурой язвой.

 То был сучок,

 По юности отживший,

 По времени опавший и оплывший

 Целебным соком не одной весны.

 Так хорошо и так счастливо сталось,

 Что на стволе берёзы не осталось

 Ни пятнышка, ни малой кривизны.

 Не будь Жуан в работе бесноватым,

 И не узнал бы

 О сучке чреватом.

 Былой сучок в берёзовом оплыве

 Хранился тёмной тайной, как в архиве,

 Минула жизнь — и вскрылась тайна та.

 Мой друг тот брус с возможною резьбою

 Разглядывал, держа перед собою,

 Как Гамлет череп своего шута,

 И медленно цедил не без нажима:

 — Невероятно и непостижимо.

 Вдруг захотелось

 В меру разуменья

 Приобрести рентгеновское зренье,

 Прозреть через какой-нибудь экран,

 Пока никем не видимые сучья

 Из глубины его благополучья

 Не проступили зримо, как изъян,

 Тем более что Жизнь к усладе вкуса

 Выглаживалась, как бока у бруса.

 Но в том была

 Не праздная забота, —

 Жену, казалось, угнетало что-то.

 Теперь он отмечал в ней без труда

 То странную застенчивость и робость,

 То странную ответную торопность,

 То жгучий взгляд куда-то в никуда,

 А красота в румяности осенней

 Всё ярче становилась и надменней.

 И вот Жуан,

 Не мешкая с раскачкой,

 Пришёл ко мне с той самою болячкой.

 А я шутил:

 — Скажу, не осердись,

 Чтобы вернулись легкость и свобода,

 Вам надо было начинать с развода,

 Сначала разойтись, потом сойтись.

 Все взрывы ревности в твоих фугасах,

 Все глупости

 Оставил бы ты в загсах.

 Невежда в психологии семейной,

 Ты стал капризней барышни кисейной,

 Ты упустил спасительный момент

 Из глупых статистических приличий,

 Стыдясь своим разводом увеличить

 Супругов разводящийся процент... —

 Он засмеялся, относя к потехам

 Всё это,

 Но, увы, последним смехом!

 Пока паслись мы

 На учёной ниве,

 Наташа становилась всё красивей,

 Хотя, казалось, чуточку бледней,

 Но бледность только брови оттенила,

 Да только губы ярче очертила,

 Да только строгость подчеркнула в ней,

 Да только подкрепила, словно в споре,

 Высокую отчаянность во взоре.

 Такое же,

 А может, и капризней,

 Бывает часто в яблоневой жизни.

 Когда недуг ей корни поразил,

 Когда коснулась гибельная хмара,

 То яблоня цветёт особо яро,

 Истрачивая все запасы сил.

 Но вот скажи, и все сочтут за бредни

 Слова о том,

 Что этот цвет последний.

 Напрасно хоть в очках,

 Хоть без очков

 Заглядывать на донышки цветков,

 Там не найти обещанную завязь.

 — Какая жалость!— скажет, наперед

 Беды не угадавший садовод,

 Припоминая промахи и каясь.

 Но покаяния звучат века,

 Как самоотпущения греха.

 У бедной Наты

 В день и раз, и два

 Покруживаться стала голова,

 Тесниться грудь, тошнотка появляться.

 Пожаловалась матери, а та

 Заметила шутливо и спроста:

 — Э-э, кто-то младший догоняет братца! —

 И посоветовала, чтобы Ната

 Пошла к врачу

 За подтвержденьем факта.

 Но оказалось,