Легенды о Христе (с илл.)
Шрифт:
С каждой новой птицей Иисус чувствовал себя все счастливей и счастливей. Одна казалась ему красивее другой, и он с гордостью и любовью смотрел на них, не отрывая взгляда. Они будут товарищами его игр, его маленькими сестренками, будут спать у него в постельке, болтать с ним и петь ему песни, когда мать будет уходить из дому и оставлять его одного. Теперь уж никогда он не будет чувствовать себя одиноким.
В это время мимо мальчиков проходил водонос, согнувшись под тяжестью своей ноши, а следом за ним проехал верхом на осле торговец зеленью, окруженный корзинами. Водонос положил руку на кудрявую головку Иисуса и стал расспрашивать его о птичках, и Иисус начал рассказывать, что у каждой из них есть свое имя и что они умеют петь.
Когда они собрались наконец уходить, Иисус показал им на Иуду и сказал:
– А посмотрите, каких хорошеньких птичек сделал Иуда!
И торговец зеленью придержал своего осла и ласково спросил Иуду, есть ли имена у его птиц и умеют ли они петь. Но Иуда упрямо молчал, не отрывая глаз от работы. Торговец зеленью сердито отбросил ногой одну из его птиц и поехал дальше.
Так прошел день. Солнце опустилось так низко, что лучи его проходили уже сквозь низкие, украшенные римским орлом ворота. Кроваво-красные лучи заходящего солнца, скользя по узкой улице, окрашивали все по пути в яркий пурпур. Посуда горшечника, доска, скрипевшая под пилою плотника, покрывало на голове Марии – все стало огненно-багровым. Но красивей всего сверкали лучи в лужицах воды между каменными плитами мостовой.
И вдруг Иисус окунул туда свою ручку. Ему пришло в голову раскрасить своих серых глиняных птичек этой чудной краской пурпурных лучей, сверкавших в воде и обливавших заревом стены домов и всю улицу.
Солнечные лучи радостно дали поймать себя, и, когда Иисус провел рукой по глиняным птичкам, они покрыли их алмазным блеском. Иуда громко вскрикнул от восторга, увидав, как Иисус раскрашивал своих птичек солнечным лучом, игравшим в лужице. Иуда сейчас же окунул руку в воду и тоже хотел поймать солнечный луч. Но луч не дался ему и проскользнул между пальцев. И как ни старался он, лучи ускользали от него, и он не мог окрасить своих птиц.
– Постой, Иуда! – сказал Иисус. – Давай я помогу тебе раскрасить птичек.
– Не надо, – ответил Иуда. – Не смей трогать моих птиц. Они и так хороши!
И он встал, нахмурил лоб, стиснул зубы и вдруг с яростью стал топтать своих птичек. Одна за другой обращались они в комки глины.
Уничтожив всех своих птиц, Иуда подошел к Иисусу, который продолжал красить своих птичек, сверкавших, как драгоценные камни. С минуту Иуда молча разглядывал их, а потом наступил на одну из них.
Когда Иуда увидал, что маленькая птичка превратилась в безобразный комок серой глины, его охватило злорадство, он захохотал и поднял ногу, чтобы раздавить и следующую.
– Иуда! – закричал Иисус. – Что ты делаешь? Ведь это живые птички! Они поют!
Но Иуда продолжал со злости топтать его птичек.
Иисус озирался кругом, ища помощи. Иуда был больше его, и у Иисуса не хватило бы сил удержать его. Он искал глазами мать. Она была недалеко, но, прежде чем она подошла бы, Иуда мог раздавить всех его птиц. Глаза Иисуса наполнились слезами. Под ногами Иуды валялись уже четыре птички. Оставалось всего только три! Иисусу было больно и горько, что птицы лежали неподвижно и не пытались спастись, он захлопал в ладоши, чтобы спугнуть их, и закричал:
– Улетайте! Улетайте!..
И три оставшиеся птички вдруг ожили, замахали крылышками и, робко вспорхнув, перелетели на край крыши, где им уже не грозила опасность.
Иуда,
увидав, что птицы по приказанию Иисуса ожили, распустили крылья и полетели, зарыдал, начал рвать на себе волосы и бросился к ногам Иисуса, целуя его колени и умоляя Иисуса раздавить его так же, как он топтал глиняных птиц.Мария, все время молча следившая за игрой детей, теперь встала, подняла Иуду с земли, посадила к себе на колени и приласкала его.
– Бедный мальчик! – сказала она. – Ты не понимаешь, что ты поступил так, как ни одно живое существо не смеет поступать. Никогда не делай этого, если не хочешь сделаться самым несчастным из людей. Горе человеку, который захочет сравняться с Тем, Кто может солнечные лучи превращать в краску и мертвой глине придавать дыхание жизни!..
В храме
Жили некогда двое людей – муж и жена. Однажды они отправились со своим маленьким сыном в Иерусалимский храм. Сын их был необыкновенно красивый ребенок: волосы его ниспадали мягкими локонами, а глаза сияли как звезды.
Мальчика ни разу еще не брали в храм, пока он не подрос настолько, чтобы понимать все окружающее. И теперь родители водили его по храму и показывали все его великолепие.
Там были длинные ряды колонн, золотые алтари; святые мужи сидели на циновках и поучали своих учеников; тут можно было видеть и первосвященника с нагрудником из драгоценных камней; занавеси из Вавилона, затканные золотыми розами; громадные медные двери, которые были так тяжелы, что тридцать человек едва могли отворять и затворять их… Не перечесть всего, чем славился этот знаменитый храм!..
Но мальчика, которому всего было двенадцать лет, мало занимала роскошь и великолепие храма. Мать говорила ему, что все это величайшие редкости во всем мире. Она говорила, что ему еще не скоро придется снова увидать их: в бедном городке Назарете, где они жили, нечем было любоваться, кроме пыльных улиц.
Но ее рассказы не производили на мальчика большого впечатления. Мальчик, казалось, с удовольствием убежал бы из храма и вернулся играть в узкие улицы Назарета.
Но вот что было удивительно: чем равнодушнее выглядел мальчик, чем рассеяннее делался его взор, тем веселее и довольнее становились его родители. Они радостно кивали друг другу за спиной мальчика и, казалось, были вполне счастливы. Наконец мать сжалилась над усталым ребенком и сказала:
– Мы ходили слишком долго. Поди отдохни немного!
Она присела у подножия одной из колонн и сказала мальчику, чтобы он лег на пол и положил голову ей на колени. Мальчик охотно ее послушался и сейчас же задремал.
Как только он заснул, жена сказала мужу:
– Ничего я так не боялась, как той минуты, когда он войдет в Иерусалимский храм. Я думала, что, увидя Дом Божий, он захочет навсегда остаться в нем.
– Я тоже боялся этого путешествия, – сказал муж. – При его рождении было немало чудесных знамений, указывавших на то, что ему суждено стать великим царем. Но что принесет ему с собой даже царский сан, кроме забот и опасностей? Я всегда говорил, что, как для него, так и для нас, лучше всего будет, если он останется простым плотником в Назарете.
– С тех пор как ему минуло пять лет, – задумчиво сказала мать, – с ним не случалось больше никаких чудес. И сам он не помнит ничего из того, что происходило во время его младенчества. Теперь он такой же ребенок, как и все остальные дети. Конечно, да будет на все воля Господня, но я начинаю надеяться, что Бог в Своей милости изберет другого для высоких судеб и оставит мне моего сына.
– Что касается меня, – продолжал муж, – я уверен, что все пойдет хорошо, если он ничего не узнает о знамениях и чудесах, происходивших в первые годы его жизни.