Лёха
Шрифт:
Лейтенантик сидел, дежурил, ухитряясь при этом чистить свой карабин и держа под рукой на всякий случай мосинку. Глянул на проснувшегося, кивнул, показав, что заметил шевеление. Остальные пока еще дрыхли, похрапывая и посапывая на разные лады.
— Доброе утро, тащ летенант — не вполне по уставу, но дружелюбно приветствовал начальство Семенов. Начальство в ответ кивнуло, не возразив против неуставного приветствия. То ли не поняло, что так боец показывает некую свою независимость, то ли решило не обострять ситуацию.
— Посчитали имущество? — тихо поинтересовался командир.
— Посчитал. Как ни считай — все-таки все не унести.
— Значит, будем выбирать что нести, а что бросить — пожал плечами лейтенант.
Ну да, хорошо ему так говорить, бросить. Бросить-то оно просто. А потом как раз брошенного и не хватает.
— Вы запишите основное — оружие, боеприпасы, амуницию, снаряжение, провиант — проще разобраться будет — посоветовал Берёзкин.
— Так у меня ни бумаги, ни карандаша — развел руками боец.
— Не вопрос, держите — вынув из своей кожаной командирской сумки тетрадку и карандашик «Тактика» ответил лейтенант.
— Сейчас сделаю. Разрешите вопрос?
Лейтенант, увлеченно и сосредоточенно собиравший затвор карабина, кивнул.
— Как считаете, далеко нам до фронта идти?
— Километров 150–200. Возможно больше — хмуро отозвался спрашиваемый.
— Почему вы раненых с собой тащите?
— Одного раненого тащили, Усов недавно обезножел — лейтенант помолчал, детали тем временем под ловкими пальцами словно сами собой сложились в затвор с гнутой рукоятью, потом аккуратно, с тихим щелканьем затвор встал на свое место. Берёзкин загнал в магазин винтовки обойму, поставил на предохранитель, вытер тряпкой руки.
— Мы хотели Половченю пристроить местным. Село выбрали такое, богатое, черт его дери. Даже самого его убедили, хотя очень ему не хотелось к гражданским, из-за его раны… Ну отправил ребят на разведку. А они вернулись — молчат. И мрачные. Спрашиваю — что? А оказалось, что немцы за помощь красноармейцам гражданских просто вешают. Вот и в этом селе у фельдшерицы трое раненых бойцов и командиров Красной Армии было на лечении. Их пристрелили, а ее в назидание повесили. Прямо как была — в белом халате. В самом центре села. Я даже не поверил. Оказалось — правда. Но не полагается во время войны так поступать, это не по-военному! Медиков и раненых конвенции защищают! Не понимаю, что такое у немцев случилось — в Первую точно знаю, что не вешали они медсестер. А тут — не пойму, может самоуправство? — он вопросительно посмотрел на бойца.
— Не похоже — пожал плечами Семенов.
— Какие соображения?
— Не держат они нас за людей. (Тут Семенов вспомнил, что лейтенант — тоже явно горожанин, как и Лёха, добавил для понимания). И за скотину не держат. Под себя землю расчищают. И мы тут для них — лишние. Навроде лебеды-крапивы в огороде.
— Почему так решили? — внимательно глянул собеседник.
Тут Семенов вовремя прикусил язык, чуть не брякнув про приключения в плену, где на немецкое милосердие и соблюдение конквенкций этих непонятных нагляделся своими глазами. Вспомнил уговор с Середой, потому постарался вывернуться:
— Видели не раз, как немцы наших пленных гонят. И как кто устал или ранетый — так добивают. Колонна пройдет — на дороге и в канавах трупов полно — не стал распространяться красноармеец. Да и то, начнешь цветасто говорить — сразу ведь спросит собеседник, где и когда видал. Ну и получится, как с той голой Сусанной. Так-то вроде лейтенант — лопух лопухом, малец совсем, но ведь —
командир. Значит не так прост, учили его всяким разным штукам. Да и котелок у него варит — вон немецкую винтовку собрал ловко. А вообще — надо бы время улучшить и поговорить всем четверым — что да как было, чтоб впросак не попасть.— В общем, оставлять раненых можно только там, где народу шляется немного, да чтобы эти сраные немцы не болтались. И да, я прекрасно понимаю, что летчику тут делать нечего и его надо к нашим. Сам такое обеспечивал, было дело. Но своих бросать — никуда не годится и я своих бойцов не брошу. Поднимайте людей, нечего нам тут рассиживаться — подвел итог Берёзкин.
Поднялись быстро, то, что от места с битым автомобилем и парой трупов рядом с ним совсем близко — поторапливало. Середа раскочегарил примус, но завтраком заниматься лейтенант посадил бурята, а сам вместе с артиллеристом внимательно рассматривали доставшуюся карту, приглушенно споря. Семенов новообретенным карандашом писал список имеющегося, старательно выводя круглые неустойчивые буквы.
— Давайте излагайте свои соображение и видение ситуации — сказал прихлебывая заваренный трофейный чай лейтенант. И посмотрел на бурята.
— К своим нада. Фронт догонять нада.
— Понятно. Что вы скажете, товарищ старшина? — тут поднял глаза Семенов, но увидел, что вопрос задан не ему, а Лёхе.
— Сказали уже. Берем раненых и пошли — кивнул на бурята потомок.
— Вы что думаете? — взгляд на Середу.
— Что тут думать, трясти надо. В смысле вариантов всего-ничего. Либо тянем раненых, а все добро кидаем, либо тащим все — то тогда ползем как сопля из носа. Вариант бросить раненых, понятно, не рассчитываю — расставил все по полкам артиллерист.
— Вы, ефрейтор?
Человек с невыговариваемой фамилией брезгливо понюхал непривычный ему чай и заметил:
— Раненых долго таскать плохо. Даже на телеге. Им от этого хреново делается. Кровотечения возобновляются, боль выматывает, забыться не дает. Покой здорово помогает выкарабкаться без лечения. Даже серьезные раны, бывает, сами как-то вылечиваются. Кризис пережил — на поправку пошел. Только не мешать. И с Усовым та же песня. Ему бы на печке в затишке отлежаться.
— Вешают за это немцы — напомнил ему лейтенант.
— И милиционистов они уже вооружают из местной сволочи — напомнил Семенов.
— Значит надо искать, где немцы не бывают. Нужно отыскать поблизости село или хутор с нормальными людьми, которым можно доверить раненого и больного. Не везде немцы.
— Если не гнаться за темпом, и делать переходы по 10–15 км в сутки — можно тащить все. Что-то по очереди, захватками челноком и так далее — задумчиво заметил Семенов. Видно было, что он не слишком доверяет местному населению. Немцы за донос наверное какие — то деньги дают, найдутся желающие подзаработать.
— Нет, вшестером тащить двух носилочных — это ужасть. Хоть бы уже второй кое-как ковылял сам, тогда можно раненого сменяясь, волочь. А с учетом возможности нарваться не только на немцев, но и гогуноподобное население… — проворчал Середа.
— Дневной переход по 10 км с переноской сначала груза частью — один остается, а то и все прут обратно. Те кто с раненными сидел — одного берут и несут, до места куда барахло доперли. Те что первые, отдыхают, потом добирают остатки и туда же, если надо потом еще ходка. Плечо от 0,5 до 1,5 км — задумчиво стал прикидывать Берёзкин.