Лекарки тоже воюют 2

Все было просто, обоснованно и логично. Но при этом страшно. Сколько же нужно было испытать горя и перенести страданий, чтобы выработались подобные условные рефлексы: оказывать помощь раненым под бомбежками, забыв о страхе и ни на секунду, не задумываясь о близкой смерти?

Получалось, мы так и продолжали жить с оглядкой на наше страшное прошлое.

– После войны прошло уже больше трех лет, а она все еще не отпускает меня, - теперь наступила моя очередь признаваться в своих потаенных страхах. Начав говорить, я уже не мог остановиться: – Днем я с головой погружаюсь в повседневные заботы и, кажется, что становится легче. А вот ночью сны возвращают меня назад, снова наполняя болью, напоминая о страшных потерях среди друзей. На фронте думал, что после окончания войны будет проще: нужно только вернуться живым домой, и тогда все страхи исчезнут. Но оказалось, что дома мы чужие. Я это отчетливо понял тогда, на школьной парковке. Помнишь?

– Помню, - тихо ответила мелкая, прижавшись к моему плечу. – И своими мы для них никогда не станем, впрочем, как и они для нас!

Я боялся шелохнуться, чтобы случайно не нарушить невинную близость со своей феей. Мы понимали друг друга с полуслова. Мне было радостно от того, что Син разделяла со мной эти мысли.

– Уходя в очередной поиск, я всегда себе загадывал, что если вернусь, если выживу, то осуществлю огромное количество своих задумок, воплощу в жизнь все свои мечты. Мне казалось, я взлечу ввысь, оставив под собой все страхи, боль, кровь, смерть, и обязательно буду счастлив! – делился я своими самыми сокровенными мыслями.

– И что же мешает тебе парить над облаками? – еле слышно спросила малышка.

– Сломанные крылья! – уже ничего не страшась, признался я. – Разочарование - это самый страшный удар, который нанесли мне близкие люди. Я мечтал вернуться домой героем, а оказалось, что меня считают убийцей. Делился воспоминаниями о войне, а натыкался на непонимание или, еще хуже, презрение. Мне кажется, что теперь у меня из спины торчат уродливые культяпки, которые никогда не превратятся обратно в крылья, и я больше никогда не смогу летать! А буду доживать свой век, как пресмыкающееся, ползая на брюхе.

– Ты поэтому ушел из университета и перевелся в военную академию? – обеспокоенно заглядывая мне в глаза, спросила Син.

– Да, здесь некому бросать на нас косые взгляды. Большинство ребят - такие же, как я и мои парни, фронтовики, - продолжал рассказывать ей, осознавая, что становится легче на душе.

Мелкая вдруг отстранилась, и меня обдало волной сожаления. Син же совершенно этого не заметила, а вдруг сосредоточенно стала расплетать свою длинную косу. Ее тонкие пальцы скользили среди светлых прядей, расчесывая густую гриву. Она плавным движением откинула волосы назад, и белокурые локоны заструились по ее спине, переливаясь в свете луны непокорными волнами. Не произнеся ни слова, она провела рукой по своей шее и, подхватив золотистый шелк своих волос, осторожно накрыла ими мои плечи. Водопад волос Син укутал меня, словно плащ, непостижимым образом закрыв от всех страхов и терзаний.

– Что ты делаешь? – мой голос дрогнул, озвучить свой вопрос я смог едва слышным шепотом.

– Ты же сам говорил, что мечтаешь взлететь! – усмехнулась на мою несообразительность мелкая. – Думаю, смогу помочь тебе в этом.

Взяв в ладонь светлую прядь, я любовался ее блеском, наслаждался мягкостью. Поистине, лучшее украшение для женщины – это волосы, подаренные ей Видящим. Поднеся локон к лицу, я с упоением вдохнул запах полевых трав.

Беличьи хвостики в причёске, блаженная улыбка на губах, чуть прикрытые глаза и раскинутые в стороны, словно крылья птицы, руки. Цветные картинки, навсегда впечатавшиеся в память, пронеслись у меня перед глазами. Син знала толк в полетах!

– Боюсь, что даже самые талантливые лекари не смогут вылечить мои «култышки» и вернуть им прежний размах, - грустно усмехнулся я.

– Ты прав, ни один лекарь не в состоянии заново отрастить тебе крылья, - спокойно согласилась она со мной, хотя в ее согласии подразумевалось огромное «НО». – Но я не лекарь, а лекарка! Женщина! Я подарю тебе СВОИ!

Син произнесла это тихо и уверенно, словно давно все для себя решила. Я смотрел на нее, не отрываясь, ища подвох. А его не было! Она дарила мне свои крылья и отпускала в полет, ничего не требуя взамен.

– Так просто? – не поверил я и застыл.

Син осторожно убрала руку с моего плеча, и, вытащив из пачки сигарету, ответила:

– А просто, Явуз, уже не будет. Теперь у тебя не останется отговорок и оправданий! Теперь ты обязан осуществлять свои задумки, воплощать мечты!

Меня охватило странное волнение. Вдруг показалось, будто я действительно ощутил не шелк женских волос, лежавших на моих плечах, а тяжесть огромных крыльев за спиной, готовых в любое мгновение раскрыться и унести меня высоко в ночное небо. Пьянящее чувство полной свободы, всемогущества, непобедимости кружило голову.

Увидев, что мелкая прикуривает сигарету, я, охваченный смятением, жестом попросил одну для себя. Выполнить мою просьбу она не спешила. Глубоко затянувшись, Син замерла, наслаждаясь действием никотина. Ее пристальный взгляд долго изучал мое лицо и в итоге остановился на губах. Чуть приоткрыв рот, она пустила тонкую струйку дыма мне в губы. Я смотрел на нее, словно зачарованный, и с жадностью вдохнул дым, задурманивший мое сознание.

В этот момент я потерял себя. Все мое естество тянулось к этой девушке, я тонул в зелени ее глаз, был очарован запахом кожи и жадно желал узнать сладость сводящих с ума губ. Выдохнув подаренный феей дым, я стал медленно приближаться к ее лицу, боясь спугнуть прекраснейший в моей жизни момент. Син не отстранилась, она ждала, когда же я преодолею последние миллиметры, что еще были между нами, и поцелую. Легкий румянец выдавал ее волнение. В глубине глаз цвета спелой зелени я смог прочитать отчаянно скрываемую страсть. Все внутри меня ликовало! Моя Син отозвалась на мой молчаливый призыв!

Наши дыхания смешались, губы едва соприкоснулись… Внезапно раздалась пронзительная трель телефонного звонка. Син вздрогнула от неожиданности, моргнув несколько раз. Все волшебство момента тут же схлынуло. На автомате нажав кнопку, мелкая поднесла телефон к уху.

– Ребенок, у тебя все хорошо? Мне снятся такие плохие сны! – громко тараторила в трубку госпожа Данейра.

– Не стоит беспокоиться, мама, у нас в последнее время стало значительно веселей, но не случилось ничего, что могло бы нас с тобой удивить, - отстранившись от меня, туманно ответила лекарка.

Было странно слышать подобный ответ. Я вдруг понял, что в разговорах с матерью Син ни разу не соврала ей, но и тревожных фактов она умело избегала.

– Тогда отчего же мне снятся такие жуткие кошмары? – продолжала переживать госпожа Данейра.

– Оттого, что кто-то покушал на ночь много вкусного! – у Син даже почти получилось искренне рассмеяться.

– А причем тут мой возросший аппетит? Почему мне нельзя кушать на ночь? Что мне остается делать, если Контера почти каждый день вызывают во дворец. И я вынуждена страдать от одиночества! – обиженно проговорила старшая лекарка.

– Почему это стало вызывать у тебя столь бурную реакцию? Контер и раньше пропадал во дворце на совещаниях, – пыталась успокоить мать мелкая.

Но ее аргументы не возымели должного действия, госпожа Данейра продолжала капризничать:

– Раньше я не ждала ребенка! Сейчас же, как никогда, мне требуется его забота и внимание!

– Уверена, скоро все изменится, и Контер перестанет тебя огорчать, - произнесла мелкая ровным голосом, заканчивая разговор и нежно прощаясь со своей расстроенной родительницей.