Легионеры

– 12-я бригада дислоцировалась в Грузии, в городе Лагадехи, – продолжал Николай. – Расформирование планировали закончить к концу 1992 года и доставить вооружение в Вазиани, на склады Закавказской группы войск России. На то имелось письменное распоряжение председателя Вооруженных сил Грузии и министра обороны Китовани. Однако грузовики с оружием были блокированы грузинскими военными. Выяснилось, что министр обороны Грузии отменил распоряжение о вывозе вооружения. 10 января на территорию городка вошли больше сотни сотрудников службы безопасности, Минобороны Грузии и пограничники грузинского батальона на бронетехнике. А перед этим люди из госбезопасности Грузии захватили в Лагадехи около пятидесяти человек в заложники: российские офицеры и их семьи. Если не выдадут вооружение, заявили грузины, заложники будут расстреляны.

На складах ничего не осталось, все разграбили. Что-то отошло грузинской армии, что-то пограничникам, остальное забрала служба госбезопасности. И вот два года назад “заговорили” мины, состоявшие на вооружении бригады спецназа. Хотя нет, еще раньше на территории Чечни у боевиков и в схронах обнаружили автоматы бригады. В Ингушетии рванула “МОН-100” мощная противопехотная мина.

Машина еще не въехала в Карабулак, а полковник Гришин уже возненавидел ингушский город. Дорога лежала через лагерь чеченских переселенцев “Барт”. Жара, солнце палит как в последний раз, словно отыгрывается и на чеченских беженцах, и на российских офицерах службы безопасности. Окна в машине не закроешь, задохнешься, а с опущенными стеклами тоже невозможно дышать. Будто проезжаешь мимо птицефабрики: вонища, гам, толкотня, голова кругом.

– Гони! – Николай даже не тронул, а толкнул в плечо водителя легковушки. Крикнул таким страшным голосом, словно все переселенцы, приготовившись как на старте, вот-вот рванут за “Волгой”. Тысячная необузданная толпа, что может быть хуже? Толпа, которая, словами одной чеченки, только “пьет, жрет, срет и на диване валяется”. Срет на улице или в “картонных” нужниках, которые и распространяли на всю округу нестерпимое зловоние.

– Как же они живут здесь? – через носовой платок спросил Николай.

Водитель, ингуш по национальности, которому такое соседство было не в радость, промолчал. И полковник до самого отдела ФСБ не проронил ни слова.

“Контора” находилась в квартире на первом этаже жилого дома. Гришин постучал в дверь и услышал из-за двери приглушенный голос:

– Кто там?

Николай переглянулся с напарником: нормально. А что будет, если не ответить?

– Свои! Открывай!

Тишина.

– Может, пароль назвать? – подал идею товарищ Гришина, майор ФСБ, развязный малый. – Типа: “Вам унитаз нужен? Был нужен, да уже взяли. Может, и я на что сгожусь?..”

– Хватит! – перебил его полковник. – Открывай, едрена мать!

И только после этого дверь открылась.

– Чего вы тут заперлись? – Гришин, отстранив плечом местного комитетчика, прошел в контору и огляделся. Прокуренная до невозможности квартира с решетками на окнах, в середине большой комнаты два спаренных стола и десяток стульев, еще один стол слева от двери, на нем пожелтевшее компьютерное оборудование и пишущая машинка. “На случай отключения электричества”, – с первого раза угадал Николай.

Он приехал в двухдневную командировку и сразу решил выяснить, где будет ночевать.

– А в маленькой комнате, – объяснил эфэсбэшник Сулейманов. – Там кровать, три дивана.

– Там сколько диванов?! – Николай прошел в комнату. “Мама!” Пройти негде. На одном диване валяются два “Калашниковых”, другой застелен простыней, которой, судя по всему, протирают оружие.

– Мы сменим белье, товарищ полковник.

– Не надо. Все равно я не усну. Буду работать! – твердо решил москвич.

Он приехал по факту подготовки теракта. На одной из улиц Карабулака, напротив школы, была обнаружена легковая машина с “МОН-100” на заднем сиденье. Взрыв в первый учебный день не прогремел по причине неисправности инициатора взрыва. Именно армейское взрывное устройство подбросило Николая там, в Москве, а приземлился он в Ингушетии. По самопалам разбираются на местах, часто своими силами.

– Так, давай все по порядку: что, где, когда? Потом на мину взгляну.

– Ее в ГОВД забрали, – сообщил Сулейманов.

– Зачем отдал?!

– Сказали, на время.

– Поносить, да?

Гришин поехал осматривать место происшествия. На комиссию не похоже, но у школы собрались представители администрации, МВД, СКВО и ФСБ – офицеры старшего состава. С одной стороны, надо привлечь внимание подрывников, возможно, еще не покинувших Карабулак: теракт не прошел, и силовые структуры одинаково оперативно реагируют на провокации как на местах, так и в центре: неукоснительно исполняющаяся традиция. Еще одна традиция, которую Гришин, как профессионал, отметал напрочь: громко объявлять о своих нечастых успехах. А ведь это один из признаков слабой работы спецслужб или провал в работе.

Он вносил предложение и серьезно работал на задачу привлечения к ликвидации главарей чеченских бандформирований их кровников из Дагестана, Ингушетии, Северной Осетии. Ведь они мстят согласно своим старым традициям, убивая всех родственников врага. Десяток таких случаев, и на Северном Кавказе поубавилось бы взрывов и нападений. Пусть террорист говорит, что идет убивать за веру, это его дело, но вот прицепом он прихватывает в могилу свою многочисленную родню. А спецслужбам всего-то и надо – назвать имя бандита и на минуту закрыть глаза.

Выставили оцепление, милиция тщательно осмотрела район вокруг школы: часто небольшой искусственный шум становится инициатором огромного взрыва. Следственная бодяга: где что стояло, в какое время, кто обнаружил. Местный майор милиции громко шепнул: дескать, из лагеря переселенцев, пронюхав о сборище начальствующих силовиков, потянулись чеченки с детьми. Так, надо закруглять, заторопился Николай. Все равно он ничего не сможет сделать, только послушает жалобы, которые бесполезно переносить на бумагу и пулять ее выше по инстанции, ламентации тут не прекращаются ни на секунду.

В школе загремел допотопный школьный звонок, который неосознанно напомнил полковнику пишущую машинку в местном отделении ФСБ: нет света. Бронзовый звук колокольчика еще стоял в ушах, а школьный двор начали заполнять карабулакские школьники. Милиционер преградил дорогу и направлял детей по тротуару, вдоль невысокого кустарника. За ним странное в самом начале осени зрелище: зеленая трава, местами пестреющая желтоголовыми ромашками, цветы пошли вроде как по второму разу. Полковник обратил на них внимание только потому, что там проходили школьники, все разного возраста – от пятнадцати и совсем маленькие, и разной национальности: ингуши, грузины, русские, дагестанцы, кто с ранцами, а кто с папками.