Легенды о Христе (с илл.)

«Разве мы были посланы к нищим, таким же бедным и ничтожным, как и мы? – говорили они. – Разве Бог привел нас сюда, чтобы себе на посмеяние мы предсказали ребенку какого-то пастуха почести и славу? Это дитя всю свою жизнь будет пасти стада в долине!»

Засуха умолкла и как бы в подтверждение своих слов кивнула слушателям.

«Разве я не права? – казалось, спрашивала она. – Есть вещи безжизненнее песков пустыни. Но ничего нет бесплоднее сердца человеческого».

– Три мудреца отошли недалеко, когда им пришло в голову, что, может быть, они ошиблись и сбились с пути, указанного звездой, – продолжала Засуха, – и подняли глаза, чтобы по звезде найти верную дорогу. Но звезда, которая привела их с Востока, уже исчезла с неба.

Три чужестранца, внимательно слушавшие рассказ Засухи, вздрогнули при этих словах, и на лицах их отразилось глубокое страдание.

– Тут, – снова начала рассказчица, – случилось нечто в высшей степени радостное, по крайней мере, если судить об этом так, как судят люди. Не видя больше звезды, мудрецы, конечно, сейчас же поняли, что они согрешили пред Богом. И с ними произошло то же, – продолжала, содрогаясь от отвращения, Засуха, – что бывает осенью с землей, когда наступает пора дождей. Они задрожали от ужаса, как земля содрогается от ударов молнии и раскатов грома. Все существо их смягчилось, и смирение пробилось в их сердцах, как пробивается весной первая травка… Три дня и три ночи бродили они по стране в поисках младенца, на поклонение которому вела их чудесная звезда. Но звезда не показывалась на темном ночном небе; они все больше и больше сбивались с пути, и все сильнее охватывала их скорбь. На третью ночь подошли они к этому колодцу, чтобы утолить жажду. И тогда Бог сжалился над ними и отпустил им их грехи. Наклонившись над колодцем, они увидели в глубине его дрожащее отражение звезды, приведшей их с Востока. Они радостно подняли глаза к небу – звезда по-прежнему сияла над ними, и розовый луч ее снова повел их к пещере в Вифлеем. Там они пали ниц перед ребенком и сказали: «Мы приносим тебе золотые кубки, полные ладана и драгоценных ароматов. Тебе суждено быть величайшим из царей, когда либо правивших на земле от самого ее сотворения. Приветствуем Тебя, Владыка мира, нашими смиренными дарами!»

Ребенок положил свою ручку на их склоненные головы, и, когда они поднялись, оказалось, что он наградил их дарами, какими не мог бы одарить их и самый могущественный царь: престарелый мудрец обратился в цветущего юношу, прокаженный очистился, а негр стал прекрасным, белолицым мужем. И говорят, что по возвращении каждый из них сделался царем в своей стране.

Засуха замолчала, кончив свой рассказ, и чужестранцы стали хвалить ее.

– Ты хорошо рассказала, – сказал один из них, – но меня удивляет, что три мудреца ничего не делают для колодца, показавшего им звезду. Неужели они забыли о таком благодеянии?

– Разве этот колодец не должен постоянно оставаться здесь, – сказал второй чужестранец, – чтобы напоминать людям, как счастье, которое теряется на высотах гордости, снова обретается в глубинах смирения?

– Разве умершие хуже живых? – сказал третий. – Разве благодарность умирает в сердцах тех, кто обитает в раю?

Услышав это, Засуха с воплем бросилась в сторону от пришельцев. Она поняла, кто были эти путники. И, как безумная, она бросилась прочь, чтобы не видеть, как три мудреца позовут своих слуг, введут на холм верблюдов, нагруженных мехами с водой, и как бедный иссякший колодец наполнится водой, привезенной из рая…

Вифлеемский младенец

Вифлееме у городских ворот стоял на часах римский легионер. На голове у него был медный шлем, у пояса висел короткий меч, а в руке он держал длинное копье. Весь день стоял он почти неподвижно, так что издали его можно было принять за железную статую. Целый день жители входили и выходили из ворот, нищие усаживались в тени под их аркой, торговцы зеленью и вином ставили свои корзины и сосуды на землю возле воина, а он едва поворачивал голову, чтобы взглянуть на этих людей.

«Здесь не на что глядеть, – как бы говорил его презрительный взгляд, – что мне до всех вас, кто работает, торгует и приходит сюда с маслом и вином! Я хотел бы видеть войско, готовое ударить на врага, видеть беспорядочное смятение при схватке конницы с пехотой! Дайте взглянуть мне на храбрецов, бегущих с осадными лестницами, чтобы взобраться на стены вражеского города! Ничто, кроме войны, не может радовать моего взора. Сверкающий римский орел, блестящее оружие, смятые шлемы, кровавые следы победоносной битвы – вот от чего радостно бьется солдатское сердце!..»

Сейчас же за городскими воротами расстилалось великолепное поле, все заросшее лилиями. Легионер стоял здесь каждый день, и взгляд его был направлен как раз на это поле, но ему, конечно, никогда и в голову не приходило обратить внимание на необычайную красоту цветов. Порой замечал он, что прохожие останавливаются и любуются лилиями, и тогда он удивлялся, как могут они тратить время на то, чтобы глядеть на такие пустячные вещи.

«Вот люди, – думал он, – которые не понимают, что действительно прекрасно!»

И он равнодушно смотрел на поля и масличные рощи, окружающие Вифлеем, и отдавался своим любимым мечтам, в которых видел себя в раскаленно-знойной пустыне, под ярким солнцем Ливии… Легион воинов длинной вереницей тянется по желтым пескам. Нигде нет защиты от зноя, нигде не видно признаков воды, конца-края нет пустыне, ничто не говорит о том, что близка цель, для которой предпринят поход. Видит он, как, едва держась на ногах, двигаются вперед легионеры, истомленные голодом и жаждой, видит он, как падают они один за другим наземь, словно подкошенные палящим солнцем. И однако, несмотря на все это, отряд упорно подвигается вперед, не жалуясь, не думая о том, чтобы изменить полководцу и вернуться…

«Вот что прекрасно, взгляните на это, – думал воин, – вот что достойно внимания храброго мужа». Стоя на своем посту изо дня в день на одном и том же месте, легионер имел полную возможность наблюдать прелестных детей, игравших вокруг него. Но с детьми было то же, что и с цветами: дети не привлекали его взора, не смягчали его суровости, и он удивлялся тому, что окружающие с радостной улыбкой смотрят на детские игры.

«Удивительно, – усмехнулся он, – как много охотников попусту радоваться!»

Как-то раз, стоя на своем обычном посту у городских ворот, легионер увидел мальчугана лет трех, прибежавшего поиграть на лугу.

Это было дитя из бедной семьи, прикрытое лишь овечьей шкурой; мальчик играл один-одинешенек. Воин пристально смотрел на мальчика и, сам того не замечая, следил за ним. Первое, что бросилось ему в глаза, – это то, что мальчик так легко бегал по лугу, словно скользил по верхушкам былинок. Когда же он стал затем играть, легионер пришел в еще большее изумление.

– Клянусь моим мечом, – сказал он, – этот ребенок играет не так, как другие дети. Чем это он там забавляется?

Ребенок играл всего в нескольких шагах от него, и ему легко было следить за всем, что делает мальчик. И он увидел, что мальчуган протянул ручку, чтобы поймать пчелку, сидевшую на цветке и до того отягощенную цветочной пылью, что она была уже не в силах улететь. К великому удивлению воина, пчела не только не пыталась улететь с цветка и не жалила ребенка, а, наоборот, охотно далась сама ему в руки.