Легенды Земли Московской. Или новые невероятные приключения Брыся и его друзей
Шрифт:
Гигантская «оса» ожила, радостно подрагивая в предвкушении полёта, а затем, не дожидаясь, когда обрубят последние утяжелители, взмыла вверх. Задевая перекошенной на один бок корзиной сначала за каминные и печные трубы на крыше особняка, а потом за кроны деревьев, она поднялась выше и, подчиняясь воздушному потоку, устремилась на юго-запад. Снизу, словно догоняя «беглянку», долетел раскатистый звук ружейных выстрелов, означая, что с арестованными случилось страшное…
***
«Государь, мой брат!» – наконец вывел Наполеон, царапая бумагу остро заточенным пером, и вскочил, будто бы под ним воспламенилось кресло. Взгляд его натолкнулся на скомканные листки, валяющиеся на полу, – десятки неудачных попыток найти подходящее обращение к Александру
Нервно кривя губы, Наполеон вернулся к бюро и перечитал написанное. Да, «мой брат» – то, что нужно. Снова усевшись в кресло, он макнул перо в чернильницу и торопливо продолжил: «Прекрасного и великолепного города более не существует: Ростопчин приказал его сжечь. Четыреста поджигателей были арестованы на месте преступления. Они расстреляны…»*
*Здесь и далее выдержки из письма Наполеона I Александру I от 8 (20) сентября 1812 года. Место хранения оригинала: АВП РИ Ф. Канцелярия Министра иностранных дел. Оп. 468. Д. 6259.
Краткие комментарии для любознательных
Организовав в окрестностях Воронцова облаву, французы поймали 26 человек, главным образом мастеровых, среди них также были офицер и 10 ополченцев, охранявших имение. По приговору военно-полевого суда 16 из них объявили «поджигателями» и расстреляли.
Глава шестьдесят четвёртая
Сон сбылся, и, глядя на перепуганные физиономии Рыжего и Савельича, Брысь испытывал угрызения совести, словно был виновен в том, что когда-то ему привиделось путешествие по воздуху в компании приятелей. Он даже куснул себя за кончик хвоста, проверяя, насколько реально то, что с ним происходит. Судя по тому, что укус он вполне ощутил, окружающее не было сном. Да и восторг от полёта, который «прилагался» к видению, сейчас отсутствовал, косвенно подтверждая, что до земли действительно были сотни метров. Призрак бывшего учёного, вероятно, так высоко на своём «драконе» не поднимался, поэтому тоже оцепенел от ужаса и стал почти прозрачным. Хотя ему-то что?! Бесплотный дух на то и бесплотный, чтобы нечему было в нём разбиваться. Вот они другое дело, от них небось и косточек не соберут. Да и собирать некому…
Паника пробиралась всё глубже под серо-белый мех, пронзая кожу на спине острыми иголками и парализуя один орган за другим. Лапы похолодели; нос высох; сердце ещё трепыхалось, но с такой бешеной скоростью, что долго не выдержит и разорвётся. Даже мысли, не желая страшной кончины, в полном составе куда-то улетучились.
Брысь повращал глазами, проверяя, действует ли у него хоть что-нибудь, и наткнулся взглядом на девочку. Опираясь пальцами босых ног на выступающие части ивового плетения, малышка бесстрашно перевесилась через накренённый край корзины и что-то лепетала, тыча указательным пальчиком в сторону багрового купола над Москвой и стремительно растущего чёрного облака над усадьбой Воронцово. Очевидно, рассерженные захватчики использовали найденные зажигательные смеси «по назначению».
Искатель приключений машинально отметил, что с глазами у него всё в порядке, и навострил уши, старясь вникнуть в то, что твердил ребёнок. Мартин и Альма, которые придерживали девочку зубами за ситцевую рубашку, кажется, прекрасно её понимали, потому что выглядели не озадаченными, а всего лишь недовольными непоседливостью малышки.
– Позал! Позал! – звонко кричала та.
Брысь потряс головой, усилием воли прогоняя панику и возвращая ясность мыслей: девочка просто так мала, что ещё не в ладах с некоторыми звуками. Как же долго растут человеческие дети! Разве можно представить, например, кота, который бы, прожив на свете не менее четырёх лет, чего-нибудь не выговаривал?! Уж слово «пожар» он бы ни за что не исковеркал!
– Нужно выровнять
корзину! – наконец окончательно пришёл в себя «главнокомандующий». – Мартин, сможешь затащить внутрь оставшиеся мешки и разложить их равномерно на дне?Мартин вытаращил глаза, что должно было означать «разумеется!», и скосил их на девочку, вероятно спрашивая: «А её кто держать будет?» Потом его взгляд встретился со взглядом Альмы и надолго в нём застрял. Брысь уже начал терять терпение, думая, что влюблённый пёс (только слепой бы не заметил, что Мартин втрескался в красивую овчарку по белую кисточку на своём беспородном хвосте!) забыл о проблеме, но тут Альма перехватилась зубами поудобнее, а Мартин, наоборот, осторожно выпустил свой край девочкиной рубашки. Малышка продолжала лепетать про «позал» и «деду», к счастью не осознавая опасности и совершенно не боясь высоты. В отличие от вцепившихся в ивовые прутья Рыжего, Савельича и даже Васьки, который хоть и храбрился, но как-то неубедительно, не делая попыток высунуться из корзины и посмотреть вниз.
– А где Пафнутий?! – вспомнил Брысь о «младшем компаньоне» и снова почувствовал на спине острые иглы паники.
– На тебе, сзади прицепился, – слабым голосом отозвался Рыжий.
Брысь облегчённо выдохнул и попросил:
– Отцепите его кто-нибудь, он меня насквозь проткнул!
Мартин обхватил упитанное зеленоватое тельце зубами и потянул на себя, однако «м.н.с.» лишь крепче вонзил коготки в своего лучшего друга и притворился, что находится в бессознательном состоянии. Он и правда с минуты на минуту ждал спасительного обморока, который в этот раз вёл себя коварно и лишь дразнил звоном в ушах, кружением в голове и дрожанием во всех членах. Что не мешало, впрочем, Пафнутию не поддаваться на применение силы со стороны и продолжать цепко держаться за «руководителя миссии», ответственного за его жизнь.
***
Наполеон снова прошёлся по комнате, пиная бумажные комочки и обдумывая следующую фразу своего послания. Внезапно он резко повернулся и стремительно подошёл к стене, на которой висел большой портрет Александра Первого. Сузив глаза, он долго и пристально вглядывался в лицо российского императора, пока ему не стало казаться, что тот смотрит в ответ, причём насмешливо и даже будто бы презрительно.
Ощутив новый приступ раздражения и злости, Наполеон кинулся к недописанному письму. «… Сожжены три четверти домов – уцелела лишь четвёртая часть! Такое поведение ужасно и бессмысленно! Гуманность, интересы вашего величества и этого великого города требовали, чтобы он был вверен моей охране, если русская армия оставила его незащищённым! – лихорадочно строчил он, ломая перья и разбрызгивая чернила. – Следовало бы оставить в нём администрацию, учреждения и стражу! Именно так поступали в Вене, и в Берлине, и в Мадриде!»
– Здесь не Вена, не Берлин и не Мадрид! Здесь Москва, здесь Россия! Об неё можно и зубы обломать! – послышалось вдруг Наполеону, и он в смятении обернулся, уставившись на портрет.
Ему показалось, или взгляд российского императора и впрямь изменился? Стал более жёстким, у губ залегла непримиримая складка. Была ли она раньше? Чертовщина какая-то…
Глава шестьдесят пятая
Оставив тщетные усилия освободить Брыся от «острых иголок паники», оказавшихся на деле цепкими коготками Пафнутия, Мартин занялся мешками с песком. Однако при первой же его попытке потянуть за одну из верёвок, к которым были привязаны утяжелители, корзина, и без того перекошенная набок, ещё сильнее накренилась, и «воздухоплаватели» завопили от ужаса.
– П-п-пусть он лучше перегрызёт верёвки и совсем освободит нас от груза! – дрожа всем телом, предложил Савельич.
– Нет-нет! – вскричал граф Брюс. – Тогда корзина взлетит ещё выше, туда, где воздух может быть настолько разрежен, что станет трудно дышать! К тому же температура наверху значительно ниже, чем внизу. Девочка замёрзнет!
– И я! – подал наконец голос «м.н.с.», вероятно привлечённый научным поворотом беседы.
– Да и мешки тяжёлые! Вдруг они упадут кому-нибудь на голову? – привёл ещё один контраргумент сердобольный Рыжий.