Лекарь-воин, или одна душа, два тела

— На нас, я так понимаю, крест поставили?

— Басурмане на наших могилах крестов не ставят. Просто зарывают в землю в лучшем случае, а так бросают под открытым небом, зверью на поталу. Сейчас эти косорылые согнали в одном месте полон, обобрав всех до нитки. Серьезно раненых казаков добили всех, и в Днепр сбросили. Понесет он непогребенные тела вниз по течению в дальние дали.

— А с нами-то что будет? — задал я интересующий меня вопрос.

— Загонят на галеру, и повезут продавать, как скот. Дальше, кому, как повезет. Ты, я вижу, еще слаб, приляг рядом со мной, поспи, наберись сил. Может, улыбнется тебе удача, и сможешь улизнуть от этих нехристей, тогда силы тебе понадобятся.

Действительно, опустившись на землю рядом с сотником, я забылся тревожным сном. Мне что-то снилось, но после пробуждения, я ни одного эпизода вспомнить не мог. Чувствовал себя относительно нормально. Силы полностью не вернулись, но жуткого головокружения уже не испытывал. Сходил к реке, умылся и попил воды. Поймал себя на мысли о том, что не опасаюсь пить воду прямо из Днепра. Раньше бы я такое сделать даже не помыслил, не смотря даже на то, что новые власти в тех краях по заказу хозяев ухандохали промышленность начисто, мало кто что-то может сбрасывать в реку, скоро она опять будет нести чистые воды. Если появились критические мысли — значит, стало значительно легче, теперь можно подумать о побеге.

Когда возвращался обратно, перед глазами возник мираж. Между голыми и безоружными казаками, расхаживает во всей красе и при оружии мой старый знакомый Осип. Такого не может быть, подумал я, пройдясь ладонью по лицу. Осип вместе со всеми выходил за вал, это уже потом я потерял его из виду.

Возле сотника наши дорожки пересеклись.

— А я думал, что после моего удара, твоя голова, Васька, лопнет, как перезрелая тыква, — скалился Осип, — но ты, вылупок, живучим оказался, зараза тебя возьми…

— Так это тебя, подлая твоя душа, нужно благодарить за боль в моей голове и плен?

— Меня-меня. Ха-ха-ха-ха — вдруг развеселившись, раскатисто рассмеялся Осип. — Сожалею, что слабо приложился. А, впрочем, хорошо, что ты не сразу сдох. Получил за тебя звонкой монетой, и за других мне заплачено.

— За что ты меня так невзлюбил, Осип, ну никак не могу понять. В детстве пинал ногами, недавно пытался кулаками достать, а теперь и на измену сподобился.

— Почему бы тебе не рассказать. Сейчас можно, поведаю тебе напоследок, гаденыш. Все поведаю, помучайся, Васька. Так знай: во всем твоя беспутная мать виновата. Сватался я к ней, так отвергла она меня, за Ивана замуж выскочила. Но, видно, Бог ее за это наказал смертью мужа и тобой, долго ты деревенским дураком был, таким и остался. Вот я — я умный. Давно нашел подход к нормальным купцам, сейчас торгую живым товаром. За каждую вашу голову мне заплатят. Кстати, перед этой атакой на крепость мне очень просто удалось «убрать» охрану того пленного, что давеча пытали сильно в штабе атамана, и переговорить с пленником весьма удачно. Он тогда пообещал, если отпущу его на волю — отблагодарит по-королевски. И ведь сдержал он слово-то свое, тяжелым кошелем я обзавелся благодаря ему с самого утра — благополучно он добрался до своих, этот лазутчик. В почете он у них, такие дела, Васька-дурак. А вас, баранов… уххх…Потом вас, как баранов, отвезут в Крым, где продадут в рабство. О тебе я буду просить особенно, чтобы отправили гребцом на галеры. Долго там не протянешь, год, от силы два, и все. Я же тем временем, вернусь в Заречье, найду твою молодую жену и буду с ней миловаться всласть. Уразумел, придурок ты неразумный, чем вся история наша с тобой закончится???!!! А?

— Ошибаешься, Осип, скотина ты, гнида продажная, еще не сядет солнце, как ты уже будешь облизывать сковородки у чертей в аду.

— Ах ты, гад, — взревел Осип, и влепил мне кулаком в ухо.

Не успел я среагировать на удар, еще до конца не пришел в себя, улетел на землю к ногам сидящего Савелия Ивановича, к счастью, вовремя выставив руки, чтобы не побить лицо. В ладонь лег увесистый каменный кругляш, размером чуть меньше куриного яйца. Не вставая, перевалился на другой бок, посмотрел в сторону Осипа. Предатель, по-иному его и не назовешь, отошел от нас метров на пять. Расстояние небольшое, убойное. Главное: вложить в бросок все оставшиеся силы. Я знаю, как это сделать, и делал не раз — Герасим хвалил за точность. Вспомнился девиз средневековых рыцарей: «Делай, что должен и будь, что будет» — точное описание моей жизненной ситуации. Мощный, быстрый кистевой бросок, которому передан круговой импульс всего тела, и кругляш встретился с правым виском Осипа, проломив кость. Еще несколько мгновений Осип постоял на одном месте, а потом опал, подобно тряпичной кукле, как рассыпавшийся в порох тысячелетний деревянный предмет от стороннего воздействия. Я уверен, помочь ему никто не сможет, мертвецов в этом времени не воскресит никто. Я так и остался лежать у ног Савелия Ивановича. Он легонько похлопал меня по плечу здоровой рукой, как бы давая понять, что подниматься мне пока не следует. Странно, но никто не стал бегать и искать виновников, пара охранников не обращала внимания на лежащего без движения Осипа. Собаке — собачья смерть. Хотя, причем здесь это верное по своей собачьей натуре животное? Наверное, следовало сказать: подлецу, мерзавцу и подонку — неблагородная смерть.

Примерно через час к телу Осипа приблизился татарин, перевернул его на спину. Срезал висящий на поясе кошель, а затем, помахав своему товарищу, на своем тарабарском языке призвал на помощь, он хотел извлечь труп из понравившихся тряпок. Татары управились быстро, а тело сбросили в Днепр. Так закончился, так сказать, земной путь любителя до чужого добра, подлая его душа.

— Савелий Иванович, давай, как стемнеет, попробуем сбежать, — предложил я сотнику. — Охраны выставлено мало.

— Это рядом с нами только двое, а чуть дальше и выше по берегу пара сотен спешенных татар с луками. Ты когда к воде ползал, на тебя десяток луков было направлено. Не недооценивай противника никогда, всегда исходи из того соображения, что враг коварен, опытен и опасен. Запомни, Василий, этот мой совет, он тебе всегда поможет в жизни, не раз спасет. Больше я тебя ничем отблагодарить за лечение не могу, извини.

— Тогда по воде в плавни уйдем. Ты плаваешь хорошо?

— Плаваю я неплохо, даже с одной рукой смог бы выгрести, но не будут ждать татары до темноты, загрузят нас на галеру и отойдут от берега.

— Откуда знаешь?

— Слабенько могу толмачить по-татарски.

— Тогда, давай, с борта галеры спрыгнем.

— Сразу видно: молод и неопытен ты, Василий. Загонят нас в трюм, напихают, как огурцов в бочку, и замок повесят. Так и будем стоять, прижатые друг к дружке, пока не прибудем, куда купцу надо. И нужду справлять будем под себя, если будет чем, так как кормить-поить нас никто не собирается, и спать тоже стоя будем, если сможем. Незавидная судьба пленных, где бы не приключилось такое несчастье с вольным человеком. Кое-кто и до скотского состояния может дойти за это время. Так что бежать пока не получится, к сожалению.

— А во время погрузки, упасть за борт, и мнимо утонуть?

— Посмотри, вон туда, — сотник указал рукой направо, где татарские воины складывали какие-то доски. — Это колодки. Проденут в них наши головы, и тогда загрузят. Даже если в пути кто-то отдаст Богу душу, то упасть не сможет, колодки не дадут.

— Все продумали, нехристи, — хлопнул я себя по колену.

— Тихо, сюда идет какой-то богато одетый татарин в сопровождении троих воинов и мужика в обносках, кого-то ищет.

Я стал следить за этой странной процессией. Солдаты поднимали лежащих на земле казаков, а оборванец их внимательно рассматривал.

Когда они приблизились к нам с сотником, мужичок ткнул в меня пальцем.

— Точно он? — переспросил оборванца по-русски татарин.

— Она-она предводителя казаков стрела доставала, и тота живым ходила, — лепетал мужичок.

— Встань, — приказал татарин.

Я еще не успел сделать никакого движения, и был подхвачен двумя воинами под руки.

— Ты лекарь? — спросил татарин.

Я повертел головой, и, взглянув на сотника, увидел, как он закрыл глаза. Значит, нужно отвечать правдиво.

— Да, я лекарь, — ответил я, не сводя взгляда с татарина.

— Пойдешь со мной, поможешь раненому.

— У меня нет инструментов и снадобий.

— Все, что отобрали у гяуров, тебе покажут, найдешь свои инструменты.

— Ну, если их не украли, тогда найду.

— У нас ничего не крадут и не берут без разрешения, — с вызовом, ответил татарин. — Торопись, если не хочешь отведать плетей.

Меня отвели к большим каменным строениям. Как я понял, там располагались склады. Прав оказался татарин, аккуратными стопками лежали вещи и имущество, снятое с казаков. Все рассортировано. Отдельно ружья, самопалы и мушкеты, отдельно сабли, отдельно кинжалы, и так далее, даже курительные трубки лежали отдельной горкой. Свою сумку-саквояж отыскал быстро, она единственная в своем роде, потому лежала особняком. Проверил содержимое. В сумке явно копались, но, к счастью, все оказалось нетронутым.

— Хватит разглядывать твои бывшие ценности, гяур, — торопил меня татарин. — Говори, что тебе еще надо.

— Я не разглядываю, а проверяю, есть ли там нужные инструменты, вдруг потерялись и поэтому я ничем помочь не смогу. Покажите раненого, а потом я приму решение.

Подталкивая копьями в спину, меня отвели в небольшой каменный дом здесь же, в порту. В доме всего одна комната. Мебели почти нет, если не считать мебелью, узкую деревянную кровать, больше напоминающую широкую лавку. На ней, покрытый серым одеялом, лежал молодой парень лет двадцати с бледным лицом. Я откинул одеяло. Левая нога была неумело забинтована. Сквозь материю хорошо просматривался толстый металлический предмет, примерно миллиметров двадцать в диаметре. Эта железка никак не может быть стеновой арматурой, металл еще не используют для придания прочности стенам, наверняка железяка обломок какой-то машины или пушки.