Лекарь для захватчика

– А раньше ты все-время говорила, как тоскуешь по генералу. Неужели только для того, чтобы я достала яд?

– Конечно, нет, – и интересуюсь: – Как его звали? И что я о нем рассказывала?

– Хейден Берк, генерал армии Саореля. Неужели не помнишь даже это? – изумляется она. – Ты сама на себя не похожа, Анна. Как ты могла забыть того, ради кого хотела лишить себя жизни!

– Сознание помутилось, – отмахиваюсь и отгибаю край одеяла.

Фрейлина сверкает глазами, в которых горит тихая ненависть. Ее губы поджимаются, она хочет выговориться, но не смеет.

– Элизабет, – вздыхаю. – Мне очень жаль, что ты попала сюда со мной и из-за меня. Я постараюсь сделать так, чтобы наша жизнь и здесь была полной и счастливой.

– Моя семья отреклась от меня, Анна. За то, что я достала тебе тот яд, его высочество никогда меня не простит. Я умру старой девой по твоей милости. Здесь, – по ее щекам снова текут слезы, – в этой дыре! От какой-нибудь болезни!

– Болеть мы не будем, – с уверенностью говорю я. – Обещаю, я о тебе позабочусь.

Она молча отворачивается:

– Могу я идти спать? – спрашивает подавленно.

– Да.

Отогреть эту ледышку будет непросто. Как бы под толстым слоем льда ни зияла дыра вместо сердца. И сможем ли мы снова стать подругами? И были ли мы ими? Кто знает, для чего Элизабет передала прошлой принцессе яд: из-за жалости, или потому, что мечтала сделать Реигана вдовцом?

Я ложусь в холодную постель. Хейден Берк – имя незнакомое. Он погиб, защищая Саорель от захватчика-Реигана. Проиграл. Саорель сломлен, лишен единственной наследницы престола. Ох, уж и наследие мне досталось. Есть ли у меня право жить обычной жизнью селянки, отвергнув прошлое истинной принцессы Саореля?

***

Ночь выдается беспокойной, а утро начинается с забот.

Для начала я принимаю ванну, воду для которой таскали ведрами – водопровода в замке нет. Затем меня кормят: приносят еду, ждут, уносят пустые тарелки. Софи шныряет по комнатам, словно заведенная. Элизабет при деле: наряжает меня, уговаривает затянуть корсет потуже, вообще, надеть его. Даже туфли мне застегнуть пытается. А потом она предлагает погулять по саду, заняться вышивкой или молитвами. Это для души полезно – вот, что говорит.

Ну, да.

Только это не для меня. Мне бы понять, как дальше действовать, потому что единственное, что я хочу – это спрятаться, опомниться и зализать душевные раны. И не геройствовать, а просто попробовать жить в новых реалиях. Спешка здесь ни к чему.

Но от прогулки я не отказываюсь. И вот мы чинно бредем по старому заросшему парку в сопровождении господина Ройса, который вызвался нам все показать. Парк однозначно красив и стар, каменные кладки полуразрушены и выбелены солнцем. Когда-то Рьен основали предки Уилберга, его обустроил Эвирус Уинберг, прадед Реигана. Он любил здесь охотиться. В те времена и деревня процветала, а сейчас, судя по словам господина Ройса, все пришло в упадок. Земли остались бесхозными. Нет, они, конечно, все еще принадлежали императорской семье, и господин Ройс был назначен управляющим здесь не просто так, он и сам относился к знатному роду, вот только был бастардом и не имел титула. А вот староста в Рьене был самым обычным простолюдином, и господин Ройс не особенно ему доверял. Брин, по его мнению, был глуп и жаден. Деревня, вообще, держалась на честном слове. Эвирус Уинберг в свое время возвел здесь много каменных домов – не будь их, все бы разрушилось подчистую. В деревне была и кузница. Ее строили для того, чтобы в сезон охот менять подковы лошадям, не более. Раньше все в Рьене работало на досуг императора и его гостей, а сейчас здесь имелась своя пасека, где заготавливался мед, да сыроварня. Все это, конечно, везли в столицу. А чуть дальше, к северу добывали железо. Рудник был небольшим, но из Рьена там работало много рудокопов и горняков. Этим и жили.

– Для войны нужно много железа, император сейчас очень заинтересован в развитии месторождений, – господин Ройс едва поспевает за мной, и я замедляю шаг. – Но Рьен все также заброшен …

Слишком уж привратник молодится. Элизабет недоуменно сопит, пропуская его слова мимо ушей. Ей, вообще, претит общество слуги.

– Почему? – спрашиваю, присаживаясь на старую скамью в саду и приглашаю господина Ройса сесть рядом, но он и подумать не может, что ему позволено сидеть рядом с такой важной особой.

– Рьен всегда был уединен. Сюда никто не приезжает. Это личная земля его величества.

– И он давно забыл о ее содержании, – усмехаюсь я. – Господин Ройс, может, у деревенской травницы есть что-нибудь для ваших коленей?

Мужчина хмурится, а я подозреваю у него обострение артрита. Слишком уж хромает.

– Если бы, – он скрывает улыбку, – нет там ничего путного, кроме дурманов. А иные травы почти не помогают. Как лекаря не стало, Асинья травами пытается лечить. Она у своей матери училась, а та – у своей, но Асинья рано осиротела, ей сейчас шестнадцать, и скоро замуж позовут, а у жены другие интересы.

Шестнадцать? На мой современный взгляд, рано ей еще замуж.

– А там, где рудники, значит, лекарь есть?

В блеклых, почти бесцветных глазах господина Ройса вспыхивает удивление, но он тотчас его скрывает. А я понимаю, как оконфузилась – принцесса, и не знаю чего-то очевидного.

– Как его величество подписал закон о горном деле, так в каждом объединении горняков должен быть лекарь, прошедший лекарскую школу, – отвечает господин Ройс.

– Но рудники находятся за пределами Рьена, – задумчиво говорю я.

Хмурюсь и потираю виски, пытаясь понять, как действовать. В моем воображаемом мире все как-то легче выходило. Необразованные селяне и я, врач – вуаля! – мы строим новый почти демократический мир. Но в реальности все иначе – нельзя бросаться во все тяжкие, не узнав мир. А он суров, и мне в нем ох, как неуютно. И, если честно, мне штурмовать его страшно.

Я оставляю господина Ройса в саду и увлекаю насупившуюся Элизабет в небольшую часовню. А ей идти тяжело, она к длинным прогулкам не привыкла и нудит мне что-то о возвращении. А мне интересно узнать о местных богах. Все-таки я немного исследователь. Тот, кто диссертацию писал, меня поймет.

Пантеон, оказывается, включает нескольких богов: главенство отдано Рудо, богу-завоевателю, а рядом с ним Аэль – чистота, милосердие, духовность, изначальная мать и Сарон – бог познания. В часовне тихо и светло. На алтаре слегка подгнившие цветы для прикормки духов, дымят лампадки. На кольце под потолком висят на алых лентах и шумят под порывами ветра металлические пластины.

– Клятвы, – говорит Элизабет, глядя на эти необычные украшения. – Много же их сюда навесили.

– Что? – переспрашиваю я. – Клятвы?

– Ох, – вздыхает она, утомленная моей амнезией. – Эти пластины продаются в храме. Когда кто-то о чем-то хочет попросить богов, то дает взамен клятву.

Интересно.

Узнать бы об этом подробнее, но сильно раскрывать перед Элизабет свою неосведомленность пока не хочется, я и так много себе позволила.

– Надо пройти по всем комнатам в замке, – говорю я, – и посмотреть, что нужно починить.

– Зачем? – удивленно спрашивает фрейлина.

– Нужно выделить на это деньги, – говорю очевидное, – чтобы привести замок в порядок.