Лекарь-воин, или одна душа, два тела

Далее по ходу нашего движения располагался большой птичник, с загородкой для курочек и петушков. Он бросался в глаза обилием птицы. Подворье обнесено высоким деревянным забором, вдоль которого росли фруктовые деревья, украшенные белым цветом (вот, значит, скорее всего май на дворе, если только нахожусь на южных территориях проживания русскоязычных людей). Отлично, вот тебе, Васек, и куриный бульончик, и вареное яйцо, которое Эркюль Пуаро перед неспешным поеданием со всеми приличествующими блюду столовыми приборами кропотливо устанавливал с невообразимой точностью и тщанием в изящную серебряную подставку. Гадство, да я бы его со скорлупой сейчас, и без соли, и десяток, не меньше. Фу, ты, Вася, опять двадцать пять. Ну сколько можно, будет тебе и кофе и какао с чаем… Кстати, а как здесь с этими напитками? Хотя, понимаю, явно не повезет с чашечкой ароматного любого из этих напитков — теперь-то мне все это по возрасту и здоровью можно, но… Скоро все увижу. Мне уже было не так грустно, душа ученого человека требовала новых знаний и впечатлений.

Я с большим интересом рассматривал совершенно обычные вещи. Особенность у них только была одна маленькая — малюсенькая: возраст, время. То есть я ходил практически по музею под открытым небом. Кругом антиквариат, раритеты — для винтажных вещей все окружающее меня было староватым, так сказать. Пока я не знал, даже в дурном сне не предполагал о всех сюрпризах моей новой судьбы. Но на этом этапе мне хватало и таких приключений, которых я, как ранее рассказывал, был лишен в течении всей жизни. Что ж, буду наверстывать упущенное, пользуясь моментом. Узнай я все сразу — точно даже моя закаленная психика дала бы сбой по фазе. Всему свое время, всему свое время…

Мама завела меня в просторную и чистую избу, и, усадив на крепкую с виду лавку возле печки, наказала сидеть смирно, пока она мне принесет одежду. Да, неплохо бы одеться, а то сверкаю голым задом. Еще в сенях мой чуткий нос уловил запах приготовленной пищи, от чего урчание в животе усилилось многократно, такие рулады, что любо дорого послушать, а еще лучше — покормить.

Несмотря на недостаток света, с трудом проникавшего в маленькие мутные оконца, рассматривал мое новое жилье. Надеюсь, жить меня оставят здесь. Изба ухожена. В кухне чисто, от печи исходило тепло, выходит, в ней мама готовила пищу. Ну, а где ей еще готовить, ну ты, профессор, и выводы научные делаешь. Ну не в микроволновке же или электро-газовой плитке! Вот ты какой интересный, побыстрее освобождайся от стереотипов и вообще, поменьше вспоминай о своем времени. Хотя, как посмотреть, можно ведь и что-то заново изобрести полезное народу, не без выгоды для себя: ну, колесо там какое-нибудь или велосипед. Посмотрим. А что, надо устраиваться основательно, здесь я, видимо, надолго — Господь второй шанс на день-другой давать не будет. Надо оправдать столь высокое доверие! И побыстрее, пока Он не передумал. Не вставая с лавки, с трудом разглядел другую комнату. Ее кажется, горницей называют. С моего места видны только лавки и самотканые половики. Точно знаю, что в углу должны располагаться иконы, не раз видел подобное в кино и в домах пожилых людей.

Одели меня в безразмерные шаровары и длинную светлую, кажется льняную, рубашку. А вот обувь почему-то мама не выдала, и пояс не предложила, не положено, значит, есть тому какие-то причины — со временем узнаю.

— Дашка, иди — обедать будем, — громко позвала мама сестру, выйдя на крыльцо.

На обед мама подала, по всей видимость борщ или щи, я пока названий блюд не знаю, но по внешнему виду похоже. Каждому в миску мама положила по кусочку мяса курицы. Мне досталась часть голени. Удивился, обычно в старину все ели с одной большой миски, а здесь наливали каждому. Мама нарезала большие ломти черного, дурманяще пахнувшего, ноздреватого хлеба, вручила мне простую, без декоративной росписи или резьбы деревянную ложку. Такой я любил в своем времени наворачивать наваристую уху. Опять потянуло на воспоминания, как мы с женой и друзьями, наловив рыбки, около костра…эх…

Дашка с мамой начали читать молитву, а я только, как дурак, хлопал глазами, ну не знаю я молитв, ни одной. И абсолютно правильно поступал, из образа нужно постепенно выходить, как, если бы это было правдой, обезьяна когда-то якобы превращалась в человека.

Дашка взяла ложку, посмотрела на меня, и показала язык. Тут же ей в лоб прилетела мамина ложка, с пожеланием не баловаться за столом. А я почему-то мигом вспомнил бабушкину науку: «Когда я ем, я глух и нем».

Борщ и хлеб я проглотил за считанные секунды. Мама, покачав головой, снова наполнила мою тарелку и дала кусок хлеба. Теперь я ел не торопясь, пытался включить свои вкусовые рецепторы, установить, из чего вкуснятина приготовлена. То, что картофеля нет, я понял, но вот овощ, его напоминающий, присутствовал. Почувствовал привкус свеклы, лука, и еле уловимый запах копченого сала. Ну, конечно — это какой-то борщ — по одной из версий народной этимологии на старославянском языке свекла и называлась труднопроизносимо: бърщъ, хотя подтверждающих это документов вроде бы не имеется! А в щи никогда свеклу не кладут — свекла по-большому счету превращает щи в борщ. Примерно так я понимаю эти кулинарные тонкости и особенности. Хорошо, не бедная у меня семья, если едим сало, да и кухонная утварь с посудой подтверждают мое предположение. Запивали обед вкусным прохладным хлебным квасом янтарного цвета, слегка сладким, с каким-то медовым вкусовым оттенком — очевидно мама подслащивает квасок медом — тоже отлично!

— Даша, помоешь посуду, а мы с Васильком сходим в церковь, — строго распорядилась мама. — Когда вернусь, пойдем на огород грядки полоть, а то, не дай Бог, зарастут бурьяном и не найдем мы там ни морковки, ни бурячка, ни лучка, вообще ничего.

— Хорошо, мама, — послушно ответила сестра и, пока мать не видела, показала мне язык.

Ответил ей тем же, но молча. А что, надо соответствовать легенде прикрытия. Назвался груздем — полезай в кузовок.

В церкви было тихо и прохладно. Пахло ладаном — этот запах мне знаком, наверное, этим запахом пропиталось все здание церкви.

К нам вышел дородный чернобородый священник, в черной до пола рясе и в черной скуфье на голове. Священник перекрестил маму, а она — поцеловала ему руку.

— С чем пожаловала, Наталья? — густым басом спросил священник.

— Батюшка Павел, свершилось чудо, мой Василек неразумный заговорил, — быстро ответила мама.

— На все воля Господа нашего. А как случилось сие чудо?

— Я сама не видела. Дети на Резвой рыбу удили. Там их дождь и застал. Дочка говорит, что головы Василька коснулось копье Перуна. Одежда на нем вся погорела. После чего Василек ругаться начал последними словами, но я не верю, он не знает этих слов. А когда приласкала сыночка, то увидела на голове обожженное пятно, а все тело чистое.

— Думаю, то не копье языческого бога было, — священник перекрестился, — а длань Господня. — Ты молилась за своего неразумного сына, потому Господь и внял твоим мольбам.

Отец Павел подошел ко мне ближе. Посмотрел внимательно мне в глаза, повертел в разные стороны, обратил внимание на мою голову.

— Ну, отрок, молви, что знаешь, — приказал священник.

— Васька, мама, Даша, — выдал я, и показал язык отцу Павлу.

— Добре отрок, но язык показывать мне без надобности. Ты меня понял?

Я пока еще не совсем умный, мне кивать головой и отвечать рано, я просто спрятался маме за спину.

— Раньше я за ним такого страху не замечал, — пробасил отец Павел. — Обычно Василий стоял, не реагировал на слова, смотрел неизвестно куда и шел, куда вели.

— Он ел дома не сам, я ему всегда помогала. А сегодня две миски борща с курицей и двумя ломтями хлеба съел, как за себя бросил. Ложкой орудовал так умело, не скажешь, что увечный.

— Поправится твой сын, я в его глазах более безумия не вижу.

— Батюшка, я, когда молилась, обещала Богу, что если сыночек поправится, то отдам его Господу в услужение. Как мне теперь быть?

— Слова сказаны, они дошли до ушей Господа, отказываться не имеешь права. Делай, что обещала. Да и трудно тебе с двумя детьми без мужа.

— Второй год пошел, как пропал мой Иван в походе на ногайцев. Я уже все слезы выплакала. Землю отдала старшему брату мужа в пользование, он мне зерно и овощи за это по осени запасает. Живности у нас хватает, не бедствуем. Огород хорошо родит. Дочка мне его в порядке содержать помогает. Один Василек был хворым.

— Ты, Наталья, ступай, помоги моей матушке, а я над Василием почитаю молитвы. А где его крест нательный?

— На шее серебряный крестик висел, где и положено, сейчас посмотрю.

Мама распахнула мою рубаху.

— Матерь Божья, — воскликнула мама глядя мне на грудь. — Посмотрите, батюшка.

Отец Павел заглянул и провел пальцем по моей груди. Я почувствовал только прикосновение его пальцев к ожогу в форме распятия.

— Да, Наталья, знак Иисуса на теле сына говорит о том, что Господь принял твои молитвы и просьбу о принятии Василия в услужение. Тогда поступим так. Сейчас у нас конец травеня (а ведь я сразу угадал месяц, значит прав и в том, что где-то я в южной части России!), в начале осени отправлю твоего сына в монастырь к отцу Ионе, он собирает под свою руку всех обездоленных и сирот. Посмотрим, может быть из Василия хороший человек вырастет, долго он пребывал в омуте безумия. Ты до осени учи его словам и делам разным, да корми хорошо, а то что-то тощий какой-то он у тебя. Не в коня, что ли ранее был корм?