Легионеры

Марковцев и поздоровался оригинально, протиснувшись на заднее сиденье “четверки”: “Приветствует вас избранная, подобно вам, церковь в Вавилоне и Марк, сын мой”.

Оператор подумал: нахватался в древней столице богов. Опять же не предполагая, что киллер больше года скрывался от правосудия в Свято-Петровом монастыре, что в Новоградской области, и даже был его настоятелем. И времени даром не терял. С монахами – бывшими офицерами спецназа – дырявил головы несговорчивым чиновникам и скупым бизнесменам.

Когда Марковцева осудили, за ним числилось около двух десятков хорошо бальзамированных трупов. Если бы Марк надумал посетить их на этом свете, то не ошибся бы, направив свои стопы к самым шикарным участкам столичных погостов. Они – самые счастливые из всех насильственно умерщвленных... “православным батюшкой”. Может, отец Сергий и не отпускал им грехи, нажимая на курок боготворимого им “вальтера”, но отпевал точно, мурлыча под нос любимую мелодию и оттягиваясь после удачно проведенной акции бокалом несравненного “Саперави”.

Когда “Опель” Щедрина со скоростью черепахи выехал с платной стоянки, Марковцев отдал распоряжение частнику:

– Поехали за этой машиной.

Водитель девятой модели “Жигулей” не стал обременять себя догадками и пристроился в хвост далеко не новой немецкой машине. Обычно он брал сто рублей в любой конец города, а этот клиент, видимо, привыкший командовать, выложил сотню долларов.

Марк умел вести слежку, этому его научили в ГРУ. Умел и определять за собой “хвост”. Чего нельзя было сказать о Щедрине. Когда “Опель” журналиста свернул с Пречистенки и остановился в начале Кропоткинского переулка, Марковцев скомандовал водителю проехать дальше и развернуться. “Девятка” заняла место напротив конторы по найму так, что водитель не имел возможности видеть иномарку и подъезд, возле которого она стала, для этого ему нужно было полуобернуться в кресле. Чего он, даже испытывая огромное любопытство, сделать не решался.

А Сергей имел отличный обзор, поглядывая через заднее стекло.

– Не торопишься? – спросил он хозяина “Жигулей”.

– Пока нет.

– Скажешь, когда сотня кончится. Урод, за которым ты ехал, спит с моей женой, – стандартно пояснил Марк. – Подождем, когда она подъедет.

Водитель пожал плечами: мне все равно.

Оказалось, Алексею необходимо было отдышаться, словно он толкал свой “Опель” от “Автозаводской”, а не сидел за рулем. Щедрин освободил иномарку от тяжести своего веса и протопал до лестницы. Обычно он открывал дверь своим ключом и на ощупь в темном коридоре включал свет. Сегодня полковник Гришин, явившийся в контору на полчаса раньше, освободил журналиста еще и от звонка на пульт вневедомственной охраны. Просматривает накопившиеся записи, угадал Алексей, подходя к двери секретной комнаты и почти полностью заграждая проем.

“Скотина!” – обругал он Гришина. Ни полкивка, ни полслова. Ни полпинка, в конце концов! Даже не спросил, почему буквально заказной репортаж прошел с комментариями другого журналиста. Но если бы узнал о вчерашней встрече Щедрина, мигом оторвал бы от кресла свою обтянутую джинсами задницу.

Наконец, как всегда буксуя, тот соизволил заговорить, подойдя к окну и поглядывая через приподнятую пластину жалюзи:

– Начинай п-принимать клиентов. Там подошли два человека. Со старшим поговори и отпускай, нам он п-по возрасту не подходит.

А Щедрин в это время прогонял в голове монолог:

“Вчера ко мне в редакторскую машину подсел один человек, сейчас он живет в моей квартире”.

Подъезд не походил на парадное даже самой вшивой редакции. Однако Алексей сказал, что поехал на работу, и надолго застрял в этой клоаке. Конечно, думал Сергей, решив пройти мимо подъезда, у журналиста найдется множество дел и вне стен редакции. Он остановился возле двух мужчин. Поглядывая то на часы, то на подъездную дверь, они вели разговор. Пришли не вместе, но в одно время и, скорее, по одному делу. Вначале их было трое, но один, старший, вскоре исчез в подъезде.

“Ни таблички, ни вывески”, – еще раз отметил Сергей, вытащив сигарету и попросив огоньку.

– Нашего полку прибыло. – Эти слова сказал парень лет тридцати. Как показалось Марковцеву, в его голосе прозвучали ревнивые ноты. – Сюда? – продолжил он, кивнув в полумрак подъезда с круто уходящей вверх лестницей.

– А что, нельзя? – спросил Марк. – Или я рылом не вышел?

– Да нет, дядя. Только, похоже, ты давненько оружия в руках не держал.

“Физиономист из него никудышный, – подытожил Сергей. – Однако что тут происходит? Прием в московскую гильдию киллеров? А Щедрин председательствующий? Если только в этой дыре одна контора”.

Марковцев не успел ответить. Сверху раздался грохот: обычно так в сердцах хлопают дверью. Затем послышались тяжелые шаги и довольно внятное басовитое бормотание:

“Два года... Два года...”

“Наверное, ему уже дали срок, – сострил Марк. – Пора линять отсюда”.

Из подъезда появился “столичный киллер” лет пятидесяти. Глядя мимо троицы, он продолжил убитым голосом:

– Два года... Два года, а?.. Да я любому салаге фору дам!

И пошел прочь.

– Чего это он? – спросил Сергей. И услышал уже из темноты подъезда:

– Не прошел отбор по возрасту.

– Тут, братишка, контора по найму в “частную армию”, – добавил молодой. – Говорят, за конкретную операцию в Афгане платят по тридцать тысяч баксов.

– Разбрасываются деньгами, – поддержал разговор Сергей. – А тут каждую копейку экономишь, каждую котлету пополам режешь.

– Давай познакомимся, – предложил парень. – Кто знает, может, через пару недель я стану твоим командиром. Меня зовут Алексеем. В Афгане и на Северном Кавказе меня знают под кличкой...

Все, с этого момента Алексея Резанова по кличке Резаный, страдающего словоблудием, остановить мог только станковый пулемет. Он разоткровенничался с незнакомым человеком, как с самым близким родственником. По его словам выходило, что он давно ищет работу в “горячих точках”, и вот настырного парня угораздило откликнуться на липовое объявление в “Комсомольской правде”.

– Натурально, я позвонил по номеру, объявленному в статье под названием “Работа для настоящих мужчин”. Еле-еле выговорил, попал ли я в Российско-американский добровольческий центр по борьбе с международным терроризмом. Мне ответили: мол, попал ты, парень, в самую что ни на есть “десятку”. “Что умеешь делать?” Я тут же раскинул на себя полный пасьянс: “Мне тридцать два года, шесть из них служил по контракту в спецназе ГРУ. Прошел весь Северный Кавказ”. И дальше. Выполнял спецзадания в Афганистане. Кабул и тамошний язык знаю от и до. Могу в считанные секунды сделать из компьютерной “мыши” мину, из системного блока – бомбу. Владею карате, джет-кун-до и прочими трудными словами. “Приходилось убивать?” – спрашивают. А я, еще не понимая, что надо мной издеваются, отрапортовал: “И стрелял, и резал, и душил!” – “Сколько денег хотите получить?” – “Сойдемся на пятерке в месяц”, – отвечаю.

Резаный хохотнул. И то была единственная пауза в его длиннющем монологе.

– Потом в той же газете появилось опровержение. Цель газетной “утки” – “выяснить, готовы ли профессионалы-наемники из России и СНГ снова повоевать в Афганистане – как на стороне талибов, так и в окопах Северного альянса”. Короче, я подвел итог: конец цитаты. На всякий пожарный случай запомнил фамилию того самого дежурного у телефонного аппарата, которому напрасно изливал свою боевую душу.

– Да, – улыбнулся Марковцев, – избавил ты себя от новой поговорки: “Вы прослушали четыре маленьких пьесы для фортепиано. Где вас черти носили?”