Легион Урфина Джюса
Шрифт:
Наш Урфин молодец!
НАШ УРФИН МОЛОДЕЦ!
На фоне полыхающих пожаров эта песня звучала особенно весомо, и уже являлась по-сути констатацией факта, отчего довольная рожа Урфина Джюса расплылась в зловещей улыбке. «Спасибо, ребята, что оценили мою работу, если бы было время — я бы даже прослезился от умиления, но сейчас не до этого», — подумал улыбающийся полководец-диверсант.
— У-у-у, у-у-у.
Это был сигнал от Гуамоко, который означал, что тупая стража покинула свой пост и бросилась тушить пожар.
Урфин рванул вперёд. Обежав чулан, он направился
— Повелитель!
— Заткнулись все! Лежать и молчать! — рявкнул Урфин и кинулся резать верёвки дуболомов.
Первым он освободил 4-го Зелёного, затем капрала Ватиса.
— Капрал, выводи своих балбесов и строй их возле входа, и чтобы без звука мне!
Освобождённые дуболомы послушно направились к выводу.
— Ватис! — Прокричал Урфин, вспарывая ножом очередную верёвку.
— Да, сэр! — отозвался капрал.
— Увидишь бегущего к сараю чувака в кожаной куртке с капюшоном — не трогай его — это свой! Как понял меня?
— Так точно, сэр! Чувака в куртке не трогать, сэр! — отчеканил Ватис.
— Всё заткнись, дубина!
* * *
Нак, услашав сигнал Гуамоко, рванул к сараю, что находился неподалёку от чулана, где чудили дуболомы. Топотун оскалил клыки и был готов сразу же броситься в бой на тех, кто попробует помешать освобождению деревянных солдат.
Добежав до сарая, Нак услышал истеричные вопли, судя по которым — пламя с амбара перекинулось на жилые помещения. Привыкнув к темноте, кузнец видел, как из чулана выходят силуэты грозных дуболомов и как здоровенный капрал пинками и подзатыльниками выстраивает их в шеренгу. Теперь ему оставалось лишь ждать когда Урфин Джюс чиркнет огнивом.
Освободив последнего дуболома Урфин выскочил наружу и рявкнул:
— Капрал, слушай боевой приказ!
— Так точно, сэр!
— Луну видишь?
— Так точно, сэр!
— Веди взвод через поле. Ориентир — Луна. За полем роща. В рощу не входить. Встать на опушке и ждать меня. Понял?
— Так точно, сэр!
— Что именно понял?
— Иду через поле, сэр! Ориентир — Луна, сэр! В рощу не входить, сэр! Стоять и ждать вас, сэр!
— Всё, выполнять!
— Взвод! Слушай мою команду! Нале-во! Шагом марш! Песню запе-вай!
— Отставить песню! — взревел Урфин, — идти молча, идиоты!
— Есть — идти молча, сэр! Взвод!
Урфин схватился за голову. Дубина-капрал орал так, что от провала операции их сейчас спасало только то, что у противника творился полный бедлам, бардак, светопреставление, суета и прочий беспорядок. Если вы видели когда-нибудь пожар в дурдоме, то это самое оно.
Тем временем, Урфин поджёг оба факела. Одни из них он бросил во внутрь на лужу масла из разбитого им об пол кувшинчика, а вторым начал поджигать чулан снаружи. В это же самое время Нак Шед подпалил сарай. Через полминуты оба диверсанта уже уходили по полю в сторону рощи.
Медведь Топотун выбрался из канавы и поплёлся следом, прикрывая отход
группы.— У-у, у-у, у-у, у-у, — проголосил Гуамоко.
Урфин Джюс оглянулся. Картина была шикарнейшая — уж очень красиво и величественно полыхала усадьба, освещая окрестности. Казалось, что огни пожарища достают до самого неба. И самое главное — стреляя искрами и заметая следы пылал чулан, не отставал от него и сарай. А внезапно поднявшийся ветер перекидывал пламя на жилища и постройки соседей Према Кокуса.
Урфин улыбался — нет картины прекраснее чем охвативший врага пожар. Конечно же, пожар красив и днём, но ночью он красив вдвойне. Видимо контраст черноты ночной мглы и бушующего огненного света и давал тот эффект, то непередаваемое чувство удовольствия и восторга, что испытывал любой поджигатель, завоеватель, мятежник, бунтовщик, повстанец, революционер, мститель, каратель, партизан, в общем любой человек, кто своими руками порождал и выпускал на ружу это бушующее огненное чудовище. Причём тот, кто сжигал противника в открытую, не испытывал всей той полноты блаженства, всей глубины наслаждения, чем те, кто в тайне, под покровом ночи, пускал ненавистному врагу Красного Петуха. Это и есть настоящее счастье диверсионной войны.
В свете пожарищь, глаза дуболомов играли адским пламенем, и их довольные рожи говорили о том, что они тоже получают эстетическое удовольствие от созерцания охватившей противника огненной стихии.
Топотун уселся на задницу, и любуясь пожарищем, восхищённо развёл передние лапы в стороны.
Хлопая крыльями прилетел Гуамоко и фамильярно уселся Урфину на плечо. Огромные глазищи филина зловеще горели отражаемым, переливающимся пламенем.
Нак Шед тяжело дышал, утирая пот, но лицо его святилось счастьем, и он то и дело бросал восторженные взгляды на своего полководца. Кузнец был чертовски рад, что пошёл за этим человеком, а также горд тем, что большая часть того, что сейчас так красочно полыхало, было подожжено именно его мозолистыми руками.
— Это великолепно, повелитель! Это самое настоящее злое зло, — довольно проурчал филин, — злое и офигительно красивое!
— Это только начало, мой пернатый друг, только начало…
Дело было сделано. Пора было возвращаться домой.
Глава 3 Материальное обеспечение
РДГ блестяще выполнила свою задачу и теперь, совместно с освобождённым Зелёным взводом, ускоренным маршем возвращалась на базу. Шли почти без остановок. Урфин и Нак по очереди ехали на медведе и там в седле по возможности и кимарили. Топотун никогда бы не позволил ехать на себе кому-то другому, кроме повелителя. Однако, совместные действия в составе одной диверсионной группы сплотили маленький коллектив. К тому же, Нак относился к медведю с величайшим почтением, что естественно льстило бывшей шкуре. Ну и плюс к тому — Топотун оценил действия кузнеца во время проведения операции. Конечно же, каким-то особым умом медведь не отличался, если не сказать грубее, однако был абсолютно предан Урфину в частности и делу НАУД в целом, и поэтому умел ценить полезные делу кадры. Да и что там скрывать — Топотуну была очень приятна лесть Нака Шеда.
В пещеру Гингемы Урфин возвращался триумфатором. Правда, сам путь стоил ему нескольких седых волос, так как дуболомы мало предназначены для скрытого передвижения по тылам противника, и это очень мягко выражаясь. В общем, Джюсу и Топотуну приходилось постоянно следить за тем, чтобы деревянные солдаты себя не выдали. Однако, на второй день капрал Ватис стал более-менее привыкать к партизанскому способу перемещения, хотя было видно, что ему очень сильно хотелось горланить команды и устроить прохождение с песней.