Легенды Пустоши

Пленник тем временем поднялся на вершину холмовейника, помахал оттуда Брену худой рукой, взялся за рукояти из проволоки и повернулся лицом по ветру. Немного постояв, словно в нерешительности, он вдруг устремился вперед, быстро перебирая длинными ногами по уходящему вниз склону. Брену уже начало казаться, что пленник сейчас добежит до подножия, но вдруг темные крылья рванули худое тело вверх, и, точно огромная птица, мутант оторвался от земли.

Восторженно охнув, Брен задрал голову да так и замер, не веря своим глазам. Нисколько не похожая на авиетку, сделанная из подручных материалов конструкция несла на себе живого пилота и с каждой секундой только набирала высоту. Сверху до Брена долетел ликующий вопль мутанта. Брен вполне разделял восторг пленника, поэтому не сразу сообразил, что мутант что-то кричит на своем наречии. А когда разобрал отдельные слова, быстро подбежал к яме, рядом с которой поставил самодельную бомбу, и принялся поджигать фитиль-переноску. Судя по всему, погоня возвращалась в лагерь, и пленник с высоты уже видел не только свою свободу, но и мучительную смерть Брена. Осталось помолиться, чтобы все мутанты, жаждущие встречи с подлым монахом, ворвались в лагерь одновременно.

Запалив фитиль, Брен слегка приподнялся над краем ямы и зашевелил губами, отдавая последние секунды искренней молитве.

* * *

Отец Рубин был удивлен, но старался не подавать вида.

— Так ты сам видел, как мутант летел по небу на самодельных крыльях? — снова спросил он, недоверчиво косясь на коленопреклоненного Брена.

— Да, отче, — смиренно ответил монах, не поднимая глаз. — Самоход с обломками этих крыльев стоит во дворе обители.

— А если бы мерзкое создание не ушибло взрывом и оно улетело по своим делам? — грозно нахмурился отец Рубин. — Ты проявил недопустимую беспечность! А виной всему твоя гордыня!

— Но я хотел как лучше, отче, — виновато пробормотал Брен. — Ведь если наши мастеровые смогут собрать такие крылья, мы гораздо быстрее изведем всех мутантов на много дней пути вокруг Киева. А может быть, даже и во всей Великой Пустоши!

— Замолчи! — вознегодовал отец Рубин. — Гордыня в каждом слове твоем!

— Но как же, отче? Вы же сами говорили в прошлый раз, что небо было даровано Всевышним людям, а после отнято за грехи. Все помыслы мои были устремлены к этой истине!

— Ты все неверно понял! — повысил голос отец Рубин. — Накладываю на тебя печать молчания! Десять дней не смей произносить ни звука! Молись и постись! И чтобы завтра же ноги твоей в обители не было! Отправляйся на восток! Вблизи поселка Колово, что принадлежит топливному клану, видели мутантов, раскладывающих обломки стекла на холмах. Надо проникнуть в их страшные замыслы, а после истребить всю нечисть, чтобы она в злобе своей на людей не кинулась. Тогда, быть может, Орден простит тебя.

— Да, отче, — виновато сказал Брен. — Повинуюсь и умолкаю.

Когда жрецы закрыли за монахом дверь, отец Рубин поднялся по тайной лесенке на скрытую в толще стены галерею, прошел темным переходом, освещенным лишь редкими факелами, в главное здание обители и, миновав анфиладу комнат, остановился в ожидании, когда о нем доложат. Впустили его быстро: судя по всему, сведения о сломанных крыльях, лежащих во дворе, уже поступили на самый верх.

Седой благообразный мужчина со строгим взглядом милостиво кивнул Рубину, приглашая начать доклад.

— Вы были правы, Владыко, — с глубоким почтением в голосе заговорил Рубин. — Мутанты продолжают добывать старые знания всеми способами. Не имея возможности одолеть людской род силой, они решили пойти грешными путями обретения знаний. Они их выкупают, выменивают, крадут, извлекают по крупицам из чужих голов, разыскивают мельчайшие следы в древних руинах. И постоянно пробуют сделать что-нибудь действующее на их основе. Хвала Всевышнему, таких охотников-одиночек, как монах Брен, у нас восемнадцать человек. И еще три дюжины готовятся выйти на первую охоту. Пусть мутанты и дальше идут своей дорогой, уводящей прямиком в ад. Это лишь будет означать, что скоро мощь Ордена возрастет многократно.

— Все в руках Господа нашего, — смиренно отозвался седовласый. — Я смотрел только что в окно на того охотника, что прибыл в обитель сегодня. Выйдя от тебя, он не выглядел умиротворенным, хотя и выполнил твое предыдущее задание. Ты все так же язвишь воинов пустыми обвинениями в тяжких грехах?

— Всё для пользы Ордена, Владыко, — низко поклонился отец Рубин. — Монах, сознающий свое вопиющее несовершенство, духовно готов к любым испытаниям. Чувство вины не давит на монаха-охотника неподъемным камнем, а несет его подобно могучим крылам над ущельями обид, соблазнов и душевных слабостей…

Виктор Ночкин ВЛАСТЬ СТРАХА

— Ну а он чё?

— Шарпан-то? Шарпан меня спрашивает: «А чего ты умеешь?» Стрелять, говорю, умею. А он: «Это мы сейчас проверим». И здоровому такому, который меня привел, говорит…

— Митяю.

— Ну да, Митяю говорит: «Дай ей ствол», — и кивает так по-особенному. А сам снова ко мне: где бывала, какие края знаешь? Я отвечаю: там-то и там-то, делаю вид, что не гляжу, как Митяй у меня за спиной свой револьвер разряжает. Револьвер такой здоровенный, патроны под заказ, видно, ему делают, а на поясе кармашки для патронов. Так я, пока он меня к Шарпану вел, парочку стянула. Вот он, значит, сует свой ствол разряженный, а Шарпан и командует: «Стреляй мне в лоб, прямо в середину. Если попадешь, не сдрейфишь, то беру тебя стрелком. Мне охранники всегда требуются». И скалится этак ласково. Я туда-сюда глазами, будто забоялась, а он и рад, Шарпан-то. Следит за моим взглядом, на руки не смотрит. — Йоля [3] вспомнила, как нарочно прикусила губу и шмыгала носом, будто вот-вот слезу пустит. Сейчас ей было весело рассказывать, а тогда сердце ёкало, конечно.

3

Персонаж романа В. Ночкина «Власть оружия».

— Радостный человек Шарпан, любит пошутить, — вставил Киря.

— Так и я тоже радостная. Пока он веселился, я патрон-то и зарядила. Взвожу курок, он все радуется, и Митяй за спиной у меня тоже радуется. Дала им маленько порадоваться, потом револьвер поднимаю. Вроде боязно мне-то нацелю Шарпану в лобешник, то ствол отведу вбок… Потом — раз! — вскидываю над собой и ба-бах в потолок. А уж второй выстрел — точно в лоб, но патрона нет, щелкнул курок, и только. Вот тут-то самая смехота и началась. — Вспомнив смехоту, Йоля улыбнулась.

— Представляю, да… — глубокомысленно вздохнул Киря.

— Ага. Я стою, на меня с потолка труха сыпется, Шарпан сидит весь бледный, аж посинел маленько. Народ в двери ломится — как же так, у хозяина стрельба, не случилось ли чего? Митяй, тот грох на колени! «Разрядил, — бормочет, — чтоб меня некроз взял, разрядил!»

Киря тоже улыбнулся, растянув морщинистое запыленное лицо:

— Да, дела… Но работу тебе Шарпан все-таки дал.

— А как же. Чего бы я иначе с тобой тряслась на мотоциклетке на этой? Объяснила, откуда патрон у меня, Митяй уже с коленок встал, кармашки на ремне проверил, весь красный сделался. Но смолчал, хотя сильно на меня сердитый был. Я ему потом объяснила: не сердись, дядька Митяй, очень мне служба нужна, до зарезу надо пристроиться, скоро ж сезон дождей, никуда отсюда не денусь, мне бы переждать…

— Ну и ладно, — заключил Киря. — Вот и ты при деле, и мне веселее. Не то пришлось бы одному катить на прииск.

Киря был мужик спокойный, возраста немолодого и попутчик вполне подходящий. Одно в нем Йоле не очень нравилось — любил, чтобы ему что-то рассказывали, пока он мотоциклетку ведет. Даже не важно что, лишь бы орал кто-то над ухом сквозь рев мотора и лязг подвески. Эту историю, как ее Шарпан на службу принимал, Йоля уже в третий раз повторяла.

— Здесь поворот, — объявил Киря, — от караванной дороги уходим.

Мотоциклетка, рыча, запрыгала, выбираясь из накатанной колеи.

— А далеко еще?

— Да считай две трети пути отмахали. И самое опасное место уже проехали. Бандиты какие, они на караванную дорогу выходят. А здесь края безлюдные, безводные, и никаких тебе бандитов. Разве что орда мутантская нагрянет, так что ты по сторонам все же поглядывай.

— А зачем сюда мутантам? Что им тот прииск?

— Прииск им ни к чему, а ты поглядывай. Мало ли, какая беда. Ведь не прибыла цистерна вовремя, что-то там стряслось.