Легко!
Шрифт:
– Каково состояние Анны?
– Тяжелое.
– Сколько ее еще будут оперировать?
– Не меньше четырех часов.
– Уго, можно вас попросить никому не отдавать ее телефон?
– Примите мои сожаления, Джон. Будем надеяться, что утром у нас будут новости получше.
– Я позвоню, если только не буду уже в самолете.
– Мы вас будем ждать. Мы делаем все возможное.
– Что, настолько плохо?
– Мы делаем все возможное. Поверьте.
Джон зашел в спальню, достал «самсонайт», бросил в него рубашки, свитер, плащ, пошел в ванную за бритвой. Одри вбежала следом:
– Что ты делаешь? Мы же договорились, что ты идешь спать. Я и так заставила себя набраться терпения, пока ты говорил с госпиталем. Но теперь-то ты уже точно все сделал, что мог.
– Одри, самолет в семь двадцать пять. Сейчас три. Мне
– Джон, я требую, чтобы ты немедленно позвонил мужу или родственникам этой женщины, которые обязаны взять все под контроль, и прекратил заниматься этим сам. Что тебе не ясно? Ты никуда не поедешь.
Он продолжал кидать вещи в чемодан. Еще пара брюк, костюм, джинсы. Пожалуй, еще один свитер. И еще пара рубашек. Совершенно непонятно, сколько он там пробудет. Лэптоп, самые необходимые бумаги. Он посмотрел на свой «ролекс». Есть еще время. Что он мог забыть? Он сел на стул и прикрыл глаза. Анна сильная. Она выживет. Джон вспомнил, как он не раз упрекал Анну за легкомысленность, за то, что она не пользуется контрацептивами, а она говорила, что, управляя мыслями, можно заставить свой организм делать почти все, например, не забеременеть, остановить развитие рака. Он принимал это как ее очередную экстравагантность: «У тебя очень метафизический взгляд на медицину». Сейчас он хотел верить, что она говорила со знанием дела. Она заставит свой организм выжить. Он сам в этот момент ощущал физически, как поможет ей, если будет стараться укрепить ее намерение выжить. «Я люблю тебя, бэби. Я сейчас люблю тебя больше всего в этом мире. Дождись меня, слышишь? Я уже на пути к тебе. Продержись, и я помогу тебе», – повторял он как мантру. Энергия его мысли настолько мощная, эта энергия поддержит ее физически. Она сильная и храбрая девочка, а ему пора спешить.
Джон взял чемодан, бросил его в багажник и снова набрал Уго.
– Уго, это Джон. Я звоню насчет Анны.
– Пока ситуация под контролем.
– А в целом как?
– Типичный вопрос родственника, извините меня, устал очень. Состояние тяжелое, не буду скрывать от вас, Джон. Множественные повреждения печени, там много пришлось поработать. Венозные разрывы, кровотечение в брюшную полость. Она, наверное, вам жаловалась на жжение в животе? Большая кровопотеря. Пришлось сделать несколько переливаний крови, это само по себе немалый риск. Ну, вот так, в общем. Мне не надо было бы вам все это говорить, так не принято, но мне кажется, вы хотите знать всю правду.
– Уго, скажите мне, она умирает?
– Пока у нас нет причин так ставить вопрос. У нас есть еще шансы.
«У нас есть еще шансы», – пока эти слова не прозвучали, было лучше. Джон разговаривал с Уго из сада, чтобы не мешала Одри. Он не заметил, что начался дождь и что он промок. Он так и стоял, окаменев, под дождем. У него был еще час или больше. Вернувшись в дом, увидел, что Одри сидит на кухне со стоическим выражением лица и смотрит какую-то ночную телевизионную программу.
– Вот и молодец, что вышел подышать воздухом. Теперь тебе будет лучше. Но ты совершенно промок. Хочешь чаю?
Он бросил на нее взгляд и ничего не сказал. Скинул мокрый плащ на диван, взял из шкафа старую кожаную куртку.
– Куда ты теперь собрался?! – Одри внезапно завизжала.
– В аэропорт, – спокойно сказал он, – я позвоню тебе завтра.
– Я повторяю тебе: ты никуда – понял? – никуда не едешь. Ты безумен! Остановись!
Джон задержался у двери, повернулся к жене:
– Одри. Я еду в аэропорт. Чтобы в семь двадцать пять улететь во Флоренцию. Боюсь, что Анна умирает.
– Может, это выход для всех! – прокричала Одри ему в лицо. – Я хочу, чтобы она умерла, слышишь? Она заслужила это после всего, что тебе причинила. Она разрушила твою жизнь, мою жизнь. Просто так, из собственной похоти и природной мерзости. Потаскуха! Я молю бога, чтобы эта дрянь умерла. Я хочу вычеркнуть ее из своей и твоей жизни, понимаешь ты это, идиот?! Я хочу, чтобы эта женщина умерла, умерла…
– Я прожил с тобой почти двадцать лет и никогда не знал, что ты такая сука, – сказал Джон и захлопнул за собой дверь.
Глава 9
Джон выбежал из крошечного аэропорта «Веспуччи» и схватил такси. Был полдень, светило солнце. Суббота, трафика почти нет. Они доехали до госпиталя за двадцать минут. Зато в госпитале Джону пришлось долго объясняться с дежурными.
Наконец появилась медсестра и повела его по длинным коридорам.– Подождите здесь, – сказала она перед одной из дверей. – Доктор сейчас выйдет.
– Может, вы меня сразу отведете в палату Анны?
– Надо подождать доктора. Я побуду с вами, не волнуйтесь.
Они сели на стулья у стены. Вскоре вышел высокий темноволосый мужчина средних лет.
– Я Альдо Байетти, здравствуйте.
– Джон Холборн.
– У вашей жены очень серьезные повреждения. Операция длилась более пяти часов, это вы уже знаете, вероятно, от моего коллеги. Операция прошла более или менее успешно, во всяком случае, это уже была огромная удача, что ее довезли до больницы. К сожалению, множественные разрывы печени с массивной кровопотерей привели к развитию шока. Мы делали заместительное переливание крови, поддерживали сердце. Полностью остановили кровотечение. С семи утра в интенсивной терапии она была под непрестанным наблюдением. Мы крайне дозированно, осторожно стимулировали сердце и снабжали всю систему кислородом, поддерживая дыхание. Поверьте, всё, абсолютно всё, что можно было сделать, мы сделали. Я бы сказал, даже за гранью возможного. Сразу после операции, где-то в семь, я начал надеяться, что она справится: сердце приобретало правильный ритм, давление стало подниматься. К девяти вновь резкое ухудшение, падение давления и полная остановка сердца. Мне очень, очень жаль.
– Я могу ее увидеть?
– Да, конечно. Мы не трогали вашу жену, зная, что вы летите сюда.
Джон вошел в палату. Анна лежала в кровати. Вокруг стояли аппараты, капельницы, висели трубки, провода, уже отсоединенные от ее тела. Ее лицо было открыто, на нем виднелось несколько маленьких царапин. В остальном она выглядела совершенно нормально. Волосы рассыпались по подушке в полном беспорядке, как и каждое утро, когда Джон просыпался рядом с ней. Он присел на край кровати. Хотелось, как обычно, поцеловать ее в закрытые глаза и в лоб – как всегда перед уходом на работу. И он поцеловал: и закрытые глаза, и лоб, и губы, и потом руки. Еще немного подержал ее руку, затем положил аккуратно на грудь и вышел из палаты.
Те же длинные коридоры вывели, наконец, Джона к выходу. Он думал, что неплохо бы глотнуть виски. Сестра окликнула его:
– Синьор Холборн, нам надо с вами заполнить некоторые бумаги.
– Можно потом? Я вернусь через час.
– Да, конечно, просто постарайтесь не задерживаться, тут очень много непонятного.
Джон шел, как он думал, в направлении центра, не понимая, где можно было бы присесть. Неожиданно за углом слева ему открылась площадь, и он сел на террасе кафе прямо напротив галереи Уффици и статуи Давида. «Это копия, Анна говорила мне про это много раз. А оригинал где? Ведь тоже говорила, но я опять забыл». После порции виски, потом второй он понял, что все еще жив. И удивился, что ему вдруг страшно захотелось есть. Бросил взгляд на галерею: Анна так просила, чтобы они вместо Пизы, когда направлялись в круиз на яхте, подольше побыли во Флоренции. Ей очень хотелось хоть полчасика посмотреть «Весну» Боттичелли. Только сейчас он понял, как Аллегория весны похожа на Анну. Только волосы длиннее. А выражение лица очень схожее. Вдруг пришла мысль: он ведь понятия не имеет, куда должен забрать Анну. Но он должен быть с ней рядом всю жизнь. Ладно, он потом поест. Сейчас надо обратно в госпиталь.
Его узнали на входе и тут же проводили в кабинет администратора. За столом сидел мужчина в белом халате перед компьютером, но не тот врач, с которым Джон уже говорил. Перед ним были разложены бумаги, и Джон увидел водительские права, кредитные карточки и паспорт Анны. Рядом сидел офицер в полицейской форме. После слов соболезнования администратор Джованни сказал:
– Простите, мы понимаем, синьор Холборн, в каком вы состоянии, но синьору Кастелло, – он кивнул на полицейского, – совершенно необходимо задать вам ряд вопросов.
– Согласно показаниям ночного анестезиолога Уго Кватроче, – начал полицейский, – вы представились супругом синьоры. Мы не уверены, что это правда.
– Да, это не вполне так, но я не лгал. Мы собирались пожениться. Я просто хотел, чтобы врач понял, что я не кто-то, а самый близкий человек. Понятно?
– Так понятно, что дальше некуда. Вы живете в Лондоне, не так ли? Вместе с синьорой?
– Нет, я живу в Эдинбурге, но работаю в Лондоне.
– Ну да, ну да. А где живет, простите, жила синьора?